ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО СССР

НАУЧНО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЕ ОБЩЕСТВО

«ЭТИКА НЕНАСИЛИЯ»

ЭТИКА

НЕНАСИЛИЯ

МОСКВА 1991

Под обшей редакций А.А.Гусейнова

Ответственный редактор Р.Г.Апресян

Научно-вспомогательная работа: М.А.Корзо, М.В.Лескинен

- 3 -

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемая книга является научным итогом Международной конференции "Этика ненасилия" (Москва, ноябрь 1989 г.), созванной по инициативе одноименного научно-просветительского общества.

В предисловии, видимо, целесообразно кратко ознакомить читателя с научно-просветительским обществом "Этика ненасилия" и охарактеризовать общую идейную атмосферу конференции, собравшей многих выдающихся ученых и борцов за ненасильственное решение социальных и человеческих проблем из 9 стран.

"Этика ненасилия" - независимое общественное объединение, организованное по инициативе группы философов, объединенных вокруг сектора этики Института философии АН СССР. Его учредителями являются Фонд социальных изобретений, Институт философии АН СССР, Философское общество СССР, журнал "Эхо планеты". Созданное в 1988 году, оно явилось первой институцией в нашей стране, избравшей в качестве программы и конкретной цели деятельности идеи ненасилия. Так была заполнена еще одна пустота в общественной жизни пашей страны.

Научно-просветительское общество "Этика ненасилия" ставит перед собой следующие основные задачи: 1. Исследование различных проявлений насилия и ненасилия в истории человечества; осмысление этического и культурного опыта ненасилия; обобщение практики ненасильственных движений и акций; 2. Распространение в обществе идей ненасилия и опыта ненасильственной борьбы посредством издания научно-популярных трудов и просветительской деятельности в разнообразных ее формах; 3. Подготовка условий для социально-этического консультирования ненасильственных форм борьбы; 4. Развитие творческих контактов с зарубежными исследователями, общественными ассоциациями, группами позитивного действия, ориентирующимися на идеи ненасилия; 5. Организация конференций и семинаров по проблемам ненасилия. Показательной для его деятельности является конференция, материалы которой публикуются в данной книге. Ближайшее крупное мероприятие общества "Этика ненасилия" - методический семинар по ненасильственному решению массовых социальных конфликтов.

Конференция "Этика ненасилия", созывавшаяся с целью освоения мирового опыта в данном вопросе, обобщения этических аспек-

- 4 -

тов теории и практики ненасилия в современном мире, вылилась в беспрецедентное событие не только для философской и общественной жизни в нашей стране. Она неожиданно для организаторов явилась первым международным форумом такого рода, хотя тематика ненасилия достаточно популярна в зарубежном (как западном, так и восточном) обществознании, а идеология и этика ненасилия имеет программное значение для многих общественных и общественно-политических движений. Уникальность Московской конференции состояла в том, что она собрала представителей различных движений, различных мировоззренческих ориентации и научных школ, различных по своей технологии форм практической деятельности. И именно это разнообразие обусловило в значительной мере продуктивность работы.

Участники конференции пришли к общему мнению, что существует универсальная, этическая основе ненасилия и что оно, ненасилие, является тем единственным методом решения социальных и человеческих конфликтов, который адекватен целям справедливости. Единая этико-нормативная основа - залог плодотворного, взаимодополняющего сотрудничества и диалога сторонников ненасилия, придерживающихся различных мировоззренческих ориентации. И еще в одном были согласны участники конференции: ненасилие - это не просто более достойная и предпочтительная форма общественного бытия человека, но в современной ситуации глобальных опасностей она является безальтернативной, единственно возможной. Вопрос стоит предельно драматично - человечество лишится будущего исторического пространства для существования, если оно не найдет в себе достаточно мудрости и душевной стойкости, чтобы пойти "по узкому и прямому пути ненасилия" (М.Ганди).

Конференция была посвящена этике ненасилия. Но это не значит, что ненасилие сводится к моральной позиции. Нет, оно является еще наукой, искусством и, что особенно важно, исключительно эффективным, более эффективным, чем насилие, методом общественных преобразований.

Книга, цельная по теме и нравственному пафосу, содержит вместе с тем широкую панораму различных теоретических взглядов и практических методик. И она может стать своеобразным введением в теорию ненасилия, началом освоения этой важнейшей научной и жизненной проблемы.

- 5 -

В заключение хотелось бы выразить особую благодарность профессору Анджею Гжегорчику (Польша), руководителям Международного Союза примирения Жану Госсу и Хильдегард Госс-Майер за их поддержку и помощь в организации конференции, поблагодарить всех зарубежных и советских участников конференции, а также сотрудников сектора этики Института философии АН СССР за их труд и душевную щедрость, проявленные в ходе организации конференции и подготовки этой книги.

А.А.Гусейнов.

Председатель научно-просве-

тительского общества

"Этика ненасилия".

- 6 -

Ж. Госс

КЛЮЧЕВЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО
И ХРИСТИАНСКОГО НЕНАСИЛИЯ

I. Ключевые представления гуманистического ненасилия.

Введение. Ситуация преобладающего насилия. После Аушвица, Хиросимы и сталинских концентрационных лагерей насилие проявило свое истинное лицо: истребление и гибель людей. Идеологическая конфронтация двух военных блоков породила бессмысленные размеры гонки вооружений, угрожающей уничтожить человечество. Расширяющаяся торговля оружием способствует затяжным войнам в странах третьего мира. Гонка вооружений обедняет наши страны, на ней лежит ответственность за болезни и голод миллионов в Южном полушарии. Наши экономические системы, устремленные к безграничным прибылям, к прогрессу и власти, нарушают экологическое равновесие, а вместе с тем и источники существования будущих поколений. Неравное распределение благополучия, безработица, попрание прав человека и религиозной свободы, расизм, сексизм, коррупция, наркомания, алкоголизм, насилие в семьях и на улицах, стрессы, страх, незащищенность давление "масс медиа", - все эти и другие формы насилия довлеют над человечеством, порождая безмерные страдания.

Мы ответственны за эти условия, мы ответственны за то насилие, которое есть в каждом из нас, мы ответственны за изменение этой ситуации во имя торжества активного ненасилия.

Прояснение терминов. Сила - (энергичное действие) может быть негативной (сила пропаганды, вооруженная сила), когда она направлена против блага людей, и позитивной (сила правды, справедливости), когда она благоприятствует человеческой жизни.

Власть - (принятие ответственности за других) может быть негативной (авторитарной, господствующей, эксплуататорской, диктаторской) или позитивной (позволяющей подчиненным людям развиваться, "со-разделять" ответственность).

Насилие - негативно по определению. Это разрушительная сила, которая унижает, насилует, подавляет, эксплуатирует кого-либо. Часто оно коренится в страхе быть отвергнутым, утратить какие-то блага, какие-то ценности, а, может быть, и саму жизнь. Этот страх создает образы врага, провоцирует насилие в отношении других, ве-

- 7 -

дет к целому арсеналу оборонительных действий. Насилие проявляется в различных и многообразных формах и степенях: физическое и психологическое, межличностное и структурное, социальное, политические, военное, экономическое, культурное, религиозное и т.д.

Агрессивность и воинственность - могут быть как негативными, так и позитивными. Они естественны (инстинктивны) как реакция на неуважение, проявляемое к человеку. Они представляют собой средства выживания и потому в принципе характеризуют человеческое существование (например, ребенок, который никогда не защищает себя, сталкивается с психологическими проблемами). Однако люди индивидуально и коллективно злоупотребляют этим оборонительным средством, делая его разрушительным, часто несущим смерть в ответном насилии. Ненасилие не отрицает, не подавляет эту жизненно важную, оборонительную воинственность, но преобразует ее в позитивное, ненасильственное средство обороны и решения конфликтов.

Люди по-разному реагируют на насилие и несправедливость. Мы выделяем три основные реакции: пассивность, ответное насилие, активное ненасилие.

Пассивность, безразличие, покорность. "Осознать зло и не противостоять ему, - говорил Ганди, - значит предать в себе человека". Если мы сознательно отказываемся вступить в борьбу с несправедливостью, то, значит, мы подчиняемся злу, уподобляемся рабам, отрицаем свою человеческую ответственность. Нет ничего более низкого, как сохранять пассивность против несправедливости. Пассивность противостоит активному ненасилию и должна быть безусловно отвергнута. Каковы причины пассивности? Их несколько:

- компромисс с несправедливостью ради получения возможной прибыли;

- страх возможных последствий противостояния несправедливости. Экзистенциональный страх потерять работу, привычные блага, жизнь. Как на индивидуальном, так и коллективном уровне создание атмосферы страха является важнейшим средством угнетателей. Ненасилие учит преодолевать страх, восстанавливать внутреннюю и внешнюю свободу для борьбы с несправедливостью;

- недостаток знаний. Люди часто сохраняют пассивность при столкновении со сложными случаями несправедливости, когда они не видят реальных путей ее преодоления.

- недостаток внутренней и внешней силы: люди чувствуют себя

- 8 -

бессильными, когда они не уверены в действенности ненасилия.

Ответное ненасилие - традиционная реакция на несправедливость. Цепочка насилия и ответного насилия проходит через всю историю человечества, порождая безмерные страдания. Те, кто прибегают к ответному насилию для борьбы с несправедливостью, обнаруживают тем самым свою ответственность; у них хорошая цель - восстановить поруганные человеческие права, восстановить справедливость и покой. Вот поэтому их позиция выше пассивности. Многие прибегают к ответному насилию в борьбе с несправедливостью просто потому, что они не знают другого пути, ибо насилие глубоко укоренено в нашей цивилизации, философии, культуре, а порой даже в религии; оно господствует в большой прессе.

Могут ли злые средства (мошенничество, ложь, насилие, угнетение, разрушение) вести к добрым целям (большей справедливости, достоинству, участию, примирению)? Для ответа на этот вопрос необходимо разоблачить логику насилия и ответного насилия.

Ответное насилие означает несправедливость, присущую злу, к которому прибегают в насильственной борьбе; чтобы преодолеть зло и защитить людей, прибегают к убийству людей же. Когда убивают нацистов, расистов, сталинистов, философия, которая вдохновляет их, не искореняется. Идеи и установки находятся не в теле, но в уме, в душе, чувствах, и действительная задача заключается в том, чтобы преодолеть несправедливость в умах посредством мирного их изменения и, таким образом, спасти и освободить жертвы несправедливости, а равно и тех, кто творит зло.

Если мы будем использовать ответное насилие в борьбе с несправедливостью, мы лишь включимся в бесконечную спираль насилия. Чтобы добиться победы в этом случае, нам придется непрерывно увеличивать потенциал своей вооруженности (начиная с неуважения и грубости в языке и до мошенничества, манипуляций, подкупа, а, в конечном счете и до использования вооруженной силы); наилучший пример абсурдности смертельной гонки - в накоплении вооружений, которое предполагает даже убийство в так называемых "оборонительных целях".

Активное ненасилие - осознание невозможности с помощью ответного насилия преодолеть несправедливость выдвигало на протяжении всей истории человечества перед философией и религией разных направлений задачу поиска путей мирного решения конфликтов.

- 9 -

Философские религии и учения Востока, такие, как индуизм, буддизм, даосизм, указывают в первую очередь на внутреннее освобождение от цепей эгоизма и насилия. Западные философские и религиозные учения начиная со средних веков большее значение придают миротворчеству в обществе, внешнему освобождению. Сегодня мы знаем, и этому учил Дэвид Торо (в эссе "Гражданское неповиновение"), Лев Толстой, Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг, опиравшиеся во многом на христианскую традицию, что внутренняя установка на миролюбие и внешняя миротворческая практика миротворчества посредством ненасилия нераздельны и предполагают друг друга.

Из этого наследия во всем мире развивается мощное движение "Народная сила" ("Peoples Power"), движение за освобождение посредством активного ненасилия. Примеры этого мы видим в Южной Африке, в Латинской Америке (Чили, Бразилия), на Филлипинах, в Бирме и Китае, а также в Центральной и Восточной Европе - благодаря импульсу, полученному от перестройки в СССР.

