Ёкота Мураками (Япония)

ЛЕВ ТОЛСТОЙ В ПАЦИФИЗМ:

СО СРАВНИТЕЛЬНОЙ И «ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЙ»¹ ТОЧЕК ЗРЕНИЯ

 

Толстой не употреблял термин «пацифизм». Он снова и снова подчеркивал идею «ненасилия», а не «пацифизма». Сначала думалось, что это не важно, касается лишь выбо­ра термина, поскольку понятия «пацифизм» и «ненасилие» взаимно дополняют друг друга. Эти два понятия казались почти синонимами, особенно автору данной статьи, который склоняется к «буржуазной» концепции пацифизма и не ви­дит в нем, в отличие от В. И. Ленина, ничего отрицательно­го. Если так, то почему Лев Николаевич не говорил о «па­цифизме»?

Слово «пацифизм», заимствованное либо из английского «pacifi(ci)sm», либо из французского «pacifisme», по всей ве­роятности, вошло в лексику русского языка гораздо позд­нее. По оксфордскому словарю английского языка (OED) термин этот определяется так: «Политика или доктрина, отказывающаяся от войны и всякой формы насильственного действия в качестве способа разрешения конфликта, в осо­бенности при международных делах». Самым ранним при­мером употребления данного термина, приведенным в слова­ре, является статья В.Джеймса в журнале Quarterly Review, выпущенном в июле 1910 г. Согласно словарю, термин «pacifist» начал употребляться раньше: первый пример при­веден из прокламации Э.Арно на международном конгрессе мира, состоявшемся в 1902 г. Во всяком случае, концепция, по-видимому, вошла в общее употребление только в начале двадцатого века, хотя и в качестве «новинки», о чем свиде­тельствует статья в июльском номере Times (1906), где тер­мин «пацифизм» появляется с кавычками.

При отсутствии толкового словаря, основанного на исто­рическом принципе, труднее проследить историю этого сло­ва в русском языке. Тем не менее, наверное, подобную исто­рию концепции пацифизма можно найти и в русском упо­треблении. Значит, возможно, что Толстой был знаком с

114

термином «пацифизм», который употреблялся в начале века. Тем более, что большинство его произведений на тему нена­силия были написаны в 90-х годах XIX века и в первом де­сятилетии XX века. Толстой даже писал в 1909 г. доклад для конгресса мира, созванного пацифистами. А на кон­грессе мира, состоявшемся в 1902 году, согласно оксфордс­кому словарю, уже употреблялся термин «пацифизм».

Автору статьи кажется, что молчание Толстого о паци­физме говорит о каком-то несовпадении концепций «мир» и «пацифизм». Прочитаем еще раз определение «пацифизма», данное оксфордским словарем: «политика или доктрина, от­казывающаяся от войны и всякой формы насильственного действия в качестве способа разрешения конфликта, в осо­бенности при международных делах». Если «мир» означает в общем смысле ту ситуацию, где не употребляется насилие, а существует покой, «пацифизм» стремится достигнуть такого положения, в котором отсутствует (военный) конфликт между государствами.

Такую разницу концепций ясно можно увидеть в истории Японии, в происходившем там процессе «модернизации» и «европеизации». Речь идет о создании слова хэйва, означаю­щего «peace». Хотя это слово сегодня принадлежит самой простой лексике, оно действительно является переводом анг­лийского слова «peace», которое гораздо позднее вошло в лексику современного японского языка. До реформ 1868 года древнее слово хэйва употреблялось в общем зна­чении «покой», о чем свидетельствует ряд определений, вхо­дящих в словарь терминов, созданных в эру Мэйдзи (т. е. после реформ)². Например, японско-немецкий словарь, из­данный в десятом году Мэйдзи (1877), переводит хэйва как «gleich machen». В японо-английском словаре, опубликован­ном в девятнадцатом году Мэйдзи (1886), хэйва переводит­ся «to equalize and harmonize: to regulate» — т. е. близко к древне-еврейскому «шалом». Первым примером употребле­ния этого слова в современном смысле является пример, найденный в «Большом японском словаре военных терми­нов», изданном в 1912 году: «хейва указывает то положе­ние, в котором нет сложного конфликта с другими странами. Это слово — антоним слова «война». Одни думают, что хэйва — интервал между войнами, другие думают, что это положение, которое следует после войны, третьи думают, что это более длительное перемирие».

