Питирим Александрович Сорокин

 

 

Дальняя дорога

Автобиография

 

Date: 6-31 мая 2003.

Изд: П. А. Сорокин. Дальняя дорога: Автобиография (Предисл. и примеч. А. В. Липского). М., "Московский рабочий; ТЕРРА", 1992

Пер: с английского А. В. Липского

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)

 

Полный текст см. в Библиотеке Александра Белоусенко

http://www.belousenko.com/wr_Sorokin.htm

 

REM: Особое значение имеют главы автобиографии, посвященные изучению созидательных способностей человека (гл. 14-17), деятельности Гарвардского Исследовательского центра по созидающему альтруизму под руководством П. Сорокина (гл. 15).

 

 

 

Глава четырнадцатая. ПОСЛЕДУЮЩИЕ ГОДЫ В ГАРВАРДЕ

 

(...)

Постепенно, с укреплением дружеских связей между мной и частью гарвардских преподавателей, росла и оппозиция моим теориям и мне самому как человеку из другого лагеря. В Гарварде, подобно многим университетам, профессоры, студенты и представители администрации имели разные взгляды на идеологию, политику, философию, религию, художественное творчество, этику и социальные проблемы, что и определяло их разделение на соперничающие группировки. Каждая из них, организованная как клуб, ассоциация или клика, стремилась, естественно, поддерживать всех тех, кто разделял ее кредо, и критиковать тех, кто придерживался противоположных взглядов. Если подобные знаки одобрения или неодобрения ограничиваются чисто интеллектуальной поддержкой близких по духу идей, убеждений и ценностей и чисто интеллектуальной критикой противоречащих чьей-либо позиции взглядов, то от этого все только выигрывают. Меня не удивляло противодействие моим теориям. Будучи социологом-психологом, я прекрасно понимал, что многие мои теоретические построения весьма отличались от идейных представлений некоторой части гарвардских профессоров и студентов. Я бы даже сказал, не просто отличались, а прямо противоречили им. С политической точки зрения, по определению Генри Адамса, я подпадал под категорию "консервативный христианский анархист". Не присоединяясь ни к одной из существующих партий (к политическим анархистам, естественно, тоже), я резко критиковал республиканцев, равно как и демократов, коммунистов и социалистов. Студентами социологического факультета были, например, Франклин Д. Рузвельт-младший и Джон Рузвельт. Уж они-то наслушались от меня немало критики в адрес политики их отца, не говоря уже о прочих политических лидерах. Сам человек верующий, но на свой особый манер, я не принадлежал к какой-либо институционализированной религии. Не разделял я и восторгов различных спортивных болельщиков и энтузиазма приверженцев быстро меняющихся социальных причуд и модных поветрий. В отношении ко всему этому я скорее был независимым нон-конформистом со своими собственными теориями, убеждениями, стандартами поведения и ценностными ориентациями, которые считал более истинными, универсальными и прочными, чем преходящие, мелкие и быстро устаревающие ценности и идеологические привязанности многих моих коллег и студентов.

Поскольку мне удавалось излагать свои взгляды ясно и убедительно, было вполне естественным, что в оппозицию мне стали те, для чьей философии мои идеи представляли опасность. До тех пор, пока столкновение мировоззрений оставалось на чисто идеологическом уровне, не переходя на личности, как, к счастью, оно и было, я всей душой приветствовал борьбу мнений и получал от нее удовольствие. Как правило, все нон-конформистские и пионерные идеи вызывают поначалу определенное сопротивление и критику, поэтому, когда видные ученые именно так оценивали мои взгляды, умеренное или жесткое сопротивление им было неизбежным, и я ждал его. Это в общем-то не мешало мне. Если критика глупа, она только подтверждает правильность моих идей. Если критикующие указывают на ошибки, это убеждает меня отказываться от ошибочных положений в теории. В любом случае я выигрываю от критики, поэтому редко пренебрегаю ею.

(...)

 

ДАЛЬНЕЙШАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ПУБЛИКАЦИИ

 

Поскольку, по моему же шуточному определению, профессор — "это механизм, испускающий звуковые волны и статьи", я продолжал добросовестно выполнять эти профессиональные обязанности и после публикации "Динамики". Темы моих следующих книг частью были связаны с катастрофой мировой войны и прочими бедствиями, свалившимися на человечество в 1940-е годы, а частью — с намерением завершить шлифовку интегральной системы философии, социологии и психологии, т. е. собственного интегрального мировоззрения и системы ценностей. Движимый этими интересами, я подготовил и опубликовал за десять лет, не говоря о многочисленных статьях, следующие книги: "Человек и общество в эпоху бедствий" (1942); "Социокультурная причинность, пространство, время" (1943); "Россия и Соединенные Штаты" (1944); "Общество, культура и личность. Их структура и динамика: система общей социологии" (1947); "S.O.S. Смысл нашего кризиса" (1951).

Пожар второй мировой войны и другие катастрофические события не удивили меня. С конца 1920-х годов в своих лекциях в "Социологии революции", "Социальной мобильности" и особенно в "Динамике" я предсказывал их в общих чертах и неоднократно предостерегал беспечно веселящееся, оптимистичное и декадентствующее бездуховное общество Запада о неминуемых войнах, кровавых революциях, разрушениях, обнищании и пробуждении в человеке зверя. Мой диагноз и предупреждения были в то время "гласом вопиющего в пустыне". Многие коллеги, студенты и критики называли эти предсказания "бредом сумасшедшего" и "полной чушью". Когда разразилась вторая мировая война, кое-кто из них говорил мне: "Черт возьми! Вы оказались правы!"

Точность предсказаний не обрадовала меня, наоборот, эти катастрофы повергли меня в уныние и заставили острее ощутить трагичность человеческой жизни, в чем я уже имел возможность убедиться ранее на собственном опыте. Понимая, что потребуется определенное время и известные усилия для облегчения страданий и преодоления "мерзости запустения", вызванного войной, я сознательно продолжал свои исследования и писал научные работы, полагая это лучшим противоядием от моего депрессивного состояния. Война и другие катастрофические события подвигли меня на изучение схожего влияния голода, эпидемий, кровавых революций и войн на ментальность и поведение людей, охваченных этими бедствиями, на экономику, политику и институт семьи, на социальную мобильность людей, их нравственность, веру, эстетические интересы и творческие способности. Результаты исследования были опубликованы в книге "Человек и общество в эпоху бедствий". Сформулировав общие закономерности во всех исследованных областях общественной жизни, в том числе "закон религиозной и нравственной поляризации" и "общее правило усиления военизации социальной жизни правительством при возникновении катастрофических ситуаций", я хотел показать, какие изменения ждут нас впереди.

К несчастью, слишком мало простых людей услышали эти предупреждения. Большинство, ведомое невежественными политиками и эгоистичной властной элитой, едва ли обратило внимание на них. Действия их по-прежнему безнадежно глупы: вместо предотвращения катастроф они увеличивают вероятность возникновения бедствий. Не считаясь с миллионами человеческих жизней, потерянных напрасно в мировых войнах и прочих военных конфликтах и революциях, умерших от голода и эпидемий; несмотря на гигантскую растрату природных ресурсов и национального богатства, эти слепые пастыри слепого человеческого стада не дали людям ни прочного мира, ни реальной безопасности, ни истинной свободы. Не создали они и справедливого, гармоничного и благородного общественного устройства. Вместо этого они высвободили гибельные силы — ненависть, массовые убийства, всеобщее помешательство, тиранию, — и поставили человечество на грань апокалиптического самоуничтожения.

Мировая война и ее последствия послужили толчком к написанию также и книги "Россия и Соединенные Штаты". В этой весьма интересной книге я выделил сходство и различия между людьми, социальными институтами и культурами двух наций, кратко проследил их дружественные взаимоотношения на протяжении всей истории Соединенных Штатов, кратко обрисовал взаимно дополняющий характер двух этих стран и показал отсутствие серьезных столкновений их жизненных интересов. Моей практической целью при создании книги было побудить обе страны и их лидеров продолжить взаимовыгодное сотрудничество и предостеречь об ужасных последствиях замены такого сотрудничества политикой конфронтации, "холодной" или "горячей" войной. Хотя книга привлекла к себе большое внимание и была опубликована также в Англии, Японии и Португалии, мои советы и предупреждения оказались в основном проигнорированы, и в первую очередь политиками и властной элитой обеих стран. Движимые своими узкогрупповыми интересами, которые едва ли осознаются, политики и элита развязали фатальный конфликт сразу же после заключения хрупкого перемирия. После начала этого, словно нарочно подстроенного нечистой силой конфликта самоубийственная политика обоих государств, а позднее обоих военных блоков становилась все более гибельной, разрушительной и катастрофичной по своим последствиям, пока не поставила под вопрос само выживание всего человечества. Всеобщая гибель в огне угрожает теперь каждому из нас, и огонь этот может вспыхнуть в любой момент.

Во всей человеческой истории едва ли найдется другой столь же критический период с точки зрения сохранения жизни на земле, столь же пораженный безумием людских масс и особенно элит, столь же отмеченный превращением человека в худшего из зверей исторический момент, как нынешний. Человек-убийца, человек-разрушитель принес смерть своим телу, духу, культуре и прекрасной мечте. Agnus Dei gui tollis peccata mundi miserere nobis! Dona nobis pacem! (* Агнец Божий, искупающий грехи мира, помилуй нас. Даждь нам мир (лат.) — цитата из реквиема. *)

Так, отдав дань катастрофам нашего времени, в более спокойном состоянии души я продолжил работу над моей интегральной системой социологии и ее основными понятиями. Результаты работы опубликованы в книгах: "Социокультурная причинность, пространство, время" и "Общество, культура и личность: их структура и динамика. Система общей социологии". Обе работы задумывались не как учебные пособия для студентов, а как монографии, предназначенные ученым. Они оказали значительное влияние на психосоциальную мысль своего времени, да и сегодня эти книги далеко не забыты. "Общество, культура и личность" уже опубликована в переводах на испанский, португальский, японский и язык хинди. Американское издание обеих книг было распродано за несколько лет и переиздано в 1962 году. Сейчас они, вероятно, стали много доступнее социологам, чем раньше.

Я рад, что смог все-таки увидеть эти свои работы опубликованными. Даже когда писал "Общество, культуру и личность", уже после окончания войны, постоянно возникающие новые бедствия и весьма критическая ситуация, в которой оказалось человечество в целом, расстраивали меня и серьезно мешали завершению книги.