Так же, как и ненасилие, сила насилия обнаруживает себя в каждом человеческом существе, в каждой культуре и в каждом обществе, пусть даже и в скрытом виде. Поэтому нет надобности "вводить" или "навязывать" ненасилие силой. Поскольку оно составляет часть человеческого существования, необходимо только найти его истоки у каждого, востребовать его, дать возможность развиваться, чтобы организоваться в коллективное действие.

Прояснение терминов. "Ненасилие" представляет собой неточный перевод термина, который мы находим у Ганди. Он употреблял слово "а-химса"= "не-насилие" для обозначения отказа от разрушительной силы насилия ("химса") в борьбе за справедливость. Это-то слово и было переведено на европейские языки. Однако коль скоро мы отказываемся от всех форм насилия в борьбе за справедливость, мы должны прибегнуть к другой силе, созидательной и миротворческой. Для обозначения этой силы Ганди использовал термин "сатъяграха" ("сатья" означает "правда", "Бог"), под чем понимал силу правды, силу души, силу справедливости, любви. Это второе понятие не было переведено на европейские языки. Используемое нами понятие "ненасилие" сочетает в себе значения этих двух понятий, которыми пользовался Ганди.

Нравственные основания активного ненасилия. Ненасилие представляет собой философию, образ жизни, которые, на основе верховенства правды и любви, предполагают личные, социальные и межнациональные изменения ради преодолении несправедливости и достижения мира,

- 10 -

примирения.

Говоря "Нет" насилию, мы отвергает рок: мы заявляем тем самым, что зло и несправедливость внутри и вокруг нас не являются неизбежными; мы поступаем как свободные люди, способные к выбору. Таким образом утверждается в полной мере человеческое (трансцендентальное) измерение личности.

Ненасилие решительно отвергает пассивность и подчинение всем формам несправедливости. Предполагаемая им концепция борьбы кардинально отличается от того, что утверждается в ответном насилии. Ненасилие стремится распознать несправедливость в его общественных формах и сделать ее известной (к примеру, М.Л.Кинг обнажил расовую дискриминацию). В качестве цели ненасилие стремится к тому, чтобы преодолеть несправедливость как в сознании людей, так и в структурах, и к тому, чтобы принести освобождение как тем, кто страдает от него, так и тем, кто в первую очередь несет за него ответственность. Так что его цель заключается не в достижении победы над противником или врагом, но в преодолении несправедливости, в решении конфликтов и посредством этого в создании условий для всех.

Так что ненасилие разворачивает борьбу за преодоление несправедливости на уровне совести. И оно всегда имеет в виду ту часть правды и потребности, которые отстаивает противник. Эта фундаментальная позиция позволяет построить альтернативу на новых и совместно признанных нравственных ценностях, обращенных к человеку.

Принцип ненасилия в разрешении конфликтов предполагает своеобразную концепцию человека и своеобразное отношение к человеку:

1. Человек является высшей ценностью среди всего, что существует. Поэтому к нему следует относиться с безусловным уважением, не допускающим каких бы то ни было исключений (даже в отношении к врагу). Человечество рассматривается как единое и неразобщенное, и все люди равны в своем достоинстве и праве на уважение.

2. Каждый человек обладает совестью, и, значит, несет в себе возможность к развитию, сознавая несправедливость и будучи способным к изменению своей позиции. Сознание развивается, когда оно может противопоставить себя реальности, когда оно стремится к истине. Это глубокое доверие к человеку лежит в основе всех ненасильственных действий. Сегодня мы видим примеры в Чили, на Филлипинах, Польше, когда угнетенные люди, организованные и вооруженные исключительно благодаря силе правды, свободы и справедливости, изменяют несправедливые отношения и структуры.

- 11 -

Ненасилие зарекомендовало себя как могущественная, весьма действенная и наступательная сила: разбуженное совестью, оно обрушивается на несправедливость. Однако ненасилие всегда направлено против несправедливости, но не людей, группы или нации, которые предстоит изменить.

Каждая ненасильственная акция во имя справедливости требует принятия обязательства и проявления готовности свободно принять все последствия, вытекающие из такой акции; в этом оно кардинально отличается от ответного насилия, в котором вся ответственность за последствия взваливается на противника.

Гений ненасилия XX века М.Ганди показал, что сатъяграха как главенство истины должна проникнуть в нас и изменить нас как личностей, но сообразно с этим должно быть преображено и общество во всех своих проявлениях. Это предполагает соответствующую систему образования, экономики и политики, а в равной мере и формирование системы ненасильственной обороны на национальном и интернациональном уровне и отработку способов мирного решения конфликтов; это предполагает внимание к сохранению экологического равновесия, сохранению ресурсов и потребность в высоком нравственном порядке, основанном на признании достоинства и абсолютном уважении человеческой жизни и человеческому сообществу. Человеческая жизнь, сориентированная на эти идеи, приблизится к основанному на справедливости миру.

II. Ненасилие в христианской этике.

В свете проблемы преодоления насилия и утверждения мира христианская этика разделяет принципиальные ценности гуманистического ненасилия. Более того, творческое, освобождающее, самоотверженное ненасилие находится в центре христианской этики, даже если учесть, что в истории христианской церкви эти ценности не раз оказывались попранными. В Библии прослеживается педагогика прогрессивного понимания путей и средств преодоления насилия и его корней, понимания, которое достигает кульминационного пункта в учении и жизни Иисуса Христа. Проанализируем существенные моменты развития этого учения.

В текстах Ветхого Завета, предшествующих Иисусу, насилие уже не рассматривается как слепая мифическая сила (что было обычным для культур того времени), но признается как негативная, жизнераз-

- 12 -

рушительная сила, за которую люди несут ответственность, от которой следует отказаться и людям, и обществу. Все же в этих текстах насилие преодолевается только частично. Следует отметить два важных шага.

В отношении агрессии извне народ Израиля должен был придерживаться закона талиона, который запрещал реванш (принцип, доминированный в культурах того времени - на протяжении тысячи лет до н.э.) Он основывался на ограничении возмездия: "Око за око, зуб за зуб" и не больше! Этот закон знаменует важный шаг в развитии культуры, связанный с возвышением характера человеческих взаимоотношений между народами.

Во внутренней жизни народ Израиля должен был безусловно следовать заповеди "Не убий". Это, конечно, было прогрессом по сравнению с тем, что практиковалось соседними народами. Эта заповедь была одной из основных колонн, на которых покоилось общество, стремившееся приблизить божественный "Шалом".

Что такое "Шалом"? Шалом (мир) - это образ справедливого и умиротворенного общества и человечества. Шалом означает примирение между всеми людьми, примирение между Богом и человечеством, гармонию между человеческой расой и всем тварным миром. Чтобы приблизиться к этой универсальной гармонии, к этому примирению, и человек, и общество должны обратить себя к божественному закону, т.е. быть справедливыми и признавать новое измерение человеческих отношений: "Возлюби ближнего своего как самого себя" (Золотое правило).

Что это значило для народа Израиля?

Поклонение только одному и Единственному Богу Справедливости; Правды и Любви (Яхве), отказ от поклонения богам силы, богатства, господства, воинственности.

Безусловное уважение к человеку: "Не убий!"

Обеспечение основных человеческих прав слабых, обездоленных, неимущих, иноземцев, рабов - наравне со всеми другими членами общины.

Гарантия экономической справедливости для всех людей народа Израиля. Это означало справедливое распределение земли и благ, которые рассматривались как дар Божий, доступный всем. Обеспечение социально-экономической справедливости и социального мира благодаря празднованию каждые 50 лет Юбилейного года - года прощения и примирения между всеми людьми народа Израиля, перераспределения благ и земли. Эта идея преодоления насилия и установления мира на основе

- 13 -

справедливости внутри общества была важным шагом в развитии человечества; они заключала в себе новый уровень развития культуры. Это был первый шаг в раскрытии ненасильственной Любви к Богу как необходимой основы примиренного человечества.

По этому пути вел народ Израиля Яхве (Бог), который считался близким людям и воспринимался ими как Бог, существующий для них. Такое доверительное отношение позволяло преодолеть страх и связать свою уверенность не с вооруженной обороной, а с силой Правды, Справедливости и Любви к Богу, который являл себя через людей Израиля.

Иисус Христос в своем учении и в жизни открыл еще два измерения Любви и Правды, которые необходимы для подлинного преодоления несправедливости и насилия и обретения мира.

Иисус призывал к Всеобщей Любви: все люди созданы одной и той же любовью Бога; поэтому все они обладают достоинством и должны быть безусловно уважаемы. Это значит, что надо уважать и тех, кто не уважает себя: "Возлюбите врагов ваших, благоволите к ненавидящим и преследующим вас", - говорится в Нагорной проповеди. Благодаря этой всеобщей любви утверждается единство человечества, творимое благодаря присутствию Бога в каждом человеческом создании. Это предполагает решительный отказ от всех форм насилия и несправедливости, даже так называемую "справедливую оборону" и талион.

Благодаря этой любви к врагу Иисус разорвал спираль насилия. Он отказался продолжить насилие, но преодолел его благодаря силе любви и правды. Он открыл таким образом совершенно новый путь преодоления зла и несправедливости - путь, по которому ведет человека его совесть. Он учил не отвечать злом на зло, но преодолевать зло с помощью правды, справедливости и добра. И он явил примеры этой освобождающей силы в условиях оккупированного, подчиненного Израиля: "Если вас ударят по правой щеке, подставьте левую (пощечиной господин наказывал подвластных ему людей), и это значит:

- не подчиняться несправедливости, отказываться от пассивности и страха, сопротивляться;

- не прибегать к ответному насилию;

- подставляя "левую щеку", обращаться к совести господина силой правды. Принуждать противника к изменению.

Это ненасильственное сопротивление предполагает освобождение как угнетенного, так и угнетателя. Такой подход также предполагает прощение и возможность примирения под знаком справедливости.

- 14 -

В этой ненасильственной борьбе раскрывается еще одно измерение любви, которое обнаружил Иисус в конце своей жизни своим учением и своей деятельностью: это - самоотверженная любовь. Иисус Христос не отвечал на несправедливость людей ответным насилием. Самоотверженная любовь была его ответом. Справедливый Бог во Христе заплатил цену за освобождение человечества от несправедливости и насилия. Неистово обвиняя несправедливости своего времени и говоря правду, Иисус был готов скорее отдать свою жизнь, чем взять чужую.

Христиане призваны воплотить в жизнь эту освобождающую, самоотверженную любовь в отношении ко всем и во все времена. Они призваны воплощать освобождающую силу активного ненасилия посредством мудрой силы любви, которая может быть открыта им в каждой конкретной ситуации.

Перевод Р.Г.Апресяна.

- 15 -

А.А.Гусейнов

НЕНАСИЛИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ ОБЩЕСТВА.

О понятии ненасилия. He-насилие, как явствует из истории термина и этимологии слова, в исходном своем пункте представляет собой оппозицию насилию, ого отрицание. Чтобы определить качественные границы и существенное содержание ненасилия, надо ясно представлять себе, что такое насилие. А вопрос этот не так прост, как кажется на первый взгляд.

В литературе, как известно, существует два подхода к определению насилия - широкий и узкий. В широком смысле понятием насилия охватывается всякое принижение человека, всё то, что ведет к ущемлению физических и духовных потенций индивидов, мешает им овладеть реально заданной полнотой возможностей личностного развития. В более узком, специфическом значении насилие расшифровывается как прямое применение силы или угрозы такого применения: убийство, пытки, шантаж, ограбление и т.п. Научное определенно в данном случае не очень сильно отклоняется от привычных представлений повседневности. При широком толковании насилия акцент делается на целях человеческой деятельности, при узком - на средствах. А возможно ли синтетическое определение, связывающее специфику насилия как с целями, так и со средствами?

Насилие нельзя считать ни сферой целей, ни простой технологией деятельности. Оно является прежде всего определенным типом отношений между людьми, когда выгода, благо одних покупается ценой страдания других и во имя этого используется сила, прямое принуждение. И еще один признак нужно ввести, чтобы выявить суть интересующего нас понятия: насильственными правомерно считать только такие действия, которые совершаются в пространстве свободной воли и подлежат моральной санкции. Есть боль вывихнутой ноги, а есть боль от кнута надсмотрщика. Это разные вещи. Предметная область насилия - взаимоотношения человеческих воль. Его можно было бы определить как господство одной воли над другой или воли одного человека над волей другого.