Таким образом, развитие и изменение понятия хэйва (peace) в истории современного японского языка призывает к четкому различению между «peace» в смысле до модерни-

115

зации и «peace» в современном смысле. Если это так, нужно ли относиться к толстовскому учению, касающемуся мира и ненасилия, как к некоторой отсталой идее? Ведь Толстой не говорил о «пацифизме», которому способствовала современ­ная концепция «peace».

Автору кажется наоборот. Вышесказанные обсуждения показывают, что концепция «пацифизма» — продукт той современной идеологии, которая считает государство одной из самых важных единиц человеческого общества, т. е. про­дуктом современной идеологии нации (или, точнее говоря, национального государства), в которой (обманчиво) пред­полагается единство народа, языка и политической единицы (государства). Японский критик Каратани Кодзин утверж­дает, что национализм возникает только при соприкоснове­нии с другими странами. Иначе говоря, не internationalism (в смысле «международность») возникает в результате наци­ональных конфликтов, а наоборот, именно internationalism ведет к возникновению национализма³. То, что международ­ный закон издавался тогда, когда формировались нацио­нальные государства, — это своего рода доказательство та­кого отношения между интернационализмом и идеологией.

Вероятно, то же самое отношение можно увидеть между концепциями «пацифизма» и национального государства. «Пацифизм» возникает не в результате усилий разрешения конфликтов среди национальных государств: напротив, па­цифизм и есть выражение той идеологии, к которой национальные государства считаются полномочными, независи­мыми политическими единицами, среди которых возможна и неизбежна (но, пожалуй, не очень желательна) война. Дру­гими словами, в этой идеологии слово «peace» представляет собой лишь антоним «войны» и определяется только как отсутствие войны, что показывает последний пример из словаря терминов, созданных в эру Мэйдзи, т. е. пример, ци­тированный из словаря военных терминов⁴.

Отсюда проистекает следующий по видимости парадок­сальный тезис: международный закон не разрешает кон­фликтов среди национальных государств, а, будучи выраже­нием парадигмы, включающей internationalism и национа­лизм, он устанавливает и подтверждает конфликт как опре­деленную систему. Это объясняет то, что концепция «права на войну (a right of belligerence)» возникла параллельно с развитием концепции национального государства. Паци­физм и право на войну — взаимодополняющие понятия; «пацифисты» могут представить «peace» только как отрица­ние или меньшую степень прав на войну. Только такой путь

116

им кажется реальным. Значит, как это ни парадоксально, концепция «peace» в самом деле дополняет концепцию прав на войну.

А Лев Толстой либо стремился уничтожить именно такую парадигму, либо был совсем равнодушен к ней. Этим, на­верное, можно объяснить его молчание о «пацифизме» в по­следних произведениях. Его философия ненасилия и отказа от войны произошла не от концептуальной политической системы, в которой уже существующие национальные госу­дарства старались найти путь к «peace», а от совершенного непонимания этой системы и пренебрежения ею.

Однако его радикальные воззрения, касающиеся пара­дигмы национального государства, четко выражались уже в таких произведениях, как «Война и мир» и «Холстомер», в которых критиковалось искусственное разделение человече­ства государствами-странами. В последних произведениях Толстой с типичной для него убежденностью отрицал понятие «патриотизм», который обычно трактуют в положитель­ном смысле⁵. В ряде статей Яснополянский философ даже отказывается от идеи государства как политико-обществен­ной системы⁶.

Отрицание Толстым современной парадигмы, которая включала понятия интернационализма и национального го­сударства, было слишком радикально, поэтому его не одоб­ряли и не понимали. Однако Толстой стал чтимым учите­лем философии ненасилия как в Индии, так и в Японии. Выше мы уже говорили о том, что в современную японскую культуру ввели из европейского употребления «peace» и пе­ревели его как хэйва. По всей видимости переводчиком это­го термина был японский квакер, Китамура Тококу, выда­ющийся поэт и критик конца XIX века.

Тококу пишет в предисловии к первому номеру журнала «Хэйва» (peace), органа пацифистского общества, которое они основали с товарищами-квакерами:

«Осенью 1889 г. мы с несколькими товарищами органи­зовали «Общество мира». С того времени мы вместе изучали проблемы мира. Наконец, время наступило, мы создали Ор­ган, и теперь имеем честь представить его нашим единомы­шленникам. Слово хэйва звучит совершенно ново. Для тех, кто находится вне христианского круга, оно вообще непо­нятно»⁷.

