О ТАТЬЯНЕ ПАВЛОВОЙ
Пьер Чезаре Бори
Предлагаемые мною сведения относятся
только к периоду жизни Татьяны Павловой 1993-1995 гг. Они не касаются ее отношения
к Друзьям (квакерам — Прим. пер.) в целом, затрагивая только ее связи с
итальянскими Друзьями. Миновало уже несколько лет с тех пор, но я все же сумел
использовать свой дневник, где весьма подробно описано то время. И я
позаботился о сохранении этих записей. То были годы, когда я все более
сближался с Обществом Друзей, с которым я раньше встретился в США, и в эти же
годы я изучал жизнь и деятельность Толстого, особенно в последний период,
работая в его Яснополянской библиотеке.
С Татьяной я встретился впервые на
собрании квакеров во Франции под городом Лион, в дни Пасхи 1993 г. У нас там
был ряд интересных собраний, и я подружился с Франко Перна, покидавшим тогда
пост секретаря, с Брайаном и Розалией Бридж, и с Татьяной. Сразу же по
возвращении в Италию я подумал, что следует пригласить к нам Татьяну. 18 апреля
1993 г. я написал ей, что был счастлив познакомиться с ней, и что у нас есть
очень хорошая возможность встретиться в Италии. Меня как раз попросили
организовать форум для обсуждения моей новой книги «Другой Толстой
(1880-1910)», появление которой было одним из многих событии в рамках большой
книжной выставки на национальном празднике «Итальянский фестиваль», важном
мероприятии, проходившем в Болонье 18 сентября 1993 г. Кроме меня, на форуме
должны были выступить Чезаре Де Микелис — специалист по русской религиозной
литературе, а также Игорь Сибальди — переводчик произведений Толстого.
Но прежде, чем Татьяна прибыла в Болонью,
мне предстояло выехать в Ясную Поляну, в Дом Толстого, ныне музей его имени,
чтобы поработать в тамошней библиотеке (я тогда изучал Толстовское евангелие и
другие источники). В воскресенье 22 августа 1993 г. мы (со мною ездила и моя
жена Елена) вернулись из Ясной Поляны в Москву. Самое лучшее, что я могу теперь
сделать, это процитировать свои тогдашние записи.
9
«Воскресенье, 22 августа. Из Ясной Поляну
в Тулу. Затем четырехчасовой переезд на поезде, прибывающем с огромной толпой
пассажиров на Курский вокзал Москвы. Мы подъехали к месту встречи — в крипте
Храма Всех Святых, рялом со Славянской площадью, в самом центре. Встреча была
интересной, присутствовали 12 человек — очень разных и немного странных: поэт-музыкант,
очень переживающий из-за того, что его не понимают, один очень приветливый и
скромный энтузиаст, член Армии Спасения; один пятидесятник, еще женщина и
еврейский мальчик. Присутствовал также Иннеке, Друг из Голландии, путешествующий
по свету для встреч с Друзьями и плавающий на байдарке по российским рекам, с
милыми чертами лица. Были и другие люди, в том числе один учитель, с которым у
меня завязался интересный разговор. И, конечно же, присутствовала Татьяна
Павлова (она сообщила мне, что на сходках иногда бывал один старообрядец, и даже
приходили буддисты со своими барабанами).
Затем дома у Татьяны состоялся наш интересный
разговор с ней. Квартира у нее невелика, но дом отличается редким
гостеприимством — мне известны лишь немного подобных. В доме Татьяны живет
красивая кошка Бетти. Наряду с прочим. Татьяна рассказала, что происходит из
старинного русского дворянского рода. Она занимается историей и опубликовала
много трудов. Ей известно все, касающееся квакерства, и мы с нею разделяем
очень похожие взгляды на квакерство, далекие от догматизма и совершенно
свободные от сектантства (Татьяна посещает и православную церковь, когда
ощущает в этом потребность). По словам Татьяны, жизнь в России очень тяжела, и
ей самой, как она нам сказала, пришлось испытать очень многое. Величайшая ее
потребность состоит в том, чтобы молиться. Это облегчает жизнь в России. «Я
тоже, сказала она, — испытала как личность тягу к изменению жизни, к встрече с
Богом, поскольку все окружающее кажется нацеленным на отрицание тебя как
личности. Это — горькие вещи, обусловленные здешней жизнью, распадом
коммунизма, переросшим в самое жалкое потребительство, насилием на улицах,
непристойностями, зловонием и мраком переулков, толчеей на вокзалах и в метро,
где, кажется, каждый пассажир мечется из стороны в сторону, каждый в одиночку
против всего мира».