Ненасилие нельзя характеризовать просто как отрицание насилия. Оно имеет также позитивное содержание, которое является значительно более важным, чем негативное. Дело в том, что само насилие можно отрицать на разный манер, разными способами.

Типичной реакцией на насилие является смирение, пассивность,

- 16 -

непротивление. Считается, что именно смирение (если тебя ударили по одной щеке, подставь другую) представляет собой специфическую и преимущественную форму ненасилия. Такое мнение глубоко укоренено в нашем - советском - общественном сознании. Более того, оно в значительной мере идеологически инспирировано. Дело в том, что идеология классовой борьбы культивирует и освящает насилие, жестко связывая его с целями социальной справедливости. В рамках такого понимания революционное насилие даже считалось своеобразным нравственным чистилищем, через которое надо пройти трудящимся, чтобы стряхнуть с себя рабские привычки, мерзость старого мира. И во имя нравственного оправдания того, что никак оправдано быть не может - насилия, во имя насаждения "добродетели" и социальной ненависти, необходимо было принизить, дискредитировать ненасилие, изобразить его в карикатурном виде как форму трусливого смирения перед воинствующим злом. В действительности, однако, пассивность и смирение никак не могут считаться оппозицией насилия, они являются его условием, необходимым и органичным дополнением.

Другой, тоже широко распространенной формой ответа на насилие считается контрнасилие. Мнение, будто насилие можно победить на его собственной почве, противопоставив ему такое же или более широкое по масштабам и эффективности насилие, основано на убеждении, согласно которому насилие является автономным средством, способом служить как злым, так и благим целям. Убеждение это следует признать одним из самих глубоких заблуждений социальной мысли и практики. Насилие как средство борьбы автономно лишь до известной степени. Изначально и по природе своей оно замкнуто на несправедливости. Пулей можно, конечно, убить при случае и бешеную собаку, но придумана она не для этого, а для того, чтобы уничтожать противников, гарантировать господство одних людей над другими. И в этом смысле пуля уже изначально заключает в себе определенное социальное качество и её никак нельзя считать равнодушной к целям человеческой деятельности. И даже в тех редких и противоестественных случаях, когда насилие служит человеческому благу, оно служит ему, оставаясь злом и тем самым неизбежно умножая зло в мире. Существует неумолимая логика, в силу которой насилие порождает только насилие (социальные и психологические механизмы этого нуждаются в более тщательном изучении). Насилие не может изнутри трансформироваться в свою собственную противоположность.

- 17 -

Конечно, существуют разные формы насилия, различны их роли в историческом процессе, но, рассмотренные с этической точки зрения, они все имеют между собой то общее, что не выходят за рамки зла. Ответ насилием на насилие есть ответ злом на зло.

Действительной оппозицией насилию, а вместе с тем единственным адекватным средством борьбы за социальную справедливость является ненасилие, которое переводит человеческие отношения на новую основу - основу добра. Путь ненасилия есть путь человеческой любви и правды. Характеризуя позитивное содержание ненасилия и его органическую связь с благородными целями (что, разумеется, вовсе не исключает того, что и ненасильственные средства воздействия могут быть в определенных случаях поставлены на службу силам зла), следует указать на следующие три особенности. Во-первых, ненасилие предполагает решение личных и общественных споров через сотрудничество. Оно исходит из убеждения, что человек лучше своих поступков, как свободное существо сохраняет в себе способность достойного выбора и потому заслуживает изначального, ничем не обусловленного доверия. Оно нацеливает на то, чтобы понять противоборствующую сторону, признать законность её интересов и притязаний, найти такой выход, когда выигрывают обе стороны и ни одна не оказывается в положении побежденной. При этом особо важно подчеркнуть, что сам поиск решения является совместным. Во-вторых, ненасильственные формы борьбы являются массовыми, требующими активного участия и сознательных решений со стороны всех индивидов, вовлеченных в данный конфликт. Это вытекает из природы ненасилия: там, где одна воля стремится подчинить себе другую и активность одних индивидов покупается ценой пассивности других, ненасилие открывает принципиально иную перспективу солидарного слияния воль. В-третьих, ненасилие требует от индивидов исключительного напряжения познавательных и нравственных сил - познавательных, ибо ситуация ненасилия стремится положительно учесть всю сложную совокупность составляющих её сил и воздействий, нравственных, ибо наряду с преодолением обычного ("животного") страха, здесь требуется еще духовная стойкость. Этот последний момент особенно важен. Вопреки укорененному предрассудку, ненасилие не имеет ничего общего с трусостью. Оно выше страха и выше той смелости, которая заставляет прибегать к силе. Мужество, мотивированное справедливостью и любовью, в этическом плане намного выше и в волевом пла-

- 18 -

не намного трудней, чем мужество, мотивированное злобой и мстительностью.

Общественное сознание, преувеличивающее роль насилия, склонно в то же время недооценивать практические возможности ненасилия, сводя их к индивидуально-психологическим опытам, отдельным героическим актам. В действительности однако ненасильственные, мирные средства решения общественных конфликтов, достижения социально справедливых целей являются не только более достойными, но и более эффективными. Современный исторический опыт дает много свидетельств и доказательств этого. Мирными средствами, мужеством безоружных людей, заявивших свои гражданские права, были свергнуты шахский режим в Иране, диктатура Маркоса на Филиппинах, партократические олигархии в ГДР и Чехословакии. К такому же выводу склоняют перестроечные процессы в нашей стране, в частности, опыт решения национальных проблем. Здесь явно обозначились два пути: один - прибалтийский, ориентированный на ненасилие, диалог, цивилизованные формы общественного самовыражения; другой - закавказский, сопряженный с конфронтацией, нетерпимостью, варварскими методами. Первый - ненасильственный - путь, будучи предпочтительным с моральной точки зрения, является в то же время более эффективным с точки зрения решения собственно национальных задач. Вообще надо заметить, что ненасилие играло в истории человеческой цивилизации значительно более важную роль, чем это принято считать. Мы слишком заворожены войнами и революциями и как бы смотрим на историю сквозь ружейный прицел. Надо сменить точку обзора, чтобы охватить общественную жизнь более полно и объективно. И тогда обнаруживается: возможности ненасилия в том, что касается борьбы со злом, вполне сопоставимы с возможностями насилия, а в том, что касается созидательной работы, оно несравненно богаче, шире, эффективней их.

Вопрос о том, как соотносятся между собой прагматическая и моральная аргументация в обосновании ненасилия, могут ли они наложиться друг на друга, является одним из самих трудных и злободневных. Речь по сути дела идет о действенности идей ненасилия, о том, может ли оно вписаться в контекст современной цивилизации, стать мотивом повседневного поведения или обречено на то, чтобы оставаться делом героев одиночек.

Ненасилию нет альтернативы! Лев Толстой и Махатма Ганди – два

- 19 -

великих апостола философии ненасилия. И они же были решительными и бескомпромиссными критиками современной цивилизации. Случайно ли это? Ганди заложил основу политики ненасилия, продемонстрировал её огромные возможности на опыте борьбы за независимость Индии. И тем не менее осуществление идеала ненасилия Ганди связывал не с гуманизацией европейской политики, экономики, а с их радикальным отрицанием, с отказом от всей западной цивилизации, которую он рассматривал как глубокое заблуждение человеческого рода. При этом надо сказать, что подлежащую преодолению цивилизацию Ганди понимал просто и бесхитростно. Это - города, машины, парламент, вся та искусственная среда, общественная структура, которые нацелены на материальное благополучие людей. В целом в том же направлении двигалась и мысль Льва Николаевича Толстого. Спрашивается, действительно ли идеал ненасилия и современная цивилизация разнородные и несовместимые явления? Этот вопрос, на мой взгляд, является центральным в рамках философского анализа проблемы.

Если понимать цивилизацию как реальный путь исторического развития, который привел к современным обществам в их восточных и западных вариантах, то следует признать, что вся она - современная цивилизация - замешана на насилии. Насилие как намеренное, осуществляемое в пространстве свободы воли нанесение физического и материального ущерба человеку лежит в самом её фундаменте.

Возникает вопрос: почему насилие пропитало человеческие отношения? По мнению Ганди, причина этого в том, что люди связывают смысл существования с удовлетворением физических и материальных благ, а по мнению Маркса - в том, что эти блага даны людям в ограниченном количестве. Ганди полагал, что физические блага в принципе ненасыщаемы и потому надо изменить жизненную ориентацию, научиться жить духовной жизнью в условиях их недостаточности. Маркс же считал, что можно достигнуть полного изобилия материальных благ и только тогда отпадут конфликты из-за их распределения. И Ганди и Маркс едины в том, что путь зла и насилия связан со сферой материальных ценностей, с тем, что люди погрязли в этой сфере. Только Ганди считал, что нужно сойти с этого порочного круга. Вернее он полагал, что на него не надо было становиться. А Маркс считал, что его - этот путь - надо быстрее пройти, оставить позади. Ганди ориентирован на моральное решение этой проблемы. Маркс - на историческое и в этом смысле прагматическое решение.

- 20 -

Кто же был прав: Маркс или Ганди? Речь по сути дела идет о противоречии, трагическом разрыве между исторической поступью и моральным выбором, цивилизацией и моралью. Дилемма эта возникла не сегодня: Платон упрекал соотечественников, что они набили гавани кораблями вместо того, чтобы думать о душе; Тертуллиан противопоставлял Афинам Иерусалим; Руссо считал, что падение нравов является слишком дорогой ценой за прогресс наук и искусств. Однако, если раньше она располагалась на периферии европейской культуры, то сегодня составляет её эпицентр. Человечество, кажется, подошло к такой стадии развития, когда успехи цивилизации уже не могут оплачиваться ценой моральной деградации.

Зададимся прежде всего вопросом, каковы особенности того жизнеустройства, типа общественного развития, которые были сопряжены с насилием и в этом смысле противоречили нравственным устремлениям людей. Здесь следует прежде всего отметить два момента, которые обычно не включаются в причинный ряд, порождающий насилие, хотя они занимают в нем исключительно важное место.

Первое. Цивилизованные общества в целом функционировали и до настоящего момента функционируют как социальные организмы. Они основаны на принципе, согласно которому целое больше, чем сумма частей, а, следовательно, и важнее любой из её частей в отдельности. Когда в термитнике образуется опасная для существования всего гнезда брешь, то определенная каста этих общественных насекомых остается снаружи, чтобы заделать эту дыру. И эта каста обрекает себя на верную гибель, приносит себя в жертву, чтобы спасти свою общину. Жизнь человеческих обществ всё еще схожа с жизнью термитов.

Наша практика и мышление остаются организменными. Превалирующими являются убеждения, что в случае необходимости можно и должно пожертвовать частью во имя целого, подобно тому как хирург отрезает заболевший орган, чтобы спасти весь организм. Только надо помнить, что в случае общественного организма часть - это живые люди, а приносить в жертву - значит совершать над ними насилие. Если к этому же учесть, что интересы всего общества всегда персонифицированы, конкретны и всегда выступают как интересы привилегированных правящих слоев, то жертва во имя целого чаще всего на деле выглядит как насилие одних общественных групп над другими..

Второе. Цивилизованные общества - это общества, существующие

- 21 -

в историческом времени, развернутые в будущее. Общественное развитие представляет собой живую пирамиду, где новые поколения стоят на плечах предшествующих и имеют значительно больше, чем они, благ и возможностей. Поэтому в известном смысле одни поколения выступают средством по отношению к другим. Вообще-то говоря, цели и средства всегда разведены во времени. Но когда это расхождение является настолько большим, что одним достаются средства, а другим цели, человеческие отношения неизбежно оказываются основанными на насилии. Так, наша нынешняя свобода оплачена жизнью тех, кто погиб на войне с фашизмом.

Таким образом, сам тип жизни и развитие современных обществ включает в себя насилие как органический элемент. В этом смысле идеал ненасилия связан с преодолением ряда фундаментальных особенностей современной цивилизации.