Беспокойство мое было столь велико, что в 1945 году я решил — после окончания работы над этим трактатом — все свое время посвятить изучению средств и способов предотвращения неминуемого уничтожения человека как вида в ходе современного гибельного кризиса. Старая пословица "Primo vivere, deinde philosophare" (* Сначала жить, потом философствовать (лат.). *), применительно к человечеству, вероятно, объяснит причины такого решения.

Приняв его, я ускорил завершение написания книги "Общество, культура и личность", а затем начал ориентироваться в новой для себя и еще мало изученной области. Эти предварительные исследования в конце концов привели меня к учреждению Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму и к новому этапу в моих занятиях наукой, описанным в следующей главе автобиографии.

 

Глава пятнадцатая.

ГАРВАРДСКИЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ПО СОЗИДАЮЩЕМУ АЛЬТРУИЗМУ

 

УЧРЕЖДЕНИЕ ЦЕНТРА

 

Здесь не место объяснять в деталях, как и почему в процессе моих предварительных исследований я сосредоточился на феномене способов проявления и возможностей бескорыстной, созидающей любви. Собственно говоря, мое внимание к этой проблеме явилось логическим результатом теоретических положений, выдвинутых в моей "Динамике" и касающихся характера современного кризиса — его причин, последствий и путей преодоления. Может быть, нижеследующий отрывок из доклада о работе Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму и выдержка из моего приветственного обращения на открытии XVIII Международного социологического конгресса в 1958 году, могут частично объяснить, почему я занялся этой проблемой и какова ее связь с анализом и прогнозами, содержащимися в "Динамике".

"В основу создания центра были положены два основных предположения, очевидные сами по себе и не требующие поэтому специального подтверждения. Первое заключается в том, что ни один из существующих рецептов, как избежать международных военных конфликтов и гражданских войн или других форм кровавых межчеловеческих усобиц, не может не только уничтожить, но даже заметно уменьшить эти конфликты. Под такими популярными рецептами я подразумеваю прежде всего уничтожение войн и конфликтов политическими средствами, особенно вследствие демократических политических преобразований. Даже если завтра весь мир станет демократическим, все равно войны и кровавые стычки не исчезнут, поскольку демократии оказываются не менее воинственными и неуживчивыми с соседями, чем автократические режимы. Ни Организации Объединенных Наций, ни мировое правительство не способны дать длительного мира, международного и внутри отдельных стран, если только образование этих органов не будет подкреплено значительным увеличением альтруизма отдельных личностей, групп, институтов и культур.

То же самое относится и к образованию в его современном виде. Завтра все взрослые в мире могут стать докторами наук, и все равно войны будут продолжаться. С десятого столетия до двадцатого образование претерпело огромные изменения: число учебных заведений всех типов, процент грамотных, количество научных открытий и изобретений росли систематически и очень быстро, и все-таки войны, кровавые революции и мрачные преступления не исчезли. Напротив, в наиболее развитом с научной точки зрения и самом образованном XX веке они достигли самого высокого уровня и превратили это столетие в самое кровавое из всех предшествующих двадцати пяти веков греко-римской и европейской истории.

То же можно сказать и о религиозных средствах, если под религией понимать чисто идеологическую веру в Бога или символ веры любой другой мировой религии. Одно из доказательств этого дало наше исследование 73 бостонцев, обращенных в веру двумя известными евангелистами-проповедниками. Из этих семидесяти трех человек после обращения только один изменил свое фиксируемое визуально поведение в сторону большей альтруистичности. Тридцать семь новообращенных слегка изменили свои речевые реакции, стали чаще повторять слова: "Прости, Господи", "Во славу Господа, Иисуса Христа" и тому подобные выражения, но их поведение не претерпело изменений. У остальных новообращенных ни речь, ни внешнее поведение не изменились. Если под религиозным возрождением и "нравственным разоружением" понимать такую трансформацию идеологических убеждений и речевых реакций, то это не принесет людям мир и не уменьшит вражду между ними, поскольку изменение объекта веры или речевых реакций представляет собой в основном дешевое самоудовлетворение для психоневротиков и псевдорелигиозных ханжей.

То же относится и к коммунистическим, социалистическим и капиталистическим экономическим мерам, к научным, художественным, критическим и другим способам установления и поддержания прочного мира в человеческой вселенной, если эти средства не подкреплены растущей альтруистичностью отдельных людей и целых групп. В моей книге "Восстановление гуманности" (1948) я привел минимальное число доказательств для подтверждения этих положений.

Итак, первое наше предположение до определенной степени подтверждается существующими индуктивными доказательствами: без значительного увеличения бескорыстной, созидательной любви (*) во внешне проявляемом поведении, межличностных и межгрупповых взаимоотношениях, в общественных институтах и культуре в целом, прочный мир и гармония между людьми невозможны.

 

(* Так, как это идеально сформулировано в "Нагорной проповеди". *)

 

Второе предположение заключается в том, что эта бескорыстная, созидательная любовь, о которой мы знаем все еще очень мало, потенциально является огромной энергией — настоящей misterium tremendum et fascinosum (* Тайна великая и завораживающая (лат.). *) — при условии, что мы знаем как производить ее в изобилии, как аккумулировать и как использовать. Другими словами, если мы знаем, как сделать людей и группы людей более альтруистичными и созидающими, чтобы они ощущали себя, вели себя и мыслили, как настоящие члены человечества, объединенного в одну крепкую и дружную семью. С этой точки зрения любовь оказывается одной из самых высоких энергий, заключающей в себе необычайные созидательные и терапевтические возможности.

Исходя из таких двух гипотез центр и начал научное изучение этой неизвестной или малоизвестной энергии. С самого начала мы представляли себе гигантское несоответствие между нашими ограниченными возможностями и скудными материальными ресурсами, с одной стороны, и колоссальной сложностью этой проблемы, с другой. Мы понимали и понимаем, что наш вклад в изучение этой проблемы не больше, чем капля в море. Но поскольку правительства, крупные фонды, фирмы и организации, а также лучшие мозги увлечены в основном изобретением все более разрушительных средств уничтожения человека человеком, то кто-нибудь, когда-нибудь и как-нибудь должен в противовес этому заняться изучением феномена бескорыстной любви, неважно, насколько не соответствуют его возможности такой задаче или насколько низко оценивают коллеги его участие в этом "глупом проекте".

В последние десятилетия наука открыла несколько новых областей, подлежащих разработке и использованию человеком. Зондаж субатомного мира и использование ядерной энергии — только два примера таких новых открытий. Может быть, последняя область, подлежащая разработке, — таинственная сфера альтруистской любви. И хотя сейчас ее изучение находится в самом начале, оно, похоже, станет самой важной областью будущих исследований: тема бескорыстной любви уже поставлена на повестку дня истории.

Перед первой мировой войной и последующими катастрофами XX века наука в основном избегала этой темы. Считалось, что феномен альтруистской любви относится к религии и этике более, чем к науке. Любовь к ближнему была прекрасной темой для проповеди, но не для исследования или лекций в университете.

Все последовавшие после 1914 года бедствия и сохраняющаяся угроза новой самоубийственной войны радикально изменили ситуацию к сегодняшнему дню. Они дали импульс научному изучению бескорыстной любви. Те же бедствия привели к полному пересмотру многих теорий, считавшихся научными, и особенно тех, которые объясняли причины и предлагали средства предотвращения войн, революций и преступлений".

Эти выдержки, надеюсь, помогут читателям составить представление, почему моя ориентация на подобные проблемы привела меня к изучению "таинственной энергии бескорыстной, созидательной любви" и, вслед за этим, созданию Гарвардского исследовательского центра по созидательному альтруизму.

 

ОСОБАЯ РОЛЬ ЭЛИ ЛИЛЛИ

 

Когда я начинал исследования, то предполагал, что буду проводить их в одиночку, без привлечения ассистентов и финансовой помощи со стороны. Так я выполнял практически все мои исследования в университетах Миннесоты и Гарвардском, за исключением тех, что выполнялись в рамках проекта по социокультурной динамике. Мне не хотелось просить финансирования моих исследований у каких бы то ни было фондов, правительства и даже у университета. Наверное, я принадлежу к той разновидности ученых, которую называют "волками-одиночками". Такие люди при необходимости могут сами без помощи персонала и научных сотрудников, а также без финансирования делать свою работу. В какой-то мере, пусть и с небольшими оговорками, я могу повторить слова Альберта Эйнштейна о нем самом: "Я — лошадь, везущая воз в одиночку; не приспособленная ни для работы в тандеме, ни для совместного группового труда, поскольку я слишком хорошо знаю: чтобы достичь определенной цели, думать и командовать должен непременно только один человек". Конечно, если мне предлагали финансирование или помощь ассистентов и сотрудников, я был рад получить их, как это было, например, при работе над "Динамикой". Зная, однако, существующую политику больших фондов, предоставляющих финансовую поддержку в основном, а зачастую и только коллективным исследовательским проектам, вписывающимся в рамки интересов этих фондов, правительства или университетов; зная также, кто в этих организациях реально решает вопрос финансовой помощи, я был уверен, что, обратись я за финансовой поддержкой для изучения "созидательной, бескорыстной любви", мне бы отказали, оценив проект как совершенно нелепый. Имея представление о том, какого типа исследования предпочитают финансирующие организации, я часто предупреждал молодых ученых, собиравшихся подать заявку на субсидию для своих действительно важных исследовательских проектов, не ждать со стороны фондов благосклонного отношения. "Если бы Платон сегодня написал свою "Республику", вернее какую-то часть ее, и подал заявку на финансирование для завершения работы, уверен: ему бы отказали под предлогом того, что его "Республика" совершенно ненаучная спекуляция", — говорил им я. Вдобавок, будучи по природе упрям, я ценил независимость и свободу мыслить слишком высоко, чтобы приспосабливать мои научные интересы к интересам менеджеров этих фондирующих институтов. Более того, я доказал себе и другим, что могу создавать кое-что значительное, и уж, конечно, более важное, чем куча исследований, щедро поддерживаемых фондами, создавать практически без помощи деньгами или людьми. Я доказал это на своем личном опыте, но могу сослаться на подобный опыт многих великих творцов — ученых, философов, писателей, художников, основателей новых религий и этических систем, чьи достижения также не были поддержаны деньгами или людскими ресурсами. Об этом я неустанно напоминал моим коллегам, которые беспокоились о получении такой помощи. "Корреляция, — говорил я, — между количеством денег, затраченных на исследовательский проект, и значимостью результатов очень низка, часто даже отрицательна. Многие миллионы долларов, выделенные в поддержку излюбленных фондами коллективных проектов, особенно в области психосоциальных наук, в основном растрачены впустую, т. е. эти проекты дали слишком мало действительно значимых результатов".