Таким образом, Тококу с гордостью объявил, что они в своем журнале впервые употребили термин хэйва и этим вы­разили новое понятие «peace», означающее отрицание наси­лия и конфликта между странами.

117

Одним из важнейших источников нового понятия было учение Толстого. В статье «Граф Толстой» Тококу так объ­ясняет идеи Льва Николаевича:

«Суть морального учения графа, по-видимому, произош­ла из Нагорной проповеди Христа. Толстой говорит: 1. Не воюй. 2. Не суди. 3. Не блуди. 4. Не клянись. 5. Не гневай­ся. Эти проповеди предлагаются в эпилоге его книги, кото­рая называется «Война и мир». Подобные мысли можно найти и в других его произведениях⁸.

Очевидно, что здесь Тококу запутался. В «Войне и мире» этих проповедей не найти. Впрочем, он неверно излагает пять пунктов. Выше цитированные принципы высказывались Толстым в «Кратком изложении Евангелия», в трактате «В чем моя вера» и романе «Воскресение». В них они читаются так: «1. Не гневайся. 2. Не блуди. 3. Не клянись. 4. Не про­тивься злу злом. 5. Не воюй.» Не исключено, что Тококу читал либо «В чем моя вера», либо «Воскресение» в перево­де на английский язык. К сожалению, нам пока неизвестно, какой именно перевод читал Тококу. Во всяком случае, эти строки поэта-критика показывают, что одним из самых важных источников новой концепции «peace» было учение Л.Толстого.

Как было сказано выше, толстовская философия ненаси­лия не только не совпадает с понятием «peace» в современ­ном значении и с концепцией пацифизма, но и совершенно им противоположна. Если так, то можно сказать, что Токо­ку и правильно, и неправильно понял концепцию «peace» че­рез учение Л.Толстого. Это видно из другой его статьи.

В «Фрагментальных размышлениях (Со дандан)», опуб­ликованных в журнале «Хейва», Тококу рассуждает:

«Подкреплять нацию военной силой не следует. Она ско­рее ослабит нацию, обеспокоит людей, а не усилит нацию и не сделает ее державой... Посмотрите на Америку. Это стра­на экономической силы. Хотя с самого начала она не упо­требляла военную силу. Другие страны боятся Америки, но, в то же время, уважают ее. Почему боятся? Потому что она переполнена энергией американского народа и в ее промы­шленной деятельности видна настоящая храбрость. Америка не гордится вооруженной силой, но тем не менее представ­ляет собой лучшую державу и никому не уступает»⁹.

Правда, Тококу отрицает военные действия. Но, кажется, его цель в конечном счете состоит в том, чтобы сделать страну сильной «державой». Пацифизм Тококу не противо­речит его национализму. Как мы видели, «peace» и нацио­нальное государство взаимно дополняют друг друга. Если

118

так, то понятно, почему Тококу, несмотря на то, что он критиковал вооруженную силу, все-таки, в отличие от тол­стовской философии ненасилия, думал в концептуальных рамках конфликтов среди стран и мечтал, чтобы Япония каким-то образом стала державой. Так, толстовское отри­цание «пацифизма», патриотизма, и национализма было со­вершенно непонятно поэту и, следовательно, потерялось в кругозоре Тококу, который был одним из выдающихся по­следователей толстовского учения.

Этот факт еще более разочаровывает, потому как Тол­стой думал, что в странах буддизма и конфуцианства име­ется большая степень возможности реализовать его идеал ненасилия. Он пишет:

«Если христианство истина и мы хотим жить в мире, то не только нельзя сочувствовать могуществу своего отечест­ва, но надо радоваться ослаблению его и содействовать это­му... Европейские народы, забыв Христа во имя своего пат­риотизма, все больше и больше раздражали и научали пат­риотизму и войне эти мирные народы и теперь раздразнили их так, что действительно, если только Япония и Китай так же вполне забудут учение Будды и Конфуция, как мы за­были учение Христа, то скоро выучатся искусству убивать людей (этому скоро научатся, как и показала Япония) и, будучи бесстрашны, ловки, сильны и многочисленны, неиз­бежно очень скоро сделают из стран Европы, если только Европа не сумеет противопоставить чего-нибудь более силь­ного, чем оружие и выдумки Эдисона (снаряды, которыми можно будет в час убивать больше людей, чем убил Атилла во все свои войны — Т.Ё.-М.), то, что страны Европы дела­ют из Африки...»¹⁰