Идеал ненасилия предполагает и формирует такой тип общественных отношений, когда, во-первых, часть равна целому; во-вторых, цели и средства совпадают в пределах жизни и деятельности каждого конкретного индивида. Ненасилие не может быть интегрировано в существующий тип отношений, а должно послужить началом и основанием качественно нового состояния человечества. Оно органично такому порядку вещей, когда отдельная человеческая личность столь же ценна как и все сообщество людей. Вместе с тем ненасилие уже содержит в себе совершенно новый образ жизни, новую перспективу общественного бытия.

Есть ли в развитии современной цивилизации какие-либо признаки, свидетельствующие о возможности её перехода в то более высокое состояние, которое внутренне будет чуждо насилию в такой же мере, в какой сегодня оно в нем нуждается? По всему похоже, что есть. Но только они все преимущественно носят негативный характер, предстают в форме глобальных опасностей, нависших над человечеством. Наглядный пример - это ядерное оружие, применение которого способно убить всё живое на земле. Именно перспектива гарантийного взаимного уничтожения заставляет ядерные державы от конфронтации переходить к диалогу и сотрудничеству, отказываться от силы как средства обеспечения своих интересов. В свое время Фома Аквинский говорил, что абсолютное зло невозможно, потому что оно по определению уничтожило бы само себя. Кажется, в настоящее время общественное зло, как, например, войны между народами, как

- 22 -

раз достигает таких самопожирающих абсолютных пределов. Будем надеяться, что как раз по этой причине, может быть, они будут невозможны.

Самое слабое место современной цивилизации - это противоестественное сочетание универсальных производительных сил с локальными, многократно (классово, национально, регионально и т.д.) ограниченным мировоззрением, компьютерной технологии с пещерной психологией и этикой. Словом, глобальные опасности - ядерная, экологическая, демографическая, антропологическая и другие - поставили человечество перед выбором: или оно откажется от насилия, этики вражды или оно вообще погибнет. Получается так, что соображения целесообразности, соображения выживания человечества, то есть сугубо прагматическая аргументация подводят к необходимости ненасилия, к этике доверия, к сотрудничеству.

Но здесь однако есть одно "но". Глобальные опасности имеют ту особенность, что они являются невидимыми опасностями. Человечество не может иметь опыта глобальных опасностей. Точно также как отдельный индивид не может иметь опыта своей собственной смерти. И то и другое - одноразовое событие! Поэтому глобальная опасность не обладает, к сожалению, таким мотивирующим воздействием на повседневную жизнь, которая была бы адекватна её масштабу. Многие люди, политические движения, государства ведут себя корыстно и зло, так, как если бы человечеству не угрожали глобальные и они же смертельные опасности.

Поэтому переход к ненасилию как к единственной надежде человечества остается в значительной мере предметом морального выбора. Моральная аргументация и мотивация продолжают играть в деле ненасилия решающую роль. Только теперь в современной критической фазе человеческой истории этика ненасилия перестает быть только актом индивидуальной святости. Она вместе с тем приобретает в высшей степени прагматический общественный смысл. Путь ненасилия - это перспектива человеческого общества, не имеющая альтернативы.

Возвращаясь к вопросу о том, кто прав - Маркс или Ганди, - можно сказать: Маркс прав! Но человечество никогда не доберется до правды Маркса, если оно не увидит правды Ганди, если оно не пойдет "по узкому и прямому пути ненасилия" (Ганди), если оно не сделает этот путь широким и прямым.

- 23 -

Р.Холмс

НЕНАСИЛИЕ КАК МОРАЛЬНЫЙ ПРИНЦИП

Двадцатый век стал свидетелем развертывания возможностей ненасилия. Модели применения ненасилия появились в различных частях света - Толстой в России, Ганди - в Индии, Мартин Лютер Кинг в США, а в последние время Мубарак Авад на Ближнем Востоке и Далай Лама на Дальнем. Востоке. Но возможности ненасилия отнюдь ни связаны с деятельностью отдельных, пусть и выдающихся людей. Тысячи простых людей обращались к ненасилию: в Скандинавии в годы Второй мировой войны, в США во время движения за гражданские права, на Филиппинах во время революции, а также в Польше, Китае, Восточной Германии в последнее время.

Некоторые из ненасильственных движений родились спонтанно, некоторые были и известной мере подготовлены; в отдельных случаях ненасилие дополнялось насильственными актами, - но за всем этим можно увидеть постепенное освоение перспективных и эффективных форм разрешения острых социальных конфликтов и, более того, - существования в современном мире.

Для понимания ненасилия важно уяснить как практические аспекты этого движения, так и теоретические мировоззренческие его основания. К последнему я бы и хотел обратиться. В частности, я постараюсь проанализировать ненасилие как моральный принцип. Начать я хочу с соотнесения морального взгляда на ненасилие с более широким подходом философии ненасилия.

Философия ненасилия может просто описывать и анализировать теорию и практику ненасилия безотносительно к тому, будет оно применяться или нет, либо же она может рекомендовать и обосновывать это применение. Иными словами, философия ненасилия может быть нормативной или ненормативной, я рассматриваю здесь философию ненасилия именно как нормативную дисциплину.

Ненасилие порой принимается как предмет личного выбора. Как говорят некоторые сторонники ненасилия, их решение действовать ненасильственно не должно влиять на выбор других, и они, таким образом, воздерживаются от того, чтобы предписывать другим ненасилие в качестве принципа практического действия. Однако, я рассматриваю ненасилие именно как моральную позицию, то есть такую, которая признается человеком значимой в равной степени как для

- 24 -

других, также и для себя.

Более того, ненасилие как социальная позиция может сообщать нам определенный личностный характер или определенный образ действия, или же и то, и другое. Короче говоря, оно может сообщать вам ненасильственный модус бытия или действия, однако сообщает его либо принципиально, либо прагматически.

Можно сказать, что те, кто отстаивает ненасилие как социальную позицию, считая, что мы не должны применять ненасилие или действовать ненасильственно из принципа, утверждают ненасилие как моральную позицию; а те, кто, отстаивая ненасилие как социальную позицию, говорят, что мы должны действовать ненасильственно лишь из прагматических соображений, утверждают его как неморальную позицию.

Какова же разница между принципиальным и прагматическим ненасилием?

Напрашивается ответ, что прагматическое ненасилие, в отличиt от принципиального, касается практических следствий. Но это не обязательно так. Как в этике (например, в утилитаризме) существенное значение может приписываться последствиям, так и принципиальное ненасилие, как моральная позиция может учитывать именно последствия действий. Это зависит от того, является ли моральная позиция, в которую вписывается ненасилие, консеквенциалистской или нет.

Можно также предположить, что в прагматическом ненасилии, в отличие от принципиального, принимается во внимание эффективность достижения социальных и политических целей. Однако здесь нет жесткой зависимости. Думать об эффективности - значит думать о целях намерениях, задачах. Но это может характеризовать ненасилие как моральную, так и прагматическую позицию. Любая из целей прагматического ненасилия может стать, будучи морально обоснованной, целью принципиального ненасилия. Таковы были наиболее известные случаи использования принципа ненасилия Ганди и Кингом.

Наконец, можно предположить, что принципиальное ненасилие отвергает насилие во всех мыслимых обстоятельствах, а прагматическое ненасилие - нет. Но опять-таки это не обязательно так.

Абсолютное ненасилие отвергает использование насилия во всех мыслимых обстоятельствах. Но этого нельзя сказать об условном ненасилии, согласно которому можно допустить с теоретической точки

- 25 -

зрения такие гипотетические обстоятельства, в которых ненасилие будет обосновано. Именно это имеется в виду, когда говорится, что в известном нам мире изредка сталкиваются такие обстоятельства. Очевидно, что Ганди был сторонником условного ненасилия, в этом смысле слова, ведь он утверждал, что если приходится выбирать между насилием и трусостью, то достойнее избрать насилие.

Я думаю, что есть два существенных различия между принципиальным и прагматическим ненасилием. Во-первых, они отличаются широтой использования насилия. Прагматическое ненасилие не нуждается в правилах пользования насилием в случаях, когда ненасилие терпит фиаско. Оно принимает ненасилие лишь в той степени, в какой ненасилие "работает". Таково различие в целях и задачах двух подходов. В то время, когда прагматическое ненасилие может иметь социальные, политические или государственные задачи, принципиальное ненасилие в дополнение к этому или вместо этого может иметь более высокие моральные цели. Можно сказать, с точки зрения принципиального ненасилия, важным является моральная эффективность, а не просто практическая эффективность. Во-вторых, принципиальное ненасилие отличается от прагматического тем, что имеет моральное основание. В обоих случаях ненасилие получает обоснование; но принципиальное ненасилие получает моральное обоснование, а прагматическое - социальное, политическое, экономическое, национально-ограниченное, но только не моральное.

Из этого вытекает важное следствие. Оно заключается в том, что прагматическое ненасилие может быть использовано ради аморальных целей с тем же успехом, как и ради моральных. Ненасилие здесь оказывается всего лишь инструментом, который сам по себе более или менее нейтрален, и к нему могут прибегать люди как с добрыми, так и со злыми намерениями. Принципиальное же ненасилие не может быть использовано ради аморальных целей.

Первая задача, касающаяся содержательного анализа ненасилия заключается в том, что необходимо выяснить более широкий контекст различных нормативных теорий. Этическая теория исследует две сферы поведения. Первая определяется обычными каждодневными взаимодействиями людей, со всеми присущими им перипетиями. Вторая охватывает те отношения, которые возникают у людей вследствие чьего-то неправильного отношения. Первую можно назвать взаимодействием, вторую - противодействием.

- 26 -

Ненасилие в своем социальном измерении больше относится к поведению людей в рамках противодействия. Оно выдвигает альтернативу насилию, когда кто-то сталкивается с угрозой насилия или оказывается объектом какого-то другого дурного действия. Следует добавить и то, как при нормальном течении жизни следует вести себя при взаимодействии с другими людьми. Но для этого необходимо встать на точку зрения принципиального ненасилия. Прагматическое ненасилие, как я его понимаю, не предполагает специального объяснения того, из чего складывается доброе или должное поведение в повседневном опыте. Оно предполагает только, что необходимо продемонстрировать альтернативу при столкновении с насилием, несправедливостью, угнетением. Ненасилие, осуществляемое лишь как исключительно личная позиция, без каких-либо призывов к другим придерживаться ненасилия, может регулировать как взаимодействия, так и противодействия.

Как было в начале отмечено, всякая моральная теория, по сути дела, если она описывает моральное поведение в идеальном мире, является основанием поведения как ненасильственного. За редким исключением все люди считают, что мир становится лучше не от конфликтов и насилия, а от использования отдельными людьми и народами ненасилия. Отсюда можно предположить, что ненасилие проблематично только в том мире, в котором некоторые используют насилие, в то время как другие - нет. В таком случае можно спросить, убедительно ли ненасилие в таком мире (который, конечно, соответствует описанию действительного мира) так же, как и в идеальном мире. Этому можно противопоставить несколько возможных возражений, первое из которых во многом теоретично, остальные же касаются собственно поведения.

Рассмотрим теоретическое возражение. Ненасилие, согласно этому возражению, по определению негативно, поэтому оно не может позитивно направлять поведение людей, а, стало быть, и выступать в качестве моральной позиции. Суть здесь в том, что ненасилие, как предполагается самим термином, есть именно не-насилие, оно определяется негативно через то, что подвергается отрицанию, а не через то, ради чего к нему обращаются. Так что даже если нам следует принять ненасилие, надо помнить, что оно сможет быть руководством к действию довольно в ограниченном смысле. Поэтому остается непонятным, как себя вести в условиях, когда дело просто не дохо-

- 27 -

дит до насилия.

Это возражение действенно против определенного понимания ненасилия. В самом деле, если ненасилие понимается именно как принципиальный отказ от физического насилия, тогда оно действительно оставляет неясным вопрос, как нам следует вести себя на протяжении всей нашей жизни. И при этом подразумевается, что мы можем быть сторонниками ненасилия и все же относиться к людям плохо. Это потому, что физическое насилие представляет собой лишь один вид насилия. Теория, запрещающая только физическое насилие, в лучшем случае может представлять часть моральной позиции, но не позицию в целом.