В таком настроении я решил заняться своим "глупым проектом", как только завершу книгу "Общество, культура и личность". Однако еще до окончания работы над книгой, в один зимний день 1946 года, я получил письмо, в котором, безо всяких на то ходатайств с моей стороны, предлагались значительная сумма для оплаты работы ассистентов в рамках исследований по моему "глупому проекту", а также, через посредничество фонда, сотрудничество целого ряда известных и молодых ученых. Автор письма писал мне, что, прочитав мои труды, он считает меня одним из немногих ученых, способных плодотворно исследовать проблемы нравственного и интеллектуального обновления растерянного и деморализованного сегодня человечества. Он, со своей стороны, будет рад оказать такому исследованию финансовую помощь, причем первый чек на 20 тысяч долларов он вышлет, как только я приму его предложение. В своем письме он не употреблял слова "альтруизм", "бескорыстная и созидающая любовь", но проблемы, на исследование которых он желал меня подвигнуть, по своему смыслу были идентичны тем, которыми я уже решил ранее заняться. Письмо заканчивалось подписью: "Эли Лилли".

Тогда я не знал, кто такой Эли Лилли, и поэтому спросил секретаря:

— Кто этот необычный человек, который, и в глаза не видел меня, а предлагает довольно большую сумму на мое исследование?

— О! Эли Лилли — глава крупнейшей фармацевтической корпорации, президент "Лилли Эндоумент" и один из филантропов и известнейших лидеров бизнеса США.

Это сообщение убедило меня, что удивительное предложение не было розыгрышем. Сделанное известным человеком, оно требовало от меня тщательного размышления. Будучи супершотландцем и крайне щепетильным в отношении чужих денег, я посоветовался с президентом Гарвардского университета Джеймсом Конантом и некоторыми коллегами, прежде чем ответить на предложение. Президент Конант предложил мне посоветовать мистеру Лилли перевести деньги (20 тыс. долларов) Гарварду, а не на мой личный счет. В этом случае не надо было платить налоги с данной суммы. Хотя формально деньги были бы направлены Гарварду, в действительности же они полностью поступали бы в мое распоряжение для использования на нужды исследования. Я последовал совету и сообщил мистеру Лилли, что с благодарностью принимаю его щедрое предложение и прошу формально переадресовать его Гарвардскому университету.

Несколько дней спустя я получил чек от мистера Лилли на оговоренную сумму, который я тут же передал казначею университета для открытия специального счета оплаты моих ассистентов.

Вот так в мои руки попали значительные средства для поддержки исследований по альтруизму, попали без каких-либо просьб и потраченных на бюрократов нервов. В этой помощи, появившейся в самый нужный момент, было что-то от знака провидения. Всю жизнь я частенько испытывал такие удачи, получая подарки судьбы из непредвиденных источников в самые необходимые моменты. В этом смысле могу сказать вслед за Ганди: "Когда исчезает всякая надежда, я вдруг обнаруживаю, что помощь приходит, откуда не ждешь".

Закончив книгу "Общество, культура и личность", я начал ориентироваться на обширную и почти совсем неразработанную область исследований феномена альтруистской, созидающей любви. "Инвентаризация" имеющегося в этой области знания показала, что сия гигантская проблема оказалась, в основном, вне поля зрения современной науки. Хотя многие современные социологи и психологи рассматривают явления ненависти, преступлений, войн и умственных расстройств в качестве законных объектов научного изучения, они в то же время совершенно нелогично вешают ярлык теологической проповеди или ненаучной спекуляции на любое исследование феноменов любви, дружбы, героических поступков и творческого гения. Такая явно ненаучная позиция многих моих коллег есть просто выражение сосредоточенности на отрицательных, патологических и негуманных явлениях, типичных для дезинтегрированной фазы нашей сенсативной (бездуховной) культуры.

Несмотря на мою "идиосинкразию" к бездуховности, я упорно разрабатывал данную область между 1946 и 1947 годами. Результатом этого явилась моя книга "Восстановление гуманности", опубликованная в марте 1948 года. Уже вышли ее переводы с немецкого, норвежского, японского, испанского и хинди, кроме того, появились специальные (английское и индийское) издания. В этом труде я изучал и систематизировал основные имеющиеся способы предотвращения войн и кровавой вражды между людьми; показал неадекватность этих рецептов; выделил основные дефекты существующих социальных институтов, главных типов личности, культур и ценностей; описал исчерпывающий план, как и что необходимо перестроить, чтобы установить новый, более благородный и мирный порядок в человеческом сообществе; и в особенности выделил наиважнейшую роль в такой перестройке бескорыстной, созидающей любви.

В апреле 1948 года мне позвонил Эли Лилли, который приехал в Бостон. Он выразил желание встретиться со мной лично и пригласил пообедать с ним. Я с радостью согласился, так как очень хотел познакомиться со своим известным благодетелем. Так мы встретились. Его искренность, мудрость, здравый смысл и доброта произвели на меня самое благоприятное впечатление. За обедом я рассказал ему, что из выделенных денег потратил на подготовку книги "Восстановление гуманности" всего лишь 248 долларов. При таких темпах мне понадобятся годы, чтобы истратить его 20 тысяч. "Разве вы не можете расширить и ускорить дело?" — спросил он в ответ. Я сказал, что могу, но в таком случае мне потребуются миллионы долларов, чтобы собрать вместе лучшие ученые головы и нравственных лидеров — совесть нации, полностью загрузив их работой над этой главной современной проблемой. Если бы правительства, частные фонды и руководители стран действительно осознали, в какой критической ситуации находится человечество, они бы давно уже занялись ею. Вместо же этого недальновидные правительства и власть имущие элиты лихорадочно заняты подготовкой новой мировой катастрофы, выбрасывая миллионы долларов на деструктивные цели, впустую тратя национальные ресурсы и ежедневно бездушно принося в жертву жизни людей. Мистер Лилли сказал, что он не может дать мне миллионы, но "Лилли Эндоумент" и он лично могут предложить дополнительно 100 тысяч долларов на мои пилотажные исследования — по 20 тысяч в год на пять лет. Откровенно говоря, я был поражен щедростью данного предложения.

— Это такая необычно большая сумма, что прежде, чем дать вам какой-либо ответ, я должен обсудить вопрос с администрацией университета и коллегами. Через пару дней я отвечу вам. Сейчас я просто боюсь взять на себя ответственность за продуктивное использование такой уймы денег.

Мистер Лилли, прекрасно понимая мои сомнения, согласился подождать. Президент Конант и друзья определенно посоветовали мне принять щедрое предложение. Кроме того, президент Конант выдвинул идею создания Гарвардского исследовательского центра в данной области.

— Я знаю, что эти деньги даны для поддержки вашего исследования. Но вообразите, что я ушел с поста президента и избран новый руководитель. Он может и не знать о предназначении данной суммы, и у вас могут быть трудности с их использованием. Посему, что нам мешает основать специальный исследовательский центр при Гарвардском университете? Мы назначим вас его директором с правом полного распоряжения выделенным денежным фондом. Только ваша подпись будет действительна для казначея и финансового контролера университета. Вы сможете использовать фонд, как сочтете нужным.

Мне понравилось это предложение, и я сообщил мистеру Лилли о нем, а вскоре получил чек на 100 тысяч долларов и передал его казначею Гарварда. В феврале 1949 года Гарвардский исследовательский центр по созидающему альтруизму был официально открыт, я стал его директором, и мое время теперь было поделено между работой в центре и прямыми преподавательскими обязанностями.

Вот таким образом Эли Лилли и "Лилли Эндоумент" оказались движущей силой создания центра и его последующих исследований. Они никогда не вмешивались в деятельность центра, за исключением разве сердечного одобрения нашей работы да перевода дополнительно 25 тысяч долларов спустя что-то около десяти лет, когда полученные ранее деньги кончились. Эта новая сумма пошла на продолжение работы центра; публикацию материалов I международного конгресса по сравнительным исследованиям цивилизаций в Зальцбурге в 1961 году, президентом которого довелось быть мне; и на оплату приходящего на несколько часов в неделю секретаря для помощи в моей писательской деятельности и ведения корреспонденции, которая шла ко мне со всего мира.

В течение этих лет через письма и личное общение я узнал Эли Лилли гораздо лучше, чем при нашей первой встрече. Я узнал, что он является известнейшим лидером делового мира Америки, щедрым меценатом религиозных, научных организаций, различных учреждений искусства и культуры, других общественных институтов. Он получил немало почетных степеней от известных университетов, был президентом Исторического общества штата Индианы, крупным ученым и автором нескольких важных трудов, например: "Доисторические древности Индианы", "Шлиман в Индианаполисе" и др. Он также был организатором экспериментальной фермы для селекции и выращивания лучшей породы рогатого скота и сельскохозяйственных культур, хранителем и куратором старых, имеющих историческое значение зданий в Индиане, художником и искусным столяром-краснодеревщиком. Причем это только некоторые стороны его разнообразной деятельности и лишь малая часть его талантов.

Еще более замечательным в этом человеке была его теплая искренность. Несмотря на весьма важное положение и сильную занятость, он нашел время, чтобы, например, лично встретить меня в аэропорту Индианаполиса и затем в течение двух дней, проведенных в его великолепном особняке, посвятить много часов общению со мной. Его и миссис Лилли гостеприимство было действительно превосходно. Я упоминаю об этом, чтобы полнее показать образ моего спонсора и его жены. В конце концов, в Америке немного найдется руководителей такого ранга, готовых потратить столько драгоценного времени и энергии на простого, обычного профессора, которому помогли в его исследованиях. Я считаю, что мне по-настоящему повезло, когда я получил возможность наслаждаться привилегией дружбы с ними, их доверия и великодушного ко мне отношения. Встреча с этими людьми стала одним из наиболее значительных событий моей жизни. Если бы в так называемом капиталистическом обществе было больше таких капиталистов, как Эли Лилли, возможно, не понадобились бы и мощные антикапиталистические движения! Приношу благодарность Эли Лилли, его жене, а также мистеру и миссис Джошиа Кирби Лилли и Джошиа Кирби Лилли III за ту судьбоносную роль, которую они сыграли в деле основания исследовательского центра и его работе.