Через несколько дней, уже вернувшись в
Италию, я записал: «Встреча с Татьяной Павловой имела важное значение, в частности
благодаря открытости ее жизни как квакера. Я получил
10
импульс к изучению русской религиозной
культуры, что обогащает мои прежние знания в области русского православия и
формирует более зрелые общие представления. Тем не менее я не могу согласиться
с последней фразой Татьяны из ее краткой статьи в одном небольшом издании
русских квакеров, где цитируется Достоевский: "Если б кто мне доказал, что
Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне
лично хотелось бы остаться со Христом, нежели с истиной", то есть
"оставаться с Христом, даже если он не прав". А я бы, наоборот, как
Толстой и Вейль, поставил истину или скорее, идею добра, в самый центр, и если
бы Христос был не прав, я бы остался на стороне истины. Это вовсе не приводит к
крайним заключениям, поскольку Христос допускал явные ошибки, например мысль о
надвигающемся конце света. Но я отлично понимаю смысл высказывания
Достоевского, которыми так восхищалась Татьяна: от друга можно принять все, что
угодно (Римское "fides",
греческое "pistis" в Новом Завете)».
Татьяна приехала в Италию, в Болонью 16
сентября 1993 г. Мы прошлись по городу, пообедали в Порто Гарибальди, а затем
поработали над переводом текста ее выступления, чтобы она могла его прочесть
по-итальянски. Круглый стол на тему «Другой Толстой» состоялся в субботний
вечер 19 сентября, во время праздника газеты «Унита».
Татьяна подготовила весьма сурово
написанное выступление о том, сколь далеко Россия отстоит от идеалов Толстого
(первые примеры касались крестьян из имения самого Толстого). Речь шла о
Толстовских общинах и проблемах их выживания в России (думаю, что Татьяна
использовала сочинение «Русские мужики рассказывают»). В тот вечер на собрании
царила напряженная атмосфера. Организаторы посчитали отведенное нам время
завышенным, и к тому же шум и разговоры окружающих нас людей воспринимались как
нечто совершенно чуждое тому, о чем мы стремились вести речь. (Праздник газеты
«Унита» был и остается событием политическим). Но на следующий день, 20
сентября, состоялась удивительная встреча молчания среди холмов вокруг Болоньи,
в сельском доме, где часто собирались Друзья и симпатизирующие им люди. По
установившемуся у Друзей обычаю, во время «часа молчания» некая дама по имени Чечилия заговорила об
ожидании Царства Божия. Я отозвался о сегодняшнем молчании, придавшем
определенное значение недоразумениям и хаосу предшествующего вечера. Я говорил в
общем-то о необходимости для
11
нас знать, как надлежит поступать в любом случае, не теряя
веры в свет, «искру Божию в каждом человеке». Один из присутствующих выразил
желание, чтобы смягчилась всякая жестокость в наших сердцах. Татьяна заявила,
что все счастье заложено в общении с окружающими, с природой, с Богом (или
Кем-то или чем-то). Чем-то, что все мы ощущаем. Вечером в воскресенье и утром 21-го,
когда она уезжала из Болоньи, мы по-прежнему много разговаривали друг с другом.
Через день я уехал в Лондон для интервью, готовый вступить в квакерское
Общество Друзей.
В 1994 г., с 31 марта по 1 апреля, мы
проводили собрание квакеров Европы, на этот раз в Праге. Там присутствовало
много гостей из России. Но Татьяны не было, она перенесла серьезную операцию,
хотя, впрочем, через несколько дней мне уже удалось поговорить с ней по
телефону, и она чувствовала себя нормально.
В августе я провел несколько дней в Ясной
Поляне с научными целями. Возвратившись в Москву, я зашел к Татьяне. Привожу
мои записи тех дней. «Воскресение, 21 августа 1994 г. Вчера в 19.00 в доме
Татьяны я был встречен с такой же любезностью и неподдельной радостью, которые
мне уже так хорошо известны. Ее сын Саша и его совсем юная жена Ирина пришли
меня поприветствовать. День прошел спокойно, мы отдыхали до 10 часов, а потом я
пошел с Татьяной на службу в соседнюю церковь (лишь недавно восстановленную
верующими). Меня тронуло хором певшееся всеми "Верую" (и в то же
время я ощущал полную отчужденность от певшихся слов, ту отчужденность, которую
вызывает православный вариант христианства, "Единосущий" omousious и т. п.; все очень красиво, но ни единого слова,
которое я мог бы полностью принять — такие мысли приходили в голову). Татьяна в
платке, как русская баба, обошла церковь и поставила две свечи. Мы покинули
церковь во время причастия. В шесть пришел Миша Рощин, старообрядец и член
московской группы Друзей, с которым я встречался в Праге. Он был со своим
маленьким сыном по имени Крис. Мы вместе пообедали и поболтали, вот и все.
Миша поедет во Францию, на ежегодную
встречу французских квакеров, а потом в Швейцарию, где состоится конференция
горских народов (Миша специализируется по Кавказу, владеет также арабским
языком). Самым важным моментом встречи было получасовое молчание вместе с
Мишей, его ребенком и Татьяной. После этого я кратко затронул вопрос о святости
мира как единственной достойной в мире цели, и Татьяна в том же духе
высказалась
12
о возможности предчувствовать истину и
реальности потустороннего мира, о свете, цвете и бесконечной жизни».