Более полная концепция ненасилия распространяется и на другие типы поведения. Даже понимая ненасилие негативно, только как оппозицию насилию, мы все же должны различать психологическое и физическое насилие. Если кто-то хочет посвятить себя ненасилию в более полном смысле, он должен отказаться от всех явных, так и неявных способов причинения психологического ущерба людям. Более того, как выше я отметил, принцип ненасилия может требовать, чтобы мы прилагали усилия не только к тому, чтобы поступать определенным образом, но и чтобы быть людьми определенного характера. Так что хотя бы в какой-то мере ненасилие может быть понято как этика добродетели, но не только как этика поведения.

В свете сказанного целесообразно выделить две различные формы принципиального ненасилия: минимальное ненасилие, которое предполагает отказ только от физического насилия, и максимальное ненасилие, которое предполагает отказ от насилия как физического, так и психологического. Максимальное ненасилие при таком понимании представляет как этику поведения, так и этику добродетелей, в зависимости от того, требует ли оно от нас следовать ненасилию только в поведении или обладать также соответствующим принципу ненасилия характером. Так что возражение, что ненасилие является достаточным моральным принципом, поскольку оно может руководить нами только в ситуациях, в которых возникает опасность выбора насилия, - действенно лишь против минимального ненасилия, но не максимального ненасилия, так как сторонники ненасилия могут ответить, что они соблюдают ненасилие во всем, что они делают (т. е. в ситуациях, относящихся как к физическому, так и к психологическому насилию). В частности, поскольку они стараются избегать

- 28 -

насилия в мыслях и словах в равной мере, как и в поступках, поскольку приемлемым будет все, что они совершают в отношении других людей. С максималистской точки зрения, ненасилие, если оно правильно понято, является руководством во всех областях нашей жизни, и в той мере, в какой мы реализуем требования ненасилия, мы можем действовать в отношении других так, как мы считаем нужным.

Критики ненасилия еще обвиняют сторонников ненасилия в том, что они просто не хотят запачкать свои руки, что они более пекутся о своей моральной чистоте, нежели о жизни и благополучии других людей. Они удовлетворяются уже тем только, что отказываются убивать или использовать насилие, пусть это даже означает продолжение чужих страданий и новые жертвы. Но руки в таком случае сохраняются чистыми за счет чужих страданий и чужих жизней.

Это возражение состоит в том, что нечестно, несправедливо отказываться от использования насилия при необходимости помочь другим, что воздержание от этого только из нежелания совершить убийство или применить насилие свидетельствует лишь о слабости характера. Но это возражение может быть истолковано и по-другому, а именно таким образом, что в отказе от насилия преследуется не только желание сохранять свои руки чистыми, человек таким образом просто воздерживается от совершения недостойных поступков. Иными словами, здесь косвенно признается, что непозволительно убивать и применять насилие даже при защите других, но в то же время утверждается, что иногда приходится совершать недостойные поступки по необходимости; иногда просто противоречит долгу делать то, что считается подобающим.

Но так понятое это возражение и внутренне противоречиво, и аморально. Если признается, что иногда морально позволительно совершать морально недопустимые поступки, это не может не быть внутренне противоречивым. Если считается, что всегда недостойно прибегать к насилию, а кто-то обращается к нему ради спасения других то это нельзя признать достойным. Однако если это так, что действительно убивать аморально даже ради защиты невинного, но вместе с тем иногда как будто необходимо убить во что бы то ни стало, - то эта позиция аморальна и она оправдывает недостойные поступки. Конечно, с теоретической точки зрения можно сказать, что насилие в таком случае необходимо вытекает из других соображений, напри-

- 29 -

мер, связанных с общественными интересами или личным интересом, или с симпатией, сочувствием, заботой и любовью. Тогда невысказанное предположение будет заключаться в том, что когда соображения такого рода конфликтуют с моралью, они опровергают мораль. И как таковое оно представляет проблематичное метаэтическое предположение. Здесь нет возможности проанализировать, насколько это предположение правдоподобно. Но возражение все ещё заключается в рекомендации, что в таких конфликтных ситуациях нам следует поступать морально. Таким образом, оно не представляет собой возражения ненасилию, которое, как предполагается, заявляет, что морально правильно избегать насилия.

Вернемся к первому возражению. В нем не говорится о том, что с моральной точки зрения недостойно применять насилие от имени невинных. Наоборот, здесь говорится о том, что недостойно не делать этого. Сторонники ненасилия оставляют свои руки чистыми, не отказываясь использовать насилие, но оказывая помощь невинным, даже если это означает обагрение своих рук кровью своей вины.

В поддержку такого взгляда иногда говорят, что те самые соображения, которые запрещают насилие, оправдывают его в обстоятельствах, когда оно необходимо для защиты невинных. Сила моего отказа делать что-то (будь то отказ от алкоголя или употреблении мяса, или от убийства, или от применения насилия) зависит от того, насколько последовательно воздерживаюсь я от совершения действий, которые я принципиально отвергаю. Если я уверен, что другие люди должны поступать так же (т.е. если я принципиально заявляю об этом, а не высказываю личное мнение), тогда мой изначальный отказ (я должен воздерживаться от совершения таких-то действий) кладет ограничения на то, что я могу сделать, желая воспрепятствовать другим в совершении тех же самых действий. Следует далее отметить, что принявшему принцип ненасилия нет надобности пассивно наблюдать, как невинные люди подвергаются нападению или как осуществляется агрессия против его страны. У него всегда есть возможность использовать ненасильственные средства, чтобы постараться предотвратить нанесение ущерба. В свое время, когда столкновение между индусами и мусульманами обернулась кровопролитием, последователи Ганди встали между экстремистами и их жертвами и приняли удар на себя. Сегодня во многих странах ши-

- 30 -

рится движение в поддержку ненасилия в масштабах общества, когда речь идет об обороне без оружия. Иными словами, ненасилие, как оно в последнее время понимается большинством его сторонников, не пассивно, но активно. Нельзя не признать, что в различных обстоятельствах, в которые сторонник ненасилия может вмешаться с целью предотвратить насилие в отношении невинных, ненасильственные методы будут столь же, если не более, эффективны, чем насильственные.

Л.Н.Толстой однажды подробно рассмотрел ситуацию, в которой насилие угрожало ребенку. Он показал, что такого рода ситуации нередко крайне неопределенны: нельзя точно знать, что угроза выльется в насилие, нельзя быть уверенным в успехе при попытке отразить нападение и т.д. Еще труднее определить линию действий перед лицом национальной угрозы: приведет ли, скажем, сопротивление захватчику с помощью силы (а на агрессии, как правило, отвечают военными действиями) именно к тем результатам, которые наиболее предпочтительны для жертвы. Итак, в реальной ситуации всегда будет вставать практический вопрос о том, является ли данная ситуация как раз такой, в. которой насилие и только насилие будет действенным средством в защите невинных людей. Но будучи так поставленным, этот вопрос, я уверен, не имеет решения или же он может получить какое угодно произвольное решение.

Но стоит встать на путь, подобный этому, как возникает риск оказаться в плену примеров, по отношению к которым не возникает никаких вопросов, и это, безусловно, приведет именно к тем выводам, которых ждут критики. Как бы ни был подобран пример, он будет охарактеризован таким образом, чтобы полностью исключить обстоятельства, в которых следовало бы воздержаться от насилия ради спасения невинных. А значит не будет оснований опровергать по крайней мере тех приверженцев ненасилия, которые выражают свою позицию в абсолютной форме, т.е. отрицают допустимость каких-либо обстоятельств, в которых насилие могло бы быть оправдано. Я говорю "по крайней мере", потому что даже это не опровергает сторонников абсолютистской морали, которые упорно настаивают на том, что убийство безнравственно в любых мыслимых обстоятельствах, ибо оно просто игнорирует какие-либо дополнительные соображения, которые представят критики, как бы ни старались.

Что здесь не получится, так это опровергнуть условного сто-

- 31 -

ронника ненасилия, который признает, что могут быть гипотетические случаи, в которых насилие будет оправдано, но вместе с тем утверждать, что реально не бывает таких случаев, а если бывают, то очень редко. И если они настаивают, что они признают ненасилие как принцип, направляющий наше поведение в известном нам мире, то критические доводы бессильны перед такой позицией.

Именно так понятое ненасилие я предлагаю рассматривать как наиболее подходящую основу для моральной позиции. Сформулированный как принцип оно гласит: "Во всех случаях действуй ненасильственно". Такое понимание ненасилия исключает как физическое, так и психологическое насилие. Но оно может быть воспринято и как обращенное к каждому требование преобразовывать свой характер, что предполагает овладение ненасилием не только в действиях, но и в словах, и в мыслях. Как говорил Аристотель, добродетель требует не только совершения достойного поступка, но и сознательный их выбор, причем выбор должен быть не случайным, но твердым и неизменным. Стало быть, мы можем продолжить, быть сторонником ненасилия значит не только совершать ненасильственные действия, но совершать их, потому что они ненасильственны, а не потому лишь, что они целесообразны в достижении определенного результата, совершать их таким образом, который наиболее соответствует духу ненасилия. Другими словами, ненасилие как принцип, относящийся к этике поведения, предписывает воспитание характера, отвечающего этике добродетели.

Так понятая отличительная черта ненасилия, как она обнаруживается в свете анализа критических возражений, связана с признанием границ нашего знания, касающегося отношений с другими людьми в конфликтных ситуациях. Это то, на что указывал Ганди в учении о сатъяграхе: ненасилие - для непогрешимых. Это такой путь отношений с другими, который, будучи обоснован, предполагает, что человек знает, что он имеет дело с сознательным нарушителем принципов морали и справедливости и что его собственная позиция справедлива. Мы редко понимаем это в сложных социальных, политических, международных ситуациях, в которые вовлечено большое количество людей. Здесь мы можем судить в лучшем случае о различной степени вероятности того, где лежит истина. Обреченные на неполноту своего знания о правильном и неправильном в ситуациях даже относительно сложных мы стоим перед двумя возможностями. С одной стороны, мы

- 32 -

можем допустить, что, поскольку нам трудно с уверенностью определить, в чем заключается истина, нам следует действовать в соответствии с предположением, что лучший путь связан с конвенциональной моралью. Нам следует поэтому исполнять законы государства и придерживаться обычаев и нравов, насколько они могут быть нам известны. По сути это путь, избранный Блаженным Августином, который признавал, что коль скоро грех представляет собой испорченность души, а мы никогда не можем судить по поступкам человека, греховен он или нет (знать это может только Бог), - лучшее, что мы можем сделать, это придерживаться тех правил, которые гарантируют поддержание и сохранение общественного порядка. Это - консервативная позиция, и она способствует сохранению "статус кво". Со своей стороны Ганди, а до него отчасти и Толстой, а позже и Мартин Лютер Кинг считали, что это эпистемологическое условие требует выработки методологии, позволяющей полностью осмыслить это ограничение. Нам недостает не просто знания того, как строить с людьми отношения, но такого знания, которое, показывая нам несправедливость действий нашего противника, вместе с тем позволяло допустить, что и наши убеждения могут бить ошибочными. Остается искать истину. Человек стремится понять другого человека таким образом, чтобы это понимание содержало в себе истину, какой бы они ни была.

Именно это диктует необходимость принятия ненасилия. Вы ведь не можете убить другого человека на законном основании в то самое время, как вы признаете возможность того, что другой действует в соответствии с истиной, к реализации которой стремитесь и вы. Оппонентов следует понимать только так, как того требует истина. Таким образом, у сторонника ненасилия есть другой путь, чем тот, который предлагал Августин и большинство христианских мыслителей после него. Ибо это означает, что часто, если не сказать, очень часто, приходится идти не просто против обычаев, против общепринятого, но против самого закона. Это неизбежно приводит сторонника ненасилия в конфликт с государством. Не удивительно, что Толстого наиболее бескомпромиссного сторонника ненасилия, какого только можно найти в западной традиции, тянуло к анархизму; в этом же правлении развивался Ганди. Ведь государство совершенно определенно представляет собой институт, созданный для регуляции поведем с помощью принуждения и насилия.