 

РАБОТА ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ЦЕНТРА

 

Что касается исследований центра, то я просто приведу выдержки из моего доклада о работе Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму, которые дают представление о характере нашей научной работы.

"За время существования центра наши исследования прошли два этапа или, можно сказать, велись в двух основных направлениях. Первый наш шаг состоял в описании и формулировании рабочего определения бескорыстной созидающей любви и выяснении, каково положение с изучением данной проблемы в современной науке. Эти труды были опубликованы в книге "Разработки в области альтруистской любви и альтруистского поведения: сборник статей" (1950), а также в моих работах "Восстановление гуманности" и "Альтруистская любовь" (1950). В сборнике статей делается попытка описать основные аспекты, формы и наблюдаемые проявления любви и показать место данной проблемы в современной науке и философии. Он открывается моим исследованием многомерного пространства любви в его физическом, религиозно-онтологическом, биологическом, этическом, психологическом и социологическом аспектах, с подразделением каждого аспекта на два, соответственно двум формам: любви плотской и любви платонической. Уделив основное внимание эмпирической, психосоциальной любви, исследование свело наблюдаемые и частично измеряемые аспекты эмпирической любви к пяти "измерениям": ее интенсивности, экстенсивности, продолжительности, чистоте и адекватности, и затем автор рассматривает взаимоотношения, ковариации и корреляции этих "измерений" друг с другом. В работе также ставится проблема производства, накопления и распределения энергии любви.

Последующие главы сборника содержат математическую теорию эгоизма и альтруизма. (Н. Рашевский); рассказывают о биологических основах и факторах, управляющих сотрудничеством, конфликтами, творчеством (М. Эшли Монтэгю, Тригант Бёроу, Тереза Броссе); о психологическом подходе к изучению любви и ненависти (Г. У. Оллпорт); о научных, философских и социальных основах альтруизма (Ф. С. Нортроп, Л. Дечесн); об альтруизме в психотерапевтических отношениях и интеракции в психбольницах (М. Гринблатт, X. Хичборн, Р. У. Хайд); об альтруизме среди студентов колледжей и детей в детском саду (П. Сорокин, Д. Коув); о парапсихологическом, экстрасенсорном восприятии и дружеских отношениях (Дж. Б. Раин, С. Д. Кан); о хороших взаимоотношениях на основе исследования электроэнцефалограмм отдельных обычных людей, убийц и людей, дружащих между собой (М. Гринблатт, Б. Ситтингер); знакомят с техникой эмоциональной интеграции (Свами Акилананда) и проблемами трудовой гармонии (Г. К. Зипф).

Моя книга "Альтруистская любовь" — это скромное предпредварительное исследование некоторых известных характеристик всех христианских святых (около 4600 персоналий, о ком удалось получить сведения) и пятисот современных американцев, которых люди считают хорошими соседями. Это, кстати, была первая "перепись населения" христианских святцев. Святые учитывались по таким характеристикам, как возрастной и половой состав, семейное положение, состав родительских семей, профессиональный, экономический, социальный статус, уровень образования и успеваемость, продолжительность жизни и состояние здоровья, путь, которым они пришли к святости, распределение по сельским и городским регионам, национальная принадлежность, распределение по странам, их политические взгляды и социально-групповая принадлежность и т. д. Вместе с этой переписью в исследовании изучались изменения всех этих характеристик, которые произошли со святыми как социальной группой за двадцать веков христианской эры.

Здесь можно упомянуть о двух-трех результатах, полученных на основе данной переписи. Во-первых, замечательна необычная продолжительность жизни и кипучее здоровье святых. Несмотря на аскетический образ жизни, которому следовало большинство из них, антисанитарные условия и частые физические самоистязания, средняя продолжительность жизни святых, включая и 37 процентов тех, кто умер мученически, не своей смертью оказывается намного большей, чем у их современников, и даже большей, чем у сегодняшних европейцев и американцев. Во-вторых, доля женщин-святых стабильно возрастает с первого по двадцатое столетие. Доля святых — выходцев из королевских и аристократических семейств, а позже и из буржуазии устойчиво снижается, а доля выходцев из низких и беднейших сословий росла на протяжении нескольких последних веков. Эти изменения отражают соответствующие перемены в социальной организации христианских обществ: растущее выравнивание положения женщин в сравнении с мужчинами, падение значения королевских фамилий и аристократии, затем снижение социальной значимости класса буржуазии и богатых слоев общества. Наконец, перепись показала, что после XVII столетия "воспроизводство" святых резко упало и достигло почти нулевой отметки в конце XIX — начале XX веков.

Подобным образом изучались и пятьсот живущих сегодня американцев-альтруистов. В конечном счете исследование дало некоторый конкретный материал о биологических особенностях, складе ума и характере святых и светских альтруистов в сравнении с таковыми у преступников, агрессивных эгоистов и подобных личностей.

На первом ориентировочном этапе нам также пришлось выполнить некоторые исследования по проблеме энергии любви. Если мы предполагаем, что это — энергия, то данная гипотеза нуждается в проверке. Исследования мы вели по разным направлениям и разными методами, начав с простого сбора известных исторических и личных свидетельств о фактах, говорящих за эту гипотезу, и кончая полуэкспериментальными и экспериментальными проверками гипотезы на студентах Гарварда, Рэдклифф Колледжа, пациентах Бостонской психопатической больницы, нескольких группах взаимно антагонистичных людей. Результаты этих исследований, опубликованные в моей книге "Виды любви и ее сила: типы, факторы и технические приемы нравственного перевоплощения" (1954), ввели в обиход достаточное количество доказательств того, что бескорыстная, созидающая любовь — это сила, которая, если пользоваться с умом: 1) может остановить агрессивные межличностные и межгрупповые стычки; 2) способна превратить отношения из враждебных в дружеские. Мы также доказали, что любовь вызывает любовь, а ненависть рождает ненависть; что любовь может реально влиять на международную политику и успокаивать межнациональные конфликты. Вдобавок к этому: бескорыстная и мудрая (адекватная) любовь является жизненной силой, необходимой для физического, умственного и нравственного здоровья; альтруисты в целом живут дольше эгоистов; дети, лишенные любви, вырастают нравственно и социально ущербными; любовь — это мощное противоядие от преступных деяний, болезней и самоубийств, ненависти, страхов и психоневрозов; любовь выполняет важные познавательные и эстетические функции; она — самое лучшее и эффективное средство обучения в деле просвещения и облагораживания человечества; любовь — душа и сердце свободы и всех основных нравственных и религиозных ценностей; это тот абсолютно необходимый для существования любого общества минимум; она особенно нужна для гармоничного общественного устройства и созидательного прогресса; наконец, в настоящий, катастрофический момент человеческой истории увеличение "производства, накопления и циркуляции энергии любви", или значительный рост альтруизма отдельных личностей, групп, институтов и культур, особенно всеобщее распространение бескорыстной любви среди людей, есть необходимое условие предотвращения новых войн и снижения необычайно высокой межчеловеческой и межгрупповой вражды.

Вместе с ростом наших знаний о любви ее возможности на службе человечеству будут возрастать в геометрической прогрессии.

Доказав в известной мере гипотезы первого этапа наших исследований, мы перешли ко второму этапу. Теперь мы сконцентрировались на изучении эффективных приемов и условий формирования альтруизма. Мы проанализировали и, где возможно, проверили экспериментально эффективность различных методов воспитания альтруизма, начиная с древних приемов йоги, буддизма, дзен-буддизма, суфизма, православной соматофизики (исследования таких ученых, как Р. Годел, Дж. X. Мацуи, А. Мигот, П. Массон-Орсель, М. Элиад, Г. Е. Монод-Херзен, А. Блум, Э. Дерменхем, Р. Кита, К. Нагая, X. Бено, П. Мариньер, опубликованные в книге "Формы и методы альтруистского и духовного роста: сборник статей", 1954). Далее мы обратились к приемам, изобретенным отцами великих религий и основателями монашеских орденов, как западных, так и восточных (например, приемы св. Василия Великого, св. Бенедикта, св. Франциска Ассизского, св. Бернарда, св. Джона Климакуса, Джона Кассиана, св. Франциск Сальский, Игнация Лойолы и других, описанные в моей книге "Виды любви и ее сила"); затем к приемам выдающихся светских педагогов, таких, как Коменский, Песталоцци, Монтесорри, Фробель и прочие, и закончили приемами, известными в современной педагогике, психологии, психиатрии, социологии, в религиозном, нравственном и гражданском воспитании детей, и приемами, используемыми в таких современных христианских альтруистских общинах, как Общество братьев в Парагвае, меннониты, гуттериты и квакеры в Соединенных Штатах (исследования таких ученых, как К. X. Арнольд, К. Кран, Дж. У. Фрец, Р. Клайдер, опубликованные в сборнике 1954 года, и мои исследования из книги "Виды любви и ее сила").

Тщательный анализ древних приемов воспитания альтруизма из йоги, буддизма, из арсенала монашеских орденов был выполнен постольку, поскольку эти методы остались непревзойденными по своей изобретательности, тонкости и эффективности. Известные и неизвестные нам изобретатели этих приемов, по-видимому, знали больше о действенных методах нравственного перевоплощения человека, чем мы сегодня. И уж, во всяком случае, в деле нравственного воспитания человечества они добились больших успехов.

Как уже говорилось, мы не ограничивались в изучении этих приемов теоретическим анализом, но старались, где и когда только возможно, проверять их эмпирически и экспериментально. Работают ли эти приемы? В каких социальных и культурных условиях они эффективны? Нижеследующие примеры дают представление об этих экспериментальных проверках. Одна из ступеней Раджа-йоги называется "Пранаяма", или обучение произвольному управлению дыханием. Оно дополняется обучением произвольной "приостановке" сердечной деятельности. Это хорошо известный факт, что настоящие йоги могут по своему желанию останавливать или сокращать биение сердца и дыхание на почти невероятное количество часов, дней и даже недель. Выдающиеся специалисты, в сотрудничестве с центром, проверяли с помощью современной науки подлинность, механизм действия и терапевтические последствия произвольной регуляции дыхания. Другие не менее заслуженные специалисты-кардиологи центра проводили объективные инструментальные (кардиография, энцефалография, гирография и т. п.) исследования остановок сердечной деятельности йогов, в также записывали приборами все значимые изменения в работе жизненно важных органов человеческого организма, которые происходят, когда человек мысленно концентрируется и когда выходит из состояния концентрации, когда он испытывает чувства ненависти или любви, когда йог достигает состояния "самадхи" и так далее (исследования таких ученых, как У. Бишлер, Ф. П. Джонс, Тереза Броссе, Дж. С. Боковен, М. Гринблатт, опубликованные в "Сборнике" в 1954 г.).