Вечером следующего дня, в понедельник, я
записал: «К вечеру приехала Патрисия. Она работает в Москве для квакерской
организации "Мир и служение", прошлой осенью у них была встреча в
Гилдфорде (ее разговорный русский великолепен). Пришла и английская пара,
друзья Татьяны, приехавшие в отпуск в Москву. Мы все вместе провели 40 минут в
молчании. Потом был обед. Вечер прошел в сугубо английском духе. Татьяна
говорила о прошлогодней поездке в Италию, рассказывала о ней с большой
фантазией, так что при этом ощущалось воображение, захватывавшее ее в те очень
трудные для нее месяцы (она болела, и ей пришлось перенести операцию)». Во
вторник я записал: «Покидая этим утром дом Татьяны, я вписал несколько строк в
ее книгу посетителей: гостеприимство Татьяны побуждает любить эту страну —
несмотря на ее суровость (уезжая, я снова удивлялся: здесь все так жестко, так
трудно, многие вещи вообще ужасны и ненавистны, почему же эта страна может быть
кому-то так дорога?). Я вышел на улицу с сумкой на плече, воспрянув духом».
В 1995-м я пригласил Татьяну Павлову в
Болонью, чтобы принять участие в семинаре по истории современного толкования
Библии. Семинар состоялся в Бертиноро (Форли) близ Болоньи на тему толкования
места о «поклонении в духе и истине» (Иоанн 4:23). Татьяна подготовила
сообщение о «поклонении в духе и истине» по ранним проповедям и сочинениям
Друзей. Я усердно работал, готовя чтение ее текста по-итальянски, переводя его
с русского, после чего Татьяна блестяще его прочла.
К сожалению, у меня не сохранился текст
русского оригинала. Итальянская же версия озаглавлена «Il culto
in spirito e verita nella predicazione dei primi amici» («Поклонение в духе и
истине в проповедях первых Друзей»), ее можно найти в сборнике под моей редакцией
«In spirito e verita. Letture
di Giovanni
4, 23-24» («В духе и истине. От Иоанна 4, 23-24»), Bologna, EDB 1996, pp. 177-193.
Это солидное, основанное на источниках
произведение (в примечаниях мы сохранили английский язык в многочисленных
цитатах из источников Т. Павловой). На следующий год, комментируя этот текст, я
во введении к работе отметил, что понятие поклонения в духе и истине
толковалось в квакерских источниках в двух традициях, одной строго духовной,
другой — научно-философской. И процитировал две выдержки из работы Татьяны
Павловой.
13
Первая цитата — из Барклая: «Священное писание
поистине велит нам сходиться вместе, а при встречах Писание запрещает молитвы и
проповеди кроме как Дух движет нами. Отсюда надлежит заключить, что нам следует
молчать, когда Дух не побуждает нас к упомянутым действиям». Автором второй
выдержки является У. Пенн: «Этот мир есть форма: наши тела суть формы; и
никакие видимые действия или проявления набожности не могут оставаться вне
форм. По все же: чем меньше в религии форм, тем лучше поскольку Бог есть Дух;
ведь чем более духовным является наше поклонение, тем более отвечает оно
природе Бога; чем больше в нем молчания, тем более соответствия языку Духа».
Стремясь примирить два способа выражения,
один более рационалистический и философский, другой — скорее ориентированный на
текст Библии, я находил и сейчас еще нахожу привлекательным подход квакеров, хотя он часто слишком возвышен
для того, чтобы применяться в реальности. Это, как мне кажется, было свойственно
и Татьяне. Как и автор настоящей статьи, она остро ощущала разрыв менаду
идеалом и реальностью. Она писала мне в последний раз 29 июня 1998 г.: «Я рада,
что Ваша группа еще устраивает встречи. А наша становится все меньше и меньше.
Наша жизнь слишком сложна. Я ощущаю себя все ближе к Православной церкви».
Может показаться странным, что в квакерстве, рожденном как крайнее выражение
пуританизма, сохраняется сильное тяготение к традиции больших церквей. Но это
зависит от осознания того мистического опыта, к которому протестантизм
стремится в определенной степени приобщиться. Однако это — другая тема.
Мне хочется закончить очерк еще цитатой
из моего дневника в мае 1995 г. Татьяна сказала мне: «Любите каждого и всегда говорите
правду», а я заметил: «Это глубже и труднее, чем может казаться».
На этом мои воспоминания завершаются. Это
лишь фрагмент, но, может быть, и фрагмент может дать перспективу целого.
14
Изд: «Из истории миротворчества и
интеллигенции». Сборник памяти Т.А.Павловой, М., ИВИ РАН, 2005.