- 33 -

Наконец, нужно отметить еще один аспект ненасилия. Он также условлен эпистемологическими условиями нашего ограниченного знания в конфликтных ситуациях и требует ответить на вопрос, какой вред мы хотим избежать, обращаясь к ненасилию.

Я уже говорил о телесном и психическом ущербе, наносимом физическим и психологическим насилием. Человек стремится уменьшить, насколько можно, страдания других, которые оказываются объектом принуждения и насилия, и это осуществляется таким же образом, каким можно уменьшить вред другим людям, который человек наносит своими собственными действиями (поскольку, как я выше отметил, отказ только от физического насилия можно сравнить с причинением огромного вреда; бойкоты и забастовки, даже если они носят ненасильственный характер, могут принести огромный ущерб, страдания и даже смерть, если из-за них начался голод).

Но, может быть, более важно отметить моральный ущерб или, если так можно сказать, разложение, которое связано с угнетением, с намеренным убийством людей, о расстройством их собственности ради достижения чьих-то корыстных целей. Сторонники ненасилия стремятся показать людям, преступившим моральные принципы и закон, в чем заключается моральное, и физическое, и психологическое благо их и их жертв, и посредством этого обратить их и даже вовлечь в свое движение.

Когда последователи Ганди вставали между экстремистами и их жертвами в конфликтах мусульман и индусов, они шли на это во многом с целью предотвратить превращение экстремистов в убийц, предотвратить оскорбление и унижение жертв. В истории философии есть большая традиция, идущая от стоиков через Августина к Канту, согласно которой единственный реальный ущерб (или, по Канту, наибольший ущерб), который человек может нанести себе, заключается в искажении воли. Другие могут лишить тебя собственности, части тела или даже жизни, но только ты сам можешь сделать себя морально ущербным, и это гораздо хуже, чем страдания, которые могут принести тебе другие.

Благодаря ненасилию появляется возможность противостоять безнравственности и преступлениям, одновременно выражая приверженность к поискам истины в каждой ситуации и увеличивая возможности того, чтобы другие не пропали в пучине морального разложения. Так, когда мы по праву осуждаем несправедливость апартеида в Юж-

- 34 -

ной Африке, нам снедает это делать скорее потому, что мы воздействуем таким образом на угнетающее белое меньшинство, нежели на угнетаемое негритянское большинство. Или когда мы выражаем озабоченность по поводу отношения израильтян к палестинцам на оккупированных территориях, возможно, следует это делать скорее в виду того отвратительного эффекта, который оккупация оказывает на молодых израильских солдат, осуществляющих ее, нежели ради палестинцев, которые страдают от оккупации и погибают из-за нее. Когда мы оплакиваем трагедии Вьетнама и Афганистана, нам следует это делать, наверное, ради выживших американских и советских солдат, нежели ради вьетнамцев или афганцев. Насилие может иногда положить конец преступлениям путем убийства преступников или выведения их из строя каким-то иным образом, или посредством их устрашения; но нельзя ожидать, что оно создало условия, в которых преступник осознает истинную природу своих действий и свободно решит отказаться от них (если же порой так происходит, то происходит случайно, но не вследствие поставленной цели в отношении преступников). Принципиальному ненасилию это под силу. Оно не всегда достигает успеха. Но стремясь к лучшему разрешению каждой конфликтной ситуации, оно принимает во внимание физическое, психологическое и моральное благополучие всех, кто вовлечен в конфликт.

Так понимаемый принцип ненасилия отличается от большинства обычных этических теорий в одном отношении, а именно: последние (такие, как кантианство, утилитаризм, эгоизм и др.) практически не обращаются к фундаментальным структурам общества - полиции, суду, тюрьмам, хозяйству, армии и военным системам современных государств. Ненасилие призывает нас осознать все это, требует проанализировать, в какой мере они препятствуют и в какой способствуют нашему продвижению вперед, к более высокому уровню морального поведения. Ненасилие призывает нас к поиску и созиданию новых форм отношений с другими. Ненасилие призывает нас понять, что наиболее важным является то, что мы разделяем со всеми людьми - способность к добру и моральному совершенствованию, и менее всего важны различия по расе, полу, классу, религии, национальности.

Короче говоря, ненасилие является предпосылкой нового взгляд на мир и призывает нас, объединившись, сделать все, чтобы построить его.

Перевод Р.Г.Апресяна

- 35 -

Дж.Шарп

ПРАГМАТИЧЕСКАЯ НЕНАСИЛЬСТВЕННАЯ БОРЬБА:
ЛУЧШЕЕ РЕШЕНИЕ ОСТРЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ И ЭТИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ?

Проблемы политического действия. Основная проблема политики заключается в том, как действовать эффективно, чтобы достичь некоторых целей. Одна из великих трагедий практической политики в том, что часто ее результаты отличны от желаемых целей. Это особенно верно для тех ситуаций, когда различные социальные группы пытались улучшить условия жизни путем достижения больших свобод, социальной справедливости, возможности распоряжаться своими собственными судьбами. Часто же вместо этого их усилия приводили к потере различных свобод, к росту бесправия масс, большой централизации экономического и политического контроля, а в некоторых случаях и к диктатуре, жестоким репрессиям и террору, к международным войнам, другим бедствиям.¹

Встает ложный вопрос: является ли несоответствие между желаемыми целями и реальными результатами просто следствием случайных событий, действий влиятельных личностей или вмешательством непредвиденных факторов; или используемые средства предопределяют результаты?

Неудивительно, что в ситуациях, когда мечта не воплощается в жизнь, власть в результате оказывается распределена несправедливо. Массам людей лишь предоставляют право незначительного контроля над обществом, и часто люди чувствуют, что не могут даже распоряжаться своими собственными жизнями. Обычно такие ситуации характеризуются активным использованием насилия в политических целях.

Чтобы быть действенным, насилие должно быть организовано; поэтому для его эффективного осуществления создаются специальные учреждения. Это имеет существенные последствия для социального и политического строя, так как позволяет господствующей элите обращаться к насилию в политических целях, отличных от первоначально заявленных.²

——————————

¹ Более полный анализ приводится в работе Sharp G. The Problem of Political Technique in Radical Politics // Sharp G. Social Power and Political Freedom. Boston, 1980, pp. 181-194.

- 36 -

Давно уже выявлены те опасности, которые ассоциируются с насилием в политике. Важные шаги были предприняты для контроля над этими опасностями, особенно в странах конституционных демократий. Многие западные политические мыслители видят пути избавления или минимизации этих опасностей в самосдерживании правителей, в ведении конституционных и юридических ограничений на их полномочия (особенно что касается использования полиции и военной силы), а в некоторых обществах - конституционно закрепленном разделении власти между различными правящими учреждениями.

В первую очередь конституционные и юридические ограничения были наложены на исполнительную власть, а также на использование полиции и армии. Гражданский контроль за использованием армии был сформулирован как политический принцип.

Однако, во многих случаях эти меры не смогли предотвратить использование полиции или военной силы для поддержания или установления диктаторского режима. Дело в том, что институализированное политическое насилие может быть легко использовано в целях, изначально не предусмотренных, при том лишь условии, что полиция, воинские силы, члены бюрократического аппарата и другие органы выполняют новые приказы. Чтобы навязать диктаторское правление, правители или узурпаторы в состоянии даже напасть и разрушить саму конституционную системы, что и происходило часто в ходе государственных переворотов.

В результате возникает политическая система, во многом отличная от предполагаемой. Суть этой проблемы возможно лежит глубже, чем принято считать. Она может корениться в возможностях использовать насилие в политике.

Однако насилие считается высшей санкцией, наиболее эффективной формой действия, а потому и необходимой для достижения социальных, экономических и политических перемен. Также считается, что насилие необходимо для защиты общества от враждебных нападок.

Предполагаемая необходимость насилия в политике в большинст-

——————————

² Более полное обсуждение этого анализа приводится в: Sharp G. The Societal Imperative // Sharp G. Social Power and Political Freedom. Boston, 1980, p. 285-308.

- 37 -

случаев (включая фашизм) не была связана с предпочтением насилия самого по себе или в рамках признания классовых интересов; оно лишь рассматривалась как некая данность. Политики, правители, политические теоретики, специалисты по международным отношениям и простые граждане - все, кто стремился жить и действовать в реальном мире и иметь возможность влиять на ход событий - просто были вынуждены признать ненасильственный способ действия правильным и добровольно применять этот компонент действительности.

Отказ от насилия в политических целях считался эквивалентом отказа от эффективного средства преодолеть насущные опасности и предотвратить будущие действия. Отказ от насилия так же рассматривался как отказ от возможности, необходимой для устранения несправедливых социальных систем и построения новых социальных порядков.

Какими бы достоинствами не обладали эти взгляды, проблема опасностей насилия в политике остается без ответа. Пока допускается необходимость опоры на насилие в политике для достижения перемен, сохранения приемлемого общества и обеспечения эффективной защиты, будет невозможно выйти за пределы политических опасностей, так часто имевших место в прошлом.

Этические дилеммы. Помимо политических опасностей институализированной возможности насилия, были вскрыты и различные этические проблемы. Не все удовлетворены этическими рамками установки о необходимости насилия в политике и возможности вести войну в международных отношениях.

Всегда существовали люди, группы и движения, которые отвергали насилие по этическим, моральным или религиозным мотивам. Их убеждения существенно разнились, но почти все они были против поддержки или участия в насилии.³ Ряд сторонников ненасилия, возведенного в принцип, просто отвернулись от политических и международных событий. Другие сосредоточили свои усилия на приведении доводов против достоинства насилия и войн, а также подчеркивали возможную выгоду при отказе от применения насилия. За редкими исключениями, сторонники ненасильственных действий не предлагали

——————————

³ См. Sharp G. Types of Principled Nonviolence // Sharp G. Gandi as a Political Strategist, with Essays on Ethics und Politics. Boston, 1979, p. 201-234.

- 38 -

альтернативных средства для решения острых конфликтов или удержания власти. Некоторые были даже убеждены в необходимости полного отказа от силы. Многие верили, что хотя они не смогут немедленно продемонстрировать практическую жизненность своих убеждений перед лицом серьезной опасности внутренней и внешней угрозы, но со временам справедливость их убеждений будет доказана. Ведь они, как минимум, не совершали "зла" и не усугубляли страданий. Еще более важно, что их пример в сочетании с очевидной бесчеловечностью насилия способствовал бы отказу от войн и другого насилия когда-нибудь в будущем.

Существуют две основные точки зрения относительно насилия в политике: (1) насилие было, к сожалению, необходимо, так как оно било основным источником силы в политика, пригодным и для службы хорошим целям; (2) насилие само по себе есть зло, даже если оно предназначено служить хорошим целям. Первый выбор привел не толь ко многим потерям и разрушениям от различных войн, но и к серьезным негативным политическим последствиям, о которых упоминалось выше. Сторонники же второго убеждения были даже готовы к неудаче, чтобы только влиять на точение острых конфликтов и защитить жизнь общество.

Разные писатели давали этим двум широким этическим выборам несколько различные названия и приписывали им различные характеристики. М.Вебер, например, в споем анализе типов политических этик, говорил об "этике ответственности" и об "этике конечных целей".⁴ По Веберу, приверженец этики конечных целей пытается сохранить верность определенным принципам, не заботясь о достижении немедленных целей, то есть словами религии: "Христиании поступает правильно и оставляет результаты на откуп богу..." Такой человек чувствует ответственность только за сохранение чистых намерений,

——————————

⁴ Weber M. Politics as a Vocation // Weber M. Essays in Sociology. New York, /1946/, 1958 and London, /1948/, 1961, p. 77-128. Критику этой работы см. Sharp G. Ghandi as a Political Strategist, with Essays on Ethics and Politics. Boston, 1979, P. 235-250.

- 39 -

даже не задумываясь о последствиях. Это означает "отказ от всех действий, которые попользуют опасные с точки зрения морали средства...".