Кроме того, чтобы проверить эффективность "метода добрых дел", мы выбрали пять пар студентов. Партнеры в каждой паре ненавидели друг друга. Мы поставили себе задачу изменить (за три месяца) эти неприязненные отношения на дружественные с помощью метода "добрых дел". Убедив одного из партнеров в каждой паре попытаться продемонстрировать дружественные действия по отношению к другому партнеру, мы затем наблюдали, что получится. Дружественные жесты включали приглашения пообедать вместе, сходить в кино, потанцевать и так далее. Нас интересовало, какие изменения возникают в поведении обоих партнеров, и возникают ли вообще, на основе раз за разом повторяемых "добрых поступков". Опуская подробности, скажу, что мы сделали четыре пары друзьями, а партнеры пятой пары стали относиться друг к другу нейтрально. Подобное экспериментальное превращение отношений между медсестрами и пациентами Бостонской психопатической больницы из враждебных в дружественные также было осуществлено данным методом с примерно таким же результатом (Дж. М. Томпсон, Р. У. Хайд и X. М. Кандлер описывают это в "Сборнике" 1954 г). Приведенные примеры дают представление о наших экспериментальных проверках изучаемых методов и приемов альтруистического воспитания. Такой же анализ и подобные эксперименты были проведены центром для сравнительного изучения различных методов смягчения групповых предубеждений, техники групповой терапии, направленной на алтруизацию закоренелых преступников из числа отбывающих наказание в тюрьмах штата Айова, а также групповой терапии, рассчитанной на то, чтобы подружить между собой группы студентов (участники экспериментов учились в Гарварде и Рэдклиффе) и, наконец, метода "психодраматических постановок". Эти исследования проводили Г. У. Олпорт, П. Сорокин, Дж. Л. Морено, У. А. Ланден, Б. Дэвис, А. Миллер (они опубликованы в "Сборнике" в 1954 году). Ф. С. Нортроп и М. Энгельсон вдобавок к перечисленному изучали, какого рода международное право и какая новая Декларация прав человека и гражданина необходимы человечеству для реализации альтруистских ценностей.

В общей сложности было проанализировано более тридцати различных методов альтруистского перевоспитания человека и целых групп людей. Некоторые из них были экспериментально проверены.

Пытаясь выяснить загадку, как и почему происходит альтруистическое перевоплощение личности, мы провели также детальный анализ этого процесса в жизни великих апостолов бескорыстной любви — Будды, Иисуса, св. Франциска Ассизского, Ганди и многих других. Поскольку им удалось стать живыми воплощениями любви, постольку совершенно очевидно, что они разгадали тайну альтруистской трансформации. Как это у них получилось? Какие приемы использовались, какие факторы действовали при этом и в каких социо-культурных условиях? Такие биографические исследования составляли существенную часть нашей работы. В них мы опять-таки старались оставаться эмпириками, экспериментаторами и учеными, насколько было возможно. Детальные исследования принесли несколько результатов. Прежде всего, оказалось что, судя по всему, существует три типа альтруистов: а) прирожденные альтруисты, с детства обладающие целостной системой личных качеств, ценностей и социальных привязанностей, в центре которой приоритет любви и их "супер-эго". Такие люди, подобно траве, тихо и естественно наращивают свой альтруистский потенциал, без влияния каких-либо катастрофических событий или резких перемен. Альберт Швейцер, Джон Вулман, Бенджамин Франклин, доктор Т. Хаас и многие другие представляют этот тип; б) обращенные (поздно проявившиеся) альтруисты, чья жизнь резко делится на два периода: доальтруистский, предшествующий их перевоплощению, и альтруистский, после полной перестройки их личности. Эта перестройка подготавливается дезинтеграции системы ценностей, групповых связей и компонентов их личности и случается непосредственно после потрясших их событий, например: болезней, смерти близких и любимых людей и т. п. Процесс перестройки личности у таких людей обычно идет очень болезненно и трудно и длится от нескольких месяцев до нескольких лет. В этот период им приходится пройти все этапы трудного изменения собственных "эго", ценностей и групповых связей. Когда данная операция закончена, и человек сжился со своей новой системой ценностей, возникает новая альтруистичная личность. Будда, св. Франциск Ассизский, брат Джозеф, Игнаций Лойола, св. Августин, св. Павел, Симон Вайл и другие представляют этот тип; с) наконец, промежуточный тип, несет в себе черты как прирожденных, так и обращенных альтруистов. Св. Феодосий, св. Василий Великий, Ганди, св. Терезия, Шри Рамакришна и другие являются примерами представителей данного типа.

Во-вторых, наши исследования подтвердили существование закона поляризации, до этого сформулированного в моей книге "Человек и общество в эпоху бедствий" (1941). В противовес фрейдовскому предположению, что бедствия и фрустрация непременно рождают агрессивность, и в противовес старому убеждению, недавно оживленному Тойнби, что "мы учимся страданиями" и что фрустрация и бедствия непременно ведут к нравственному и духовному облагораживанию людей, закон поляризации гласит: люди реагируют и преодолевают фрустрацию и невзгоды в зависимости от типа личности. Либо, с одной стороны, ростом творческих усилий (как у Бетховена после наступления глухоты или у слепого Милтона и т. п.), а также альтруистическим перевоплощением (св. Франциск Ассизский, Игнаций Лойола и другие) — это называется позитивной поляризацией. Либо, с другой стороны, люди реагируют самоубийствами, умственными расстройствами, ожесточением, ростом эгоизма, тупой покорностью судьбе, циническим восприятием окружающего (это — негативная поляризация). Такое же расслоение в массовых масштабах происходит, если катастрофы и фрустрация настигают большие общности людей. Некоторые их члены становятся более агрессивными, жестокими, склонными к прожиганию жизни, умственно и нравственно дезинтегрированными, а другие в это же время становятся более религиозными, нравственными, альтруистичными, даже святыми, как показывает опыт исследованных нами обращенных альтруистов. Этот закон также объясняет, почему периоды бедствий отмечены разрушением целостных систем ценностей отдельных обществ, с одной стороны, и созданием новых ценностных систем, с другой, причем особенно это касается религиозных и этических ценностей. Как правило, все великие религиозные и нравственные системы возникли и укрепились в катастрофические для какого-либо общества эпохи, будь то древний Египет, Китай, Индия, Израиль, греко-римские или западные общества. Огромное количество фактов свидетельствуют о верности этого закона поляризации. (Эти свидетельства более тщательно проанализированы в моей книге "Виды любви и ее сила".)

Третьим результатом наших исследований был пересмотр господствовавших ранее теорий структуры личности и личностной интеграции. Изучение стоявших перед нами проблем выявило несостоятельность современных теорий. Первая их ошибка обнаруживается в объединении двух совершенно противоположных присущих человеку "энергий" в одну категорию "бессознательного" или "подсознательного" (Э. фон Хартман, П. Жане, 3. Фрейд и другие). Эти две энергии — биологически бессознательное, лежащее вне и ниже сознания, и сверхсознание ("гениальность", "творческий elan", nous у греков, pneuma у отцов церкви и т. д.), которое лежит выше уровня любого сознания или рационального мышления. "Глубинная психология" господствовавших ранее теорий на самом деле довольно-таки мелковата. Они либо сводят ментальные структуры человека к бессознательному (или подсознательному) "ид", являющемуся чем-то эпифеноменально неопределенным, неэффективному "эго" и "суперэго" (3. Фрейд), либо просто изображают ментальную структуру как двухэтажное здание — бессознательное (подсознательное) и сознательное (рациональное). Вместо этих совершенно неадекватных теорий мы были вынуждены на основе логики и фактов сконструировать такую структурную схему личности, которая напоминает кошелек с четырьмя отделениями: 1) биологически бессознательное (подсознание); 2) биологическое сознание; 3) социокультурное сознание и 4) сверхсознание. На бессознательном и сверхсознательном ментальных уровнях отсутствует какое-либо понятие "эго", тогда как на уровне социально-культурного сознания существует столько разных "эго", сколько есть социокультурных групп, в которых ассоциирован индивид ("эго" его семьи, "эго" его профессиональной группы, "эго" его политической партии, религиозной группы, национальности, государства, экономического слоя и всевозможных организаций, где он состоит членом). Если группы, с которыми связан индивид, находятся в гармоничных отношениях друг с другом и "диктуют" индивиду гармоничные идеи, убеждения, вкусы, ценности и императивы поведения, вес "эго" и ценности человека также будут в гармонии друг с другом, образуя одно интегрированное "эго" и одну главную систему ценностей. В результате такой человек будет иметь душевное равновесие, твердые убеждения, ясное сознание и последовательность в поступках. Если же группы, с которыми связан индивид, взаимно противоположны по своим ценностям и требованиям, предъявляемым к нему, все "эго" и ценности, отражающие его связь с этими группами, также будут противоречить друг другу. Человек становится "домом, разделившимся сам в себе", исчезают душевное равновесие, последовательность мыслей и поступков, он начинает страдать от непреходящего внутреннего разлада, будучи неудовлетворен и превращаясь в психоневротика. Действительно, большая часть неврозов возникает в результате такого внутреннего напряжения и конфликта между разными "эго" как результат неудачного сочетания взаимопротиворечащих групп, членом которых является индивид. Последняя гипотеза была проверена различными способами и нами, и сторонними психиатрами, и сейчас ее все больше признают верной в научном мире. Эта плюралистическая теория "эго" как микрокосма, отражающего макрокосм групповых связей и привязанностей индивида, объясняет, почему прирожденные альтруисты, с раннего детства помещенные в среду гармоничных и альтруистичных групповых связей (начиная с хорошей семьи), обладают и гармоничным веером "эго", ценностей, поведенческих реакций и, таким образом, не должны в процессе развития своего альтруизма проходить сквозь болезненные кризисы, сопровождающие перестройку их ценностных систем, "эго" и групповых связей. И наоборот, альтруист обращенный, который одновременно является членом нескольких взаимно антагонистичных групп и поэтому имеет противоречивые ценности и групповые привязанности, вынужден проходить сквозь болезненный процесс дезинтеграции своей личности и позднее — реинтеграции, т. е. восстановления ее целостности, если только не покончит жизнь самоубийством, не получат умственных расстройств или регрессирует до состояния зверства, пассивности или декадентски чувственного хищничества.