Автор переписывает эти строки Льва Николаевича в го­довщину того дня, когда нас, японцев, в действительности убили снарядами больше, чем Атилла во все свои войны, и притом не в час, а в минуту, или даже в секунду. И японцы, как писал Толстой, очень быстро и умело обучившиеся во­енному искусству, в послевоенной новой конституции отка­зались от всякой формы войны. Этот отказ, будучи, с точки зрения реалистов-пацифистов, столь же идеален и «наивен», как и толстовский отказ от «пацифизма» и национализма, автору кажется, тем не менее сильным и надежным. Поче­му? Потому, что только то, что наивно, помогает освобо­диться от данной концептуальной рамки, в которой вой­на — «реальность», а то, что «реально», поддерживает су­ществующую парадигму пацифизма и национализма, точно

119

так же, как «пацифизм» парадоксально выражает (отсутст­вие) войны.

Редактор 90-го тома Собрания сочинений пишет в ком­ментарии к докладу Толстого, предложенному Конгрессу мира в Стокгольме, что доклад, который призвал к совер­шенному отказу от военной деятельности и от государственного строя, в конце концов не читали, потому что организа­торы думали, что он слишком наивен, и боялись, что над великим Яснополянским писателем будут издеваться участ­ники-пацифисты. Этот эпизод очень ярко показывает проти­воречие между толстовским понятием «ненасилие» и совре­менным понятием «пацифизм».

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

¹ Термин «генеалогия» употреблен в значении, развитом М. Фуко в его «Археологии знания» и «Словах и вещах».

² Сого Масааки и др. (ред.). Мэйдзи но котоба дзитэн. Токио, 1986. В данной статье, как это принято в Японии, фамилия японцев дается вначале, а затем — имя.

³ Каратани Кодзин, 1970=45-й год Сева (эры Императора Сева). В «Насчет конца». Токио, 1990. Р.Вильямс в «Ключевых сло­вах» рассуждает подобным образом: «The complexity [касающа­яся термина «национализм»] has been increased by usually separable distinction between nationalism (selfish pursuit of a nation's interests as against others) and internationalism (co­operation between nations). But internationalism, which refers to relations between nation-states, is not the opposite of nationalism in the context of a subordinate political group seeking its own distinct identity; it is only the opposite of selfish and competitive policies between existing political nations», (стр. 179) Нью-Йорк, 1985.

⁴ Здесь и везде под термином «пацифизм» автор имеет в виду ту особенную идеологию, которая сформировалась в 18-19-ых ве­ках параллельно с концепциями национального государства и против которой Л.Толстой развивал свою философию ненасилия. Автор не высказывает никакой отрицательной оценки ни к пацифизму вообще, ни к редакторскому принципу данного то­ма.

⁵ Насчет толстовского литературного «приема», который состоит в том, чтобы абсолютно отрицать общепринятые идеи, см. мою статью «The West Narrates Itself: Tolstoi and his Orientalist Universalism in War and Peace and Other Works» (JSSES16) и Gary Saul Morson, Hidden in Plain View: Narrative and Creative Potentials in «War and Peace» (Standord, 1987).

120

⁶ He то, чтобы автор предлагал анархизм как решение. В статье подчеркивается лишь то, что один отказ от современной идеоло­гии национального государства, вероятно, ведет к ответу на во­просы «войны и мира» в современном мире, — ответу, который пока никому не известен.

⁷ Речь идет о первом номере журнала Хэйва. Гэндай нихон бунгаку дзэнсю. Т. 4. Токио, 1956, стр. 71-72.

⁸ Там же, стр. 77-78.

⁹ Там же, стр. 72.

¹⁰ Христианство или патриотизм? Соб. соч. в 90 томах, т. 90, стр. 52.

 

С благодарностью отмечаем, что данной работе оказал содействие книжный отдел Государственного музея Л.Н.Толстого.

121

 

Изд: «Пацифизм в истории. Идеи и движения мира», М., ИВИ РАН, 1998.

(290 с. Тир. 600 экз.)