Напротив, сторонники "этики ответственности" готовы действовать в несовершенном мире и давать "отчет о возможных последствие своего действия". "Ни одна этика в мире не может закрывать глаза на то, что порою достижение "хороших" целей связано с тем, что нужно быть готовым заплатить за использование сомнительных с точки зрения морали средств и нужно ожидать жестоких последствий". Вебер ставит вопрос: "На самом ли деле так мало для этических требований, предъявляемых к политике, значит тот факт, что политика оперирует особыми средствами, а именно, силой, опирающейся на насилие?"

Ряд других писателей, с совершенно различными политическими взглядами, отмечали похожие, хотя и идентичные отличия между "утопизмом" и "реализмом". Е.Х.Карр, например, видит в утопизме человека, который создает в своем воображении фантастическую альтернативу схемы идеального общества или социального порядка и пытается заставить реальность соответствовать мечте лишь усилием своей воли и творчества, мало или совсем не принимал во внимание причины и следствия в обществе и политике. Реалист, напротив, сосредотачивает усилия на том, что есть, нежели на том, что должно быть. Нужно принимать реальность и соответствовать ей.⁵ Более современные авторы также рассматривали насилие как ключевой фактор в наиболее серьезных проблемах политической этики.

Вопрос об альтернативах. Можно согласиться с Вебером и Карром, что ни одно из этих положений само по себе не является вполне адекватным. И хотя это не должно быть конечным пунктом анализа, как это было у Вебера и Карра, многие современные политические мыслители не пошли дальше их выводов. Мы же полагаем, что они должны стать отправной точкой для поиска лучшего выбора. Если очевидные доступные альтернативы не удовлетворяют, тогда решение не обязательно должно быть компромиссом между этими вариантами -

——————————

⁵ Carr Е.Н. The Twenty Years Crisis 1918-1939: An Introduction to International Relations, London, 1942, 1946.

- 40 -

этическими выборами, или не должно быть применением одной из альтернатив в некоторой специфической ситуации, а другой - в другом случае. Разумнее проанализировать, существует или может ли быть создан один или несколько дополнительных, более удовлетворительных выборов, которые могли бы органично сочетать силу указанных выше альтернатив, избегая при этом их недостатков.

Главная сила сторонников позиции "этики ответственности" и "реализма" в том, что они признают необходимость удерживать политическую власть, чтобы быть в состоянии влиять на действительный ход событий в нашем опасном мире. И любая возможная альтернатива должна признавать этот факт. С другой стороны, главной силой сторонников "ненасилия, возведенного в принцип" было признание некоторых моральных, если не всегда политических, опасностей использования насилия в политических целях. Но обе эти группы не смогли предложить иной способ удержания власти, нежели насилием.

Ненасильственная борьба как политический метод. Хотя ненасильственная борьба получила более широкое распространение и признание в 1980-ые, чем в 1920-ые и 1930-ые, когда Вебер и Карр писали свои труды, она уже имеет длительную историю, уходящую в прошлое как минимум на несколько столетий. Однако этот метод - вплоть до последнего времени - не привлекал внимания политических этиков и других ученых, которые должны были бы возродить его реальную роль во внутренних и даже международных конфликтах.

Ненасильственная борьба включает по крайней мере до 198 методов символических протестов, социальных бойкотов, отказ от экономического сотрудничества (забастовки и экономические бойкоты), отказ от политического сотрудничества и ненасильственное вмешательство. К этому обычно прибегают, когда более мягкие средства убеждения или официально разрешенные действия недоступны или не находят отклика. Эти методы не подменяют институционный образ действий, но являются заменой насилия. Ненасильственные убеждения при случае могут выражаться путем действий. Когда определенные мощные акции осуществляются большим количеством людей и основными институтами общества, ненасильственная борьба способна парализовать и даже разрушить систему своих противников. В отличие от теорий, основанных на вере в принципиальное ненасилие, ненасильственная борьба используется довольно широко, так как в ней видели один из наиболее эффективных методов из имеющихся в распоряжении.

- 41 -

Чтобы ненасильственное действие было успешным, необходимо выполнять ряд обязательных условий и те, кто на практике используют этот метод, должны стремиться максимально следовать этим требованиям. Тщательно продуманный и реализованный, метод способен предложить своим последователям пути применения и концентрации своего потенциала сил в большей степени, чем это может сделать насилие.

Ненасильственный метод способен изменять отношения власти до степени, которую еще никто никогда адекватно не оценивал. Ненасильственное действие удерживает власть как для того, чтобы противодействовать враждебно настроенной группе, так и для того, чтобы способствовать достижению целей группы ненасилия. Эти цели дожигаются строго ненасильственными и часто сложными путями. Среди наиболее существенных факторов - число и соотношение несотрудничающих и сопротивляющихся людей, настойчивость последних перед угрозой репрессий, поддержание добровольной дисциплины, а временами и давление третьих сил. В некоторых ситуациях еще более важен тот предел, до которого открытое неповиновение и уход от сотрудничества подрывает различные источники силы оппонентов (включая авторитет и законность, людские ресурсы, умения и знания, различные малозаметные факторы, включая послушание, материальные ресурсы и правомочность применять санкции и наказания). Если эти источники ограничены или разъединены сопротивлением, власть оппонентов будет уменьшена или даже распущена. Большое влияние на эти процессы оказывает то, в какой мере существующие или заново возникающие институты общества становятся активными участниками ненасильственной борьбы.

Один из наиболее вероятных ответов оппонентов - репрессия, особенно когда акция представляет собой действительную угрозу. Достойным ответом участвующих в сопротивлении будет продолжение борьбы при строгом соблюдении добровольной дисциплины. Это, в свою очередь, может стать непосредственной причиной процесса "политического джиу-джитсу", в котором насилие оппонентов увеличит число и решимость сопротивляющихся, вызовет и распространит оппозицию репрессиям и поддержку участвующим в сопротивлении даже в лагере оппонентов, а порою заставит третьи силы прибегать к давлению в поддержку ненасильственной группы. В этом ассиметричном конфликте, когда одна сторона использует ненасильственные

- 42 -

средства, а другая - насильственные, ненасильственная борьба способна производить неожиданные перемены в отношениях власти. В зависимости от предпринимаемых действий и контрдействий, влияние ненасильственной группы и ее оппонентов может как вырасти, так очень резко упасть.

Успеха можно достичь одним из четырех путей: обращением (когда оппоненты в корне меняют свои взгляды по проблемам), соглашением (когда достигается компромисс по проблемам), ненасильственным принуждением (когда у оппонентов не остается никакого выбора, как молча согласиться, так как они потеряли слишком много власти и разрушением (когда режим или отдельные институты оппонентов просто распадаются).

До сравнительно недавнего времени не предпринимались усилий, чтобы придать методу большую эффективность, особенно по сравнению с тем вниманием, которое уделялось создании новых военных доктрин, совершенствованию боевых качеств оружия. Этот процесс только начался.

В последние несколько десятилетий специалисты, политики, представители общественности все больше признают ненасильственную борьбу в качестве важного фактора мировой политики.

Потенциал ненасильственной борьбы в преодолении неразрешимых политических и этических конфликтов. Помимо тех политических и этических проблем, о которых уже упоминалось в этой работе, ненасильственной действие непосредственно обращается к проблеме человеческих жертв и материальных разрушений, которые так характерны для острых конфликтов. Потери убитыми и ранеными, а также физическое разрушение экономических и материальных инфраструктур в ассиметрических конфликтах (когда одна из сторон использует ненасильственные, а другая - насильственные средства) относительно невелики по сравнению с человеческими жертвами в результате гражданской или международных войн. Проблема человеческих жертв и разрушений в политических конфликтах была бы полностью снята, если бы обе стороны придерживались ненасильственного метода.

По мере того, как ненасильственная борьба все больше заменяет военную мощь и другое организованное насилие, рост вширь институализированного политического насилия приостанавливается, затем и прекращается вовсе. В связи с этим резко ослабляется возможность конструктивного использования насильственных репрессий.

- 43 -

Политически значимое народовластие - еще одно важное следствие роста ненасильственной борьбы. Вероятно, люди со временем через подготовку и непосредственный опыт ненасильственной борьбы узнают потенциал своей силы. Народ, наделенный властью, в большей мере будет способен противостоять введению нового угнетения как со стороны экономического класса, так и со стороны различных политических руководителей. А серия неудачных усилий должна, вероятно, уменьшить и число самих попыток в будущем.

Народовластие также будет способствовать возникновению децентрализованных и менее статичных социальных и политических структур. Люди станут чаще полагаться на свои собственные силы при осуществлении общественных перемен для достижения большей свободы и справедливости, не завися от какой-либо исключительной социальной группы и не используя государственную власть для достижения необходимых перемен.⁶ Наличие власти у масс, у так называемых "простых людей", могло бы существенно способствовать продвижению к более высокому уровню общественного развития.

Одна из наиболее серьезных проблем политической этики коренится в использовании насилия в политических целях. Она заключается в том, как эффективно пользоваться властью в реальном мире, чтобы влиять на ход событий и в то же время не втягиваться в постоянный круг насилия, попирая важные экономические, этические, моральные или религиозные принципы и идеалы.

При ненасильственном методе власть не связана с насилием, но с действиями мужественных людей. Следовательно, насилие не является необходимым как для преобразования общества, так и для защиты от агрессии. Таким образом, эффективное действие может быть одновременно и моральным, и практичным. Предполагаемое противоречие между идеалами ненасилия и политической ответственностью устраняется, переходя в более высокий синтез.

Перевод О.Н.Баташевой и М.А.Корзо.

——————————

⁶ Об этом процессе см. Sharp G. Popular Empowerment // Social Power and Political Freedom. Boston, 1980, p. 309-378.

- 44 -

А.Гжегорчик

СОЦИАЛЬНЫЕ МОТИВАЦИИ И ВОЗДЕЙСТВИЯ

(К вопросу о психологическом анализе ненасильственных действий)

Введение. Различные аспекты ненасильственного поведения могут быть исследованы с помощью психологического анализа. В этом введении я буду различать два важных элемента ненасильственной деятельности: (1) мотивационные позиции, касающиеся надлежащего отношения к другой личности; (2) техника поведения, которая особым образом оказывает воздействие на другую личность. Для полноты деятельности требуется как надлежащая мотивация, так и знакомство с техникой воздействия. Надлежащая мотивация способствует творческому применению соответствующей техники. Сначала мы должны охарактеризовать мотивацию ненасилия, а затем подлинную технику ненасилия. Оба эти элемента станут понятны в контакте широкой классификации других мотиваций и техник.

Подобный подход открывает широкие возможности для сферы образования. Формирование поведения человека может происходить как через формирование мотивации, так и через науку о влиянии на других людей (то есть через технику). Понимание и мотиваций, и техники позволяет извлечь важные уроки.

Отношение к другой личности. По-видимому, удачное описание социального поведения, служащее базовой парадигмой, подразумевает, что неотъемлемыми деятелями в общественной жизни являются индивиды, которые, основываясь на понимании и оценке ситуации, приходят к решениям и действую специфическими путями. Способ оценки и деятельность запечатлевают в памяти образцы успешного поведения в аналогичных ситуациях. Таким образом, определенный стиль индивидуального поведения осуществляется и утверждает себя во времени. В этом стиле наличествует определенный мотивационный стержень, который может рассматриваться как реальный компонент опыта, определяющего поведение. Этот компонент может быть определен как личное отношение деятеля к другой личности, которая есть "объект" деятельности. Это отношение к другому человеку и будет первой темой данного доклада.

Личные отношения к другому могут быть классифицированы следующим образом. Деятель может воспринимать личность, которая яв-

- 45 -

ляется объектом деятельности как вещь или человек, который далее может восприниматься как:

А) враг (отвращение, враждебность);

б) сотрудник, который в свою очередь может быть:

- неограниченно эксплуатируемым;

- умеренно эксплуатируемым (либо посредством власти, либо через внешнее давление.

Объект деятельности может также восприниматься как равный (в социальном смысле равный) человек, обладающий самоценностью. Это отношение будет называться "альтруизмом" и может быть реализовано двумя способами: (1) эгоцентрическим; (2) аллоцентрическим.