Наконец, о том, что касается сверхсознательного в человеке. Мы собрали и проанализировали значительное количество эмпирических свидетельств реальности его существования и его творческого функционирования у людей, отмеченных гениальностью, а также некоторые характеристики сверхсознания. Хотя свидетельств могло бы быть и больше, их вполне хватает, чтобы установить реальность этой высшей формы творческой энергии человека. Она, похоже, служит основным источником (вместе с рациональным мышлением) всех величайших достижений во всех отраслях культуры, от науки и изящных искусств до религии и этики. Она также является необходимым условием для того, чтобы стать гением альтруистской любви.

Среди прочих проверок данной гипотезы по поводу сверхсознания Т. Броссе провела ряд экспериментально-инструментальных тестов (кардиографических, энцелографических, гирографических и т. д.). Ее пионерное исследование подтвердило с помощью объективных данных реальность влияния сверхсознания на деятельность сердца, легких и других органов у 213 человек, подвергавшихся опытам. (Ее работа опубликована в "Сборнике" в 1954 г., а о сверхсознании в рамках нашей теории структуры личности можно прочитать в моей книге "Виды любви и ее сила".)

Заканчивая, отметим, что процесс настоящего альтруистического перевоплощения проходит для человека, не бывшего альтруистом ранее, очень трудно и болезненно, занимая долгое время и практически никогда не совершается внезапно. Вот почему почти все скороспелые религиозные обращения или нравственные изменения поверхностны, и сегодняшнее "религиозное возрождение", о котором столь широко рассуждают в Соединенных Штатах и везде в мире, есть всего лишь сотрясение воздуха, поскольку редко затрагивает самые основы общественной жизни и мораль отдельных наций и всего человечества".

Глубокое понимание природы и механики бескорыстной созидающей любви невозможно без адекватных знаний об обществе, культуре, системе ценностей, в которых люди живут и действуют. Это объясняет, почему, наряду с изучением основных проблем альтруизма, мы были вынуждены изучать структуру и историческую динамику социокультурных и ценностных систем. Помимо того, что большое внимание было уделено этим вопросам в моих ранее вышедших книгах: "Социальная и культурная динамика", "Общество, культура и личность", "Социальная мобильность", "Кризис нашего века", мне пришлось вернуться к исследованию отдельных аспектов этих проблем при работе в центре. Результаты моих трудов напечатаны в книгах: "Социальная философия в век кризиса" (1950), "Причуды и недостатки современной социологии" (1956), "Американская сексуальная революция" (1956), "Власть и нравственность" (1959).

Ниже я привожу список основных публикаций центра и их переводов на иностранные языки.

П. А. Сорокин "Восстановление гуманности" (1948), немецкое, норвежское, японское, индийское, испанское и индостанское издания (соответственно 1952, 1953, 1951, 1958, 1959 гг.); "Разработки в области альтруистской любви и альтруистичного поведения"; сборник статей под редакцией П. А. Сорокина (1950); П. А. Сорокин "Альтруистская любовь: исследование американских добрых соседей и христианских святых" (1950); П. А. Сорокин "Социальная философия в век кризиса" (1950), издания английское, испанское, немецкое и на языке хинди (соответственно 1953, 1954, 1964 гг.); П. А. Сорокин "S.O.S.: смысл нашего кризиса" (1951); "Формы и методы альтруистского и духовного роста": сборник статей под редакцией П. А. Сорокина (1954); П. А. Сорокин "Виды любви и ее сила: типы, факторы и технические приемы нравственного перевоплощения" (1954); П. Сорокин "Причуды и недостатки современной социологии и смежных наук" (1956), испанское, английское, французское и итальянское издание (соответственно 1958, 1959, 1963 гг.); П. Сорокин "Американская сексуальная революция: проявления и последствия" (1956), японское, испанское, португальское и индийское издания (соответственно 1957, 1958, 1959 гг.); сокращенное однотомное издание моей "Социальной и культурной динамики" (1957), двухтомный испанский перевод этой же книги (1962); моя же книга "Власть и нравственность" (1959), японское, индийское и сокращенное французское издания (1960, 1962, 1963 гг.).

Этот краткий перечень дает представление об исследованиях нашего центра. Данные публикации привлекли общемировое внимание, уже переведены на двадцать иностранных языков, вызвали к жизни значительное количество критической и обзорной литературы (статей, докторских диссертаций, книг), способствовали созданию в чем-то похожих на наш исследовательских центров в разных странах и Исследовательского общества по созидательному альтруизму в США. Учреждение этого, отдельного от центра общества было предпринято инициативной группой на собрании 29 октября 1955 года. В число учредителей мной были приглашены: Свами Акилананда, М. Арнольд, декан Э. Ф. Баудич, декан У. Кларк, сенатор Р. Э. Флэндерс, Р. Д. Хаулет, доктор Ф. Л. Кунц, доктор X. Моргенау, президент английского университета Д. Марш, доктор А. X. Маслоу, доктор Ф. С. Нортроп, доктор И. И. Сикорский, доктор Дж. X. Шрэдер и доктор Р. Улих. После моего вступительного заявления присутство-вавшие на встрече учредители единодушно проголосовали за учреждение Исследовательского общества по созидающему альтруизму. Что и было сделано. После множества заседаний общество провело конференцию по новым знаниям о человеческих ценностях 4 и 5 октября 1957 в одной из аудиторий Массачусеттского технологического института. На конференции присутствовало несколько сот ученых. Материалы ее были опубликованы в сборнике статей "Новое знание о человеческих ценностях" под редакцией А. X. Маслоу (1959). Сборник содержит доклады, прочитанные на конференции Г. У. Олпортом, Л. фон Берталанфи, Дж. Броновским, Т.Добжанским, Э. Фроммом, К. Голдстайном, Р. С. Хартманом, Г. Кенесом, Д. Ли, X. Моргенау, П. Сорокиным, Д. Т. Судзуки, П. Т. Тиллихом и В. А. Вайскопфом. По существу, эти ученые дали краткий обзор всего накопленного в области человеческих ценностей знания.

Несмотря на блестящий успех конференции и отличные планы дальнейших исследований и образовательной деятельности общества, по нескольким причинам (в основном из-за недостатка необходимых средств) оно не смогло реализовать свои замыслы и после нескольких лет тихого существования так же тихо скончались. Господствующий во всем мире климат нетерпимости и вражды между людьми из-за их личного или группового эгоизма оказался совершенно непригодным для возделывания прекрасного сада бескорыстной, созидающей любви.

Что касается исследовательского центра то он продолжал существовать в усеченном виде. Мой выход в отставку (с присвоением почетного профессорства в Гарварде) в конце 1959 года и почти полное истощение фондов на исследования заставили меня ограничиться только собственными трудами, ибо я продолжал работать без всякого вознаграждения, и, во-вторых, перевести центр из Гарвардского университета в Американскую Академию наук и искусств. Остающиеся скромные средства позволяли только нанять на неполную рабочую неделю секретаря (восемьдесят долларов в месяц) и оплачивать почтовые расходы на переписку центра, поэтому мы не могли привлечь к его работе никого другого из ученых, предложить им даже символического вознаграждения. Вот почему работы центра были в значительной степени свернуты.

В последние два года мне удавалось посвящать задуманному труду "Социология нравственных явлений и ценностей" только часть своего времени. Я надеюсь завершить его в качестве моей последней работы в этой области до того, как наступит старческая немощь или смерть. Остальное время я сейчас трачу на изучение социологических проблем, лишь косвенно связанных с бескорыстной, созидательной любовью. "Таинственной энергии любви" я посвятил около десяти лет своей жизни. И надо сказать, кое-что добавил к существующим знаниям об этом предмете. И если результаты более скромные, чем мне бы хотелось, в мое оправдание можно произнести древнее выражение: Feci guod potui faciant meliora potentes, что значит: "Я сделал, что смог, пусть другие сделают лучше".

 

 

Глава шестнадцатая.

МОЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В КАЧЕСТВЕ ПОЧЕТНОГО ПРОФЕССОРА

 

СВОБОДА НАЧИНАЕТСЯ С УХОДОМ В ОТСТАВКУ

 

Сосредоточение моих занятий на работе исследовательского центра в 1949-1959 годах не препятствовало мне заниматься помимо этого другой деятельностью. С 1949 по 1955 год я продолжал отдавать половину моих сил чтению лекций и семинарам в Гарварде, изредка присутствовал на международных научных встречах. Из всех приглашений выступить с лекциями, полученных от американских и иностранных университетов, от правительств Индии, Индонезии и Западной Германии, я принял только несколько. О двух таких предложениях стоит упомянуть.

В апреле 1950 года я прочитал в Вандербильт Университете лекцию о современном состоянии философии истории по случаю семьдесят пятой годовщины этого учебного заведения. В расширенном виде данные лекции были опубликованы в 1950 году под названием "Социальная философия в век кризиса". В 1955 году я прочитал курс лекций и провел ряд семинаров во время летней сессии в университете штата Орегон. Приглашение в Орегон дало нам случай пересечь на автомобиле весь континент туда и обратно и увидеть прекрасные пейзажи северной части Соединенных Штатов, Канады, а также познакомиться со штатами Орегон и Вашингтон. Моя жена, Сергей и я (Петр был занят подготовкой к докторской защите и не мог присоединиться к нам) от всей души насладились путешествием через континент, посещением многих красивых уголков этих штатов, рыбалкой в лежавших на пути озерах, не говоря уже о дружеской компании профессоров, студентов и других орегонцев и вашингтонцев. Поездка в целом, как обычно, очень освежила всех нас. На обратном пути мы пересекли север штата Миннесота, где мы с женой часто отдыхали и ловили рыбу в бытность мою профессором университета Миннесоты. С чувством утраченных иллюзий мы наблюдали, каким коммерциализированным стал этот регион и как много из его природной красоты исчезло за двадцать пять лет, прошедших с момента нашего последнего посещения тех мест. Моя "сельская пасторальная душа" была столь больно уязвлена таким "прогрессом цивилизации", что мы торопливо проехали Миннесоту, не имея никакого желания возвращаться туда в будущем.

В течение того же периода (1949-1955 гг.) я продолжал внимательно следить за разверты-вающейся драмой человеческой истории и, в зависимости от смены сцен, делать необходимые поправки к своей оценке событий. Касалось это, однако, в большей мере не моей полностью сформировавшейся интегральной философии и не моей интерпретации основных тенденций современности, а лишь некоторых второстепенных частностей в мировоззрении.

В январе 1955-го мне исполнилось шестьдесят шесть лет. В этом возрасте гарвардские профессора обычно выходят на пенсию. Примерно в это время в мой оффис зашел президент Пьюси и вежливо поинтересовался моими дальнейшими планами и пожеланиями: желаю ли я уйти в отставку в шестьдесят шесть лет или буду продолжать преподавание до семидесяти — такую привилегию Гарвард предоставлял некоторым наиболее заслуженным профессорам. Я поблагодарил за предложение и попросил освободить меня от преподавания уже сейчас, но оставить директором Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму до семидесяти лет. Я объяснил, что, преподавая около сорока лет в разных университетах, устал от рутины своей профессии и предпочитаю освободиться от нее, дабы посвятить оставшиеся мне годы активной жизни изучению интересных проблем, и вообще хочу пожить для себя. Все мои просьбы были одобрены советом Гарварда, включая оставление меня директором центра.

Вот так, в возрасте 66 лет, я в основном освободился от гнета расписанных по минутам лекций, конференций и заседаний комитетов, от многих правил и предписаний, существующих в университетах и регламентирующих жизнь и труд профессоров. Хотя теоретически я и отдавал половину своего времени центру, фактически же я обрел свободу использовать это время по своему усмотрению. В этом статусе я оставался до 31 декабря 1959 года, когда в возрасте семидесяти с лишним лет ушел со всех постов в Гарварде, превратившись в почетного профессора в отставке.

Моя реакция на это событие была в целом положительной, тем не менее отставка заставила меня задуматься, напомнив, что молодость, зрелость и пожилой возраст закончены, что я вступил в старость, которая со временем перейдет в мрак смерти. Поскольку еще со смертного приговора 1918 года мысли о смерти стали привычными и не пугали, постольку мое тогдашнее настроение не было ни подавленным, ни болезненным. Наоборот, оно было довольно легким, приятным, утешающим, словно элегическая музыка в несколько минорном ключе. В конце концов, тридцать лет моего сотрудничества с великим университетом были плодотворны и принесли удовлетворение; в это время я служил университету и человечеству, как умел, и в ответ университет дал мне возможность раскрыть мои скромные творческие способности. Конечно, за тридцать лет работы случалось всякое, но расстройства и неприятности терялись в море приятных воспоминаний.

Моя отставка никоим образом не означала прекращения или ограничения моей научной и культурной деятельности или какого бы то ни было сокращения свободы выбора направлений моих исследований, способов отдыха и вариантов поведения. Напротив, по всем этим аспектам я ныне был свободнее, чем когда-либо. Физически я сохранял хорошую форму, и мое сознание пока еще не подверглось заметным старческим изменениям. Отставка в Гарварде не слишком серьезно помешала мне, так как я всю жизнь был перекати-полем и никогда не вкладывал всего себя во что-то одно, мог делать разную работу, в разных условиях, в разных организациях, учреждениях, институтах. Мне довелось видеть многих профессоров, для которых отставка действительно означала конец научной и педагогической деятельности, конец творческой жизни. В моем случае, к счастью, это печальное правило не сработало. Я и сегодня чувствую себя в силах продолжать работу, как и прежде. И когда миазмы старческой немощи и смерть положат конец моему существованию, я предпочитаю умереть не в постели, а бодрым и активным до последнего.

 

МОЙ "ОТДЫХ" НА ПЕНСИИ — НОВЫЕ КНИГИ

 

В описанном выше настроении, после частичной отставки в шестьдесят шесть лет, я упорно продолжал свою научную, педагогическую, культурную деятельность и, конечно, успевал отдыхать. Единственное, что изменилось в моей жизни, — я решил больше не предпринимать обширных исследований, вроде "Динамики", которые потребовали бы многих лет и больших средств для их завершения. Хотя я был в хорошей физической и умственной форме для своего возраста, все же нельзя было ждать, что такое состояние здоровья сохранится на долгие годы и неизбежные старческие немощи не овладеют в конце концов моим телом и душой.

В соответствии со своим решением я провел несколько исследований в 1956-1959 годах и опубликовал их в виде нескольких статей и книг. Как уже указывалось выше, это — "Причуды и недостатки современной социологии" (1956), "Американская сексуальная революция" (1956), "Власть и нравственность" (1959). В "Причудах и недостатках" содержится серьезная критика некоторых модных тенденций течения мысли и исследований в современной американской социологии, психологии и психиатрии: таких, как ничем не оправданные претензии на открытие новых законов, фактов, явлений, связей, которые на самом деле были открыты давным-давно; бессмысленный жаргон и псевдонаучный слэнг; псевдооперационализм и "тестомания" (пристрастие к тестам на интеллект, прожективным и другим механическим тестам); "квантофрения" и культ "социальной физики с умственной механикой"; псевдоэкспериментальные исследования "малых групп", устаревшие философия и теория познания самих этих модных поветрий. Моя критика была, естественно, нелицеприятна, но я не мог избежать ее, если хотел выполнить основную обязанность ученого — говорить правду, как он ее видит, независимо от того, горькая эта правда или нет. Имея много пороков, я все же очень редко не выполнял свой долг, даже под угрозой ареста или жестокого наказания я всегда говорил правду. Вместо того чтобы приспосабливаться во взглядах к чьим-то интересам, я упорно старался следовать древней мудрости, выраженной во фразе: Платон мне друг, но истина дороже. Неудивительно поэтому, что такая приверженность истине временами рождала неприязненные чувства ко мне у части тех, кого я критиковал. Несмотря на это, критика моя не пропала даром. Похоже, что она ощутимо повлияла на целый ряд американских и зарубежных социологов, психологов и психиаторов. Несколько лет спустя большую часть всей критики повторил Райт Миллз в своей книге "Социологическое воображение". В личном письме, написанном вскоре после выхода моих "Причуд", он дал ей высокую оценку и выразил полное согласие с моими выводами. (По той или другой причине он не упомянул мою книгу в своем труде вовсе, что было замечено и резко прокомментировано одним из рецензентов книги Миллза в литературном приложении к "Лондон Таймс".) После своей оригинальной публикации "Причуды и недостатки" уже вышли на французском, испанском, итальянском языках и еще пара переводов в процессе подготовки.

Что касается "Американской сексуальной революции" и "Власти и нравственности", обе эти книги были намеренно написаны в научно-популярной форме, доступной обычному читателю. В первой работе я попытался показать опасные последствия сексуальной распущенности и анархии, зацикленности на вопросах секса, которые повлияли на американский образ жизни, культуру и ценности в последние два-три десятилетия.

В соответствии с этой целью в книге сделан обзор всех основных проявлений сексуальной зацикленности и анархии и их деструктивного влияния на физическое, умственное, нравственное и социальное здоровье отдельных людей и целых наций, зараженных этими сексуальными болезнями. Книгу читали в широком кругу, обсуждали, одобряли и критиковали как в США, так и в других странах (Швеции, Испании, Португалии, Японии и Индии, где выходили ее переводы).

Основные цели написания и выводы "Власти и нравственности", созданной в соавторстве с профессором У. Ланденом, видны из следующего отрывка из вступления к книге:

"Процветание и выживание человека сегодня во многом определяет лишь горстка верховных правителей великих ядерных держав. В своих руках они безраздельно сосредоточили контроль над беспрецедентно мощными, несущими смерть вооружениями. От их мудрости или глупости во многом зависит судьба человечества — прочный мир или самоубийственная война. Никогда прежде в истории не было, чтобы жизнь или смерть такого огромного количества людей зависела бы от такой малой кучки правителей!..

Опасная ситуация, естественно, рождает вопросы, на которые надо отвечать именно сегодня: можем ли мы доверить судьбоносные решения о войне и мире, а через это и о жизни, свободе и счастье сотен миллионов, нескольким магнатам, стоящим у власти? Есть ли у них мудрость змеи и кротость голубя, необходимые, чтобы привести нас к прочному миру и прекрасному будущему?

Что до меня, то я склонен ответить на эти вопросы словами псалма: "Не надейтесь на князей (и правителей), нет в них спасения вам". ...Гигантская задача мирного решения колоссальных трудностей нашего времени не может быть доверена существующим правительствам, по-прежнему являющимся, в основном "кастовыми", т. е. состоящими из политиков, которых выбирают политики, и служат они тоже не народам, а самим политикам. ...Будучи особой "кастой", сегодняшние правящие социальные группы не проявляют даже минимума интеллектуальной, нравственной и социальной квалификации, необходимой для успешного решения стоящих перед нами грандиозных задач.

Во-первых, на протяжении всей истории у сильных правительств было (да и сейчас) мало нравственности, а их преступные деяния слишком тяжелы, чтобы вверять им жизнь и благосостояние человека. Во-вторых, созидательных возможностей современных правительств далеко не хватает для плодотворного решения этих проблем. В-третьих, конструктивная реализация человеческих стремлений требует: а) замены существующих "правительств политиков" на правительства ученых, святых и мудрецов; б) создания определенных условий, таких, как полное и всеобщее разоружение, которые могут автоматически предотвратить использование силы во зло любым правительством; в) замены во многом устаревших политических идеологий и обветшалых ценностей новыми; и, наконец, г) добровольной мобилизации и сотрудничества всех созидательных сил человечества — его лучших умов, чистейших сердец и наивысшей сознательности, — для построения более праведного и лучшего общественного порядка на планете людей".

Последующие главы книги развивают и подкрепляют эти положения, особенно в том, что касается ментального уровня и преступности правителей. Обобщенно основные моменты можно кратко изложить следующим образом:

1) Когда нравственность и ментальность правителей и тех, кем управляют, измеряются одной мерой (а не с помощью двойного стандарта), тогда оказывается, что нравственность и умственные способности правителей несут больше признаков ментальной и моральной шизофрении, чем таковые у населения, которым управляют, в целом.