Таким образом, мы имеем шесть типов личного отношения к другому человеку, в основе которых лежат шесть мотиваций, рассматриваемых в следующей разделе.

В отношениях с другими индивид ведет себя избирательно и различным образом. Например, индивид может вести себя агрессивно по отношению к одной личности, уважительно по отношению к другой и заботливо - к третьей. Можно предположить, что индивиды создают определенные условия в своей жизни, и определенные мотивации и стили жизни становятся постоянными для каждой определенной деятельности.

Шесть типов социальной мотивации. 1) Манипуляция (reification) - другой человек, объект воздействия воспринимается подобно вещи, материалу безразличного преобразования. Это отношение находит свое воплощение в такой деятельности как пытка, которой подвергались заключенные нацистами в период второй мировой войны, уничтожение евреев Гитлером, множество различных деструктивных действий, которые исходили из понимания людей как "исторического навоза" (В.Маяковский: "индивид - ничто, ноль"), множество мелких жестокосердных действий в повседневной жизни, бессердечное обращение чиновников с посетителями (как и наоборот) и т.д. Эти позиции двусторонни даже в ассиметрическом взаимодействии. Например, некоторые евреи воспринимали нацистов как вещь. "Нацист лишь вещь в длани Божьей, и проблема Катастрофы является вопросом отношений между евреями и Богом", - отметил как-то прославленный еврейский философ.

2) Ненависть, ревность, месть - другой воспринимается как

- 46 -

враг. Эта позиция очень сходна с предыдущей. Но здесь ненависть, как правило, направлена на людей как на людей, а не как на вещи. Объект мести или ревности воспринимается как соперник, а не как вещь, которая служит только средством для достижения цели. Эта позиция проявляется и в следующих видах деятельности: нападении, возмездии, вторжении, борьбе между народами и племенами. Назначение этих действий состоит только в том, чтобы достичь личной цели, но также и в том, чтобы дать другому почувствовать, что он - объект чьей-то агрессии. И в этом смысле ощущения объекта решающи для деятеля. Пример этой позиции представляет сопротивление поляков немцам в период оккупации 1939-1945 гг. В идеологических декларациях польских организаций того времени мы находим призыв "отплатить" или "отомстить" за предыдущее поражение. К этому же типу принадлежат многие формы этнической ненависти, к которым относится антисемитизм.

3) Неограниченная личная экспансия и господство - другой эксплуатируется в процессе сотрудничества. Эта позиция предполагает партнерство господствующего и покоренного, эксплуататора и эксплуатируемого. Те, кто господствует, нуждаются в тех, кто способен быть покорным. Импульс к неограниченному господству приводит к государственным переворотам, агрессиям, войнам между странами, вторжениям, разделам страны, экономической эксплуатации, коррупции и многим другим политическим и экономическим феноменам. Возникающие условия для личной экспансии и наживы часто вызываются правительственными злоупотреблениями.

4) Личная экспансия и ограниченное господство: (1) балансом сил (страх мести); (2) культурным давлением.

Партнер (объект) воспринимается как существо, способное нейтрализовать власть деятеля (субъекта) или защищенное внешней силой или культурными нормами, действия сходны с предыдущим случаем, но ограничены: созданием равной силы, доктринами устрашения, альянсами, созданием союзов. Одержимый жаждой личной власти, наживы, деятель принужден к тому, чтобы мириться с условиями, которые позволяют получать долю другого.

Следующие два типа мотивации "альтруистичны" и требуют уважения к достоинству партнера. Оба они имеют в виду не те мотивации, которые подразумевают пользу партнера (объекта) и деятеля (субъекта). В общем, такие мотивации являются социально ориентирован-

- 47 -

ными. Типы мотиваций таковы:

5) Эгоцентрический альтруизм - действительный импульс к социальной полезности, обуславливается личным интересом, взаимностью или несоразмерным вознаграждением. Эта мотивация осуществляется в ряде социально ориентированных видах деятельности, которые подтверждают общепризнанный образ Я-индивида и его роль в общество; оценивается она часто в терминах славы, дохода, привилегий, наград и чести. Моральность в этих условиях служит утверждению личной позиции. Такие отношения часто обнаруживаются в международных институтах, например, среди экспертов ООН, которые ожидают хорошего заработка за свою просоциальную деятельность.

6) Аллоцентрический альтруизм. Импульс к социальной полезности основан на убеждении, что задача полезна сама по себе и без вознаграждения. Деятельность, инспирируемая такими мотивациями, часто является новой и оригинальной. Она, как правило, является социально ориентированной деятельностью, направляемой добротой, справедливостью и уважением к другим. Люди, руководствующиеся подобными мотивациями, выполняют важную роль в мире.

В отличие от предыдущих позиций аллоцентрический альтруизм неинституализирован; фактически эта мотивация выходит за рамки институтов культурных программ, Эта мотивация часто выражается в самопожертвовании и институционализации жертвы, что создает искушение эгоцентрического альтруизма.

Для каждой из перечисленных шести позиций возможно указать сферу социальной жизни, в которой данная позиция чаще встречается или доминирует в данном обществе.

Техника воздействия. Личность усваивает определенное поведение в основном через наблюдения за поведением других и, в то же время, через личный опыт. Грубость и убийства, однако, усваиваются первоначально через посредство культуры и во многих случаях через телевидение.

В "Элементарных понятиях социологии" Я.Щепаньский объясняет воздействие как "действие, направленное на то, чтобы вызвать или спровоцировать желаемую реакцию со стороны партнера". Я хочу добавить к этому определению следующее: "... или вызывающее возникновение определенных состояний, таких, например, как постоянное расположение партнера". Партнер будет называться объектом воздействия.

Личность обладает определенной степенью контроля над способом воздействия на других. Личность приобретает определенные зияния о

- 48 -

себе и вместе с тем интеллектуальную дистанцию по отношению к его собственному воспроизводимому поведению и может контролировать свою технику, особенно когда имеется в виду планируемая социальная деятельность большой продолжительности.

Полезное воздействие. Существуют воздействия, которые увеличивают позитивные возможности деятельности объекта и не ведут к каким-либо трудностям, ограничениям и условиям.

1) Помощь: связана с совместной деятельностью. Действующая личность А (агент), узнав цель объекта О, пытается содействовать достижению цели и таким образом вступает в совместную деятельность.

2) Совет. Это содействие в сфере планирования.

3) Продление сотрудничества. А узнает цель О, продолжает существующее сотрудничество с О и затем предоставляет поддержку, на которую О может рассчитывать.

4) Передача истины - инструкция. А наращивает знания О только в терминах той реальности, которая истинна с когнитивной точки зрения, и приспосабливает эту передачу знания к условиям О.

5) Тренировка. А совершенствует искусство О в сфере побуждений, принятых О как личностью.

6) Предложение. А предлагает О новую цель, соответствующую общим побуждениям, сознательно принятым О.

7) Призыв, вызов. А предлагает новую цель и пытается внушить ее О, ссылаясь на соответствующие ценности, которые уже приняты О.

8) Доказательство ценности. А осуществляет свою цель через жертву и согласно убеждениям, исходящим из особых ценностей. Таким путем А снабжает О эмпирическим опытом, необходимым для понимания ценностей, которые культивирует А.

В следующем разделе я рассмотрю два из вышеупомянутых способов полезного воздействия: передачу истины и доказательство ценностей. Передача истины направлена к обогащению знания другого. Такая передача должна иметь следующие черты:

- информация является истинной;

- структура передачи сознательно иерархизирована в соответствии с уместностью информации;

- передача приспособлена к интеграции с существующим знанием данной личности.

- передача не вызывает отрицательных последствий для психики О.

- 49 -

Существует также несколько необходимых внутренних условий, без соблюдения которых передача не должна осуществляться. Ближайшее к передаче знания - это интеллектуальное сотрудничество с целью приобретения знания. Такое сотрудничество может быть определено как интеллектуальный диалог.

Именно через диалог в самом общем смысле возможно понимание в свободном непринужденном взаимодействии. Наиболее общее взаимодействие - то, в котором участвуют по меньшей мере две стороны, и определенное поведение одной стороны вызывает "ответное" поведение другой стороны. Каждая сторона характеризуется способом ее деятельности. Этот способ производится от своего этоса. Этос одной стороны может воздействовать на этос другой стороны. Если в поведении одной стороны определенная ценность ясно бросается в глаза, например, уважение к каждой личности, то эта ценность в поведении может восприниматься другой стороной. Таким образом конфликт ценностей возникает в восприятии личностей, находящихся в состоянии диалога. Происходит интериоризированный диалог. Предметом его становится следующее: какие ценности одержат победу во внутреннем диалоге личности.

Диалог осуществляется между партнерами, если (1) взаимодействие имеет место при помощи сознательно формулируемых сводок в виде коммуникации провозглашаемых целей и методов побуждений обеих сторон и если (2) наличествуют условия для взаимной интеллектуальной критики целей и методов, а также предполагаемых, изменений в программных действиях. Достижение диалога партнеров затруднительно, если одна из сторон недостаточно открыта или не слушает и без уважения принимает формулировки другой стороны. Здесь доказательство ценностей начинает играть фундаментальную роль. В диалоге партнеров возникнут трудности, если одна сторона не выполнила необходимых условий для реализации сотрудничества, а другая сторона в связи с этим чувствует себя свободной от своих обязательств. Эта вторая сторона, свободная от обязательств диалога, легко принимает пассивную или безразличную позицию, ищет другой деятельности или ощущает себя страдательной по отношению к партнеру. Это - защитная реакция. Безусловно, доброта или великодушие в отношениях с оппонентами выходят за рамки такого оборонительного отношения. Если мы добры, то мы не приемлем таких жестоких рамок, которые не могут быть выполнены другой стороной и, таким образом, оправдают наше безразличие и отсутствие усилий к достижению порт-

- 50 -

нерского диалога. Когда другая сторона не выполняет условий партнерского диалога, необходимо обратиться к другой стороне так чтобы соответствующие ценности проникли во внутренний диалог другого. Доброта способствует поискам полезных форм воздействия.

Воздействие через доказательство особого психологического анализа. Прежде всего необходимо различать деятельность, которая просто реализует ценности и деятельность, призванную убедить других в особых ценностях. Разговор между белым сенатором и черным активистом М.Л.Кингом, который произошел без посредников - конкретный пример уважения людей безотносительно к расовым барьерам. Он также явился доказательством ценности для тех, кто при этом присутствовал. Тот же самый разговор мог, однако, быть представлен общественному мнению так, что служил бы доказательством для гораздо большего числа людей. Общая демонстрация белых и черных - доказательство общего уважения, явно признанное оказать влияние на окружающих. Подобно этому соляной марш, организованный Ганди был призван воздействовать на других, показать, что каждый человек имеет право пользоваться богатствами района, в котором живет. Отказ от участия в расправе над польским народом в деревне Махова австрийского солдата Оттона Шимека был не просто демонстрацией для убеждения кого-либо, но реализацией определенных ценностей. Он стал широко известным и память об этом доказательстве в дальнейшем сыграла важную роль.

Другое важное условие в ненасильственной деятельности - вера в неотъемлемую способность каждого человека чувствовать духовные ценности, особенно - ценности обыденного поведения, уважения и терпимости. Эта вера в людей присуща всем активистам ненасилия.

Воздействие через оказание давления. По-видимому, существу определенная, требующая особого внимания концепция прессинга. В таких случаях объект часто сопротивляется давлению и не извлекает пользы из нашей помощи. Следовательно, лучше точно различать полезное воздействие и воздействие подавляющее. Полезное воздействие должно быть построено таким образом, чтобы полностью сохранить свободное решение для личности, на которую оно направлено, Воздействие путем давления будет таким, что оно не дает объекту ощущения свободы решения в отношении различных уз, связывающих его с деятелем. Ситуация давления оказывает сильное воздействие на объект. Деятель А выражает свое желание, и объект О убежден,

- 51 -

но если будет удовлетворено желание А, О утратит существующую связь или не достигнет долгожданных отношений. Связь может быть строго персональной между индивидами А и О; А может действовать от имени группы, в которую входит О или стремится войти; далее предоставляет ожидания