2) Правящие группы содержат большие доли как умственно одаренных, так и умственно отсталых или ненормальных в ментальном отношении людей, чем рядовые представители населения. Правящий слой в большей мере состоит из личностей, склонных к доминированию, агрессивности, высокоэгоистичных, смелых и авантюрных натур, людей жестоких и лишенных чувствительности, лицемеров, лжецов и циничных махинаторов, чем управляемое им население.

3) Поведение правящих групп более преступно и безнравственно, чем поведение других слоев общества.

4) Чем больше, абсолютное и жестче власть правителей, политических лидеров и высших чиновников бизнеса, профсоюзов и прочих организаций, тем более коррумпированными и преступными оказываются эти группы людей.

5) Чем более ограничивается власть политиков и чиновников, тем менее преступными становятся их деяния: качественно (уменьшается количество тяжких преступлений) и количественно (снижается сам уровень преступности среди них).

Эти положения касаются не только правителей автократического типа, но и демократов, хотя между первыми и вторыми существуют различия, выраженные в п. п. 4 и 5. Каждое из приведенных, в общем-то абстрактных обобщений становится по-настоящему значимым, только если подкреплено соответствующими конкретными примерами. Например, третье положение приобретает особое значение, если знаешь, что от 20 до 90 процентов королей (царей, шахов, султанов, императоров) Англии, Франции, Австрии, России, Ирана, Византии, Турции, Германии, Италии, Римской империи, Японии, Арабских династий и империи Инков повинны в тягчайших убийствах своих отцов, матерей, братьев и жен, сестер и мужей и т. д. В то же время количество убийц среди управляемого ими населения колеблется между 8 и 2000 на 100 тысяч жителей. Другими словами, уровень преступности среди автократических правителей во много, много раз выше, чем у их подданных.

С этой книгой связан интересный, прямо анекдотический случай. Я послал ее экземпляры с дарственными надписями президенту Эйзенхауэру, госсекретарю Хетеру, премьеру Хрущеву и нескольким сенаторам и конгрессменам Соединенных Штатов. Каково же было мое удивление, когда я получил благодарственные письма от всех них. Ясно, что их секретари не читали книгу и отреагировали на ее получение с автоматической вежливостью, не осознавая и не представляя ее, весьма "подрывной", эпатирующий их чувства характер. Как и многие мои книги, "Власть и нравственность" появилась в Индии в дешевом издании, а также в сокращенном переводе в Японии и Франции.

Со времени издания "Власти и нравственности" моя продуктивность по части написания книг несколько снизилась. За 1959-1963 годы я опубликовал только два "тонких" тома. Первый — это вышедшая на испанском языке в Мексике книга "Конвергенция Соединенных Штатов и СССР" (1961). Она состояла из двух моих работ. Название первой было вынесено в заглавие книги, а вторая называлась "В поисках интегральной системы социологии" и являлась адресом, с которым я обратился к делегатам на пленарном заседании XIX Международного социологического конгресса, состоявшегося в Мехико в 1960 году. Второй "тонкой" книгой стала автобиография, написанная в основном ради собственного удовольствия и развлечения.

Снизившаяся писательская продуктивность часто была связана с тем, что на восьмом десятке лет я стал работать медленнее, а частью с тем, что все активнее занимался иной деятельностью.

(...)

 

Глава семнадцатая.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОЙДЕННОМ ПУТИ

 

Путешествие по "Дальней дороге" я заключаю несколькими замечаниями. Рад, что имел возможность пройти по ней вместе с читателями, и глубоко благодарен всем, помогавшим мне в пути.

Я высоко ценю прошедшую жизнь, так что, повторяя слова Бенджамина Франклина, был бы не против прожить ее снова точно так же, а, если возможно, с небольшими поправками и уточнениями...

В то время как я пишу эти строки, в мире вокруг нас вот-вот разразится страшная гибельная буря. Сама судьба человечества балансирует на грани жизни и смерти. Силы уходящего в прошлое жестокого и неправедного социального порядка яростно сметают все, что противостоит ему. Во имя Бога, во имя ценностей прогресса и цивилизации, капитализма и коммунизма, демократии и свободы, во имя человеческого достоинства и под другими лозунгами они разрушают до основания сами эти ценности, убивая миллионы людей, угрожая выживанию человека как вида и ведя дело к превращению нашей планеты в "мерзость запустения".

Лично я, с чисто эгоистической позиции, совершенно не напуган и не удивлен надвигающейся бурей. Худшее, что может произойти, — у меня отнимут или испортят последние годы жизни. Более ничем серьезно навредить мне невозможно. Для человека моего возраста не такая уж значительная разница, проживет ли он несколькими годами дольше в окружении множащихся болячек своего бренного тела или завтра его разнесет на куски какая-нибудь "цивилизованная и передовая в научном отношении" бомба. Разнесет в доказательство славы Имени Господа нашего либо за идею поголовного и полного счастья, которое столь бессовестно сулят и коммунизм, и капитализм, и демократия, и тоталитаризм, и все остальные бессмысленные культы и культики наших дней. И даже эта угроза компенсируется для меня тем, что, по крайней мере, последняя часть жизни будет волнующа и свободна от скуки монотонного доживания.

Я не только не напуган надвигающейся гибельной бурей, но и не удивлен ею: еще тридцать лет назад я правильно определил ее характер и предсказал неожиданный взрывной вариант развития подобной ситуации. С тех пор я постоянно предупреждал знакомых и друзей о подступающей опасности, настаивал на подготовке к ней, когда и где только было возможно, пытался предотвратить и смягчить возможные последствия катастрофы. Подобные же меры я принял и с целью защитить целостность моей личности и душевное равновесие.

Во-первых, дабы не быть вместе с теми, кто заваривает эту кашу, я отверг пустые ценности, ложные истины и напыщенные претензии существующих социальных порядков, умышленно противопоставив себя их мишуре, жажде быстрого, но непрочного успеха, их лицемерию, стремлению к власти и цивилизованному зверству.

Во-вторых, чтобы пройти сквозь хаос вакханалии бездуховности и не изменить себе, я создал собственное интегральное мировоззрение — целостную систему знаний и убеждений из естественных наук, религии, философии, социологии, психологии, этики, политики, экономики и изящных искусств. Это мировоззрение заменило мне остатки устаревшей и растерзанной эпохой философии эмпиризма и позитивизма.

Соединяющая в одно гармоничное целое универсальные и вечные ценности, имеющиеся как в материалистическом, так и в идеалистическом мировоззрении, и освобожденная от ложных ценностей каждого из них, интегральная точка зрения была для меня лучше любой другой. Воссоединивший в одном summum bonum (* Высшее благо, Бог (лат.). *) Верховную Троицу — Правду, Добро и Красоту, — интегрализм дал мне твердую основу для сохранения собственной цельности и мудро направлял меня в дебрях разлагающейся бездуховной цивилизации. Я не страдаю миссионерским зудом, чтобы обращать кого бы то ни было в "интегральную" веру, но не удивлюсь, если она сможет помочь многим, кто потерял себя в царящей в умах и нравственных принципах сумятице нашего времени.

В-третьих, желая смягчить последствия гибельной бури и предотвратить ее повторение в будущем, я начал исследования созидающей бескорыстной Любви. Вместе с созидающими Правдой и Красотой эти три ипостаси — единственные реальные силы, способные помочь в смягчении и предотвращении катастрофы.

Вот так, в трех направлениях, готовил я себя к встрече с той бурей, что вот-вот разразится в мире людей. Предпринятые мной шаги добавили мне сил, чтобы выстоять под ударами гибельной бури и спокойно встретить смерть.

К несчастью, я не могу сказать того же о бездуховной части человечества и ее лидерах. Они, похоже, не вполне еще осознали, ни в каком критическом положении мы находимся, ни того, что человек стоит перед бескомпромиссным выбором, предложенным ему то ли таинственным Провидением, то ли капризным случаем: погибнуть от своей собственной руки, от глупости и жестокости или подняться на более высокий уровень умственного, нравственного и социального развития при помощи конструктивной, созидающей и бескорыстной Любви.

Бездуховная элита Востока и Запада и большая часть всего человечества еще не сделали правильный выбор. Рожденные и воспитанные в декадентской атмосфере бездуховности, они все еще верят, живут и действуют согласно отжившим нормам этого распадающегося социально-культурного устройства. Вместо конструктивного созидания они продолжают бесплодные попытки решать проблемы бомбами и ракетами. Вместо того чтобы устранять конфликты, следуя наставлениям Нагорной проповеди, по-прежнему используются демонстрация силы, взаимное запугивание и истребление. Придерживаясь политики силы, эти могильщики человека и цивилизации растоптали все божеские и людские законы. Сейчас без зазрения совести они соперничают в подготовке "первого удара" в междоусобной войне, которая унесет миллионы и миллионы жизней. Неудивительно, поэтому, что вместо создания счастливой среды обитания "вожди слепые" и их недалекие последователи ведут человечество от одной катастрофы к другой, пока не поставят его на край бесславной гибели. И если их не остановить, они положат конец жизни и созидающей миссии человека на этой планете.

Не уверен, но все же надеюсь, что конструктивный гений человека в последний гибельный час сумеет предотвратить dies irae (* День гнева (лат.). *) своего Страшного Суда. Если это удастся, я желаю удачи будущим поколениям, чтобы они выросли благороднее, мудрее и более способными к созиданию, чем мы. Если им удастся преодолеть главные слабости человеческой натуры и полностью реализовать все потенциальные возможности, они, без сомнения, установят на земле лучший межличностный, культурный и социальный порядок, чем смогли прошлые и нынешнее поколения людей. В этом смысле они выполнят предначертание Ницше: "Современный человек — это стыд и позор, человек должен быть преодолен и превзойден". Я издали приветствую эти грядущие поколения, сверхчеловеков, отдаленных потомков нашей человеческой расы.

С болью за будущее и надеждой на человека я закончу мое повествование о дальней дороге, повторив здесь заключительные строки книги "Листки из русского дневника":

 

Что бы ни случилось в будущем, я знаю теперь три вещи, которые сохраню в голове и сердце навсегда. Жизнь, даже самая тяжелая, — это лучшее сокровище в мире. Следование долгу — другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе силы не изменять своим идеалам. Третья вещь, которую я познал, заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении.

 

 

 

В основу настоящего издания положена единственная американская публикация на английском языке: Pitirim A. Sorokin. A Long Journey. New Haven, 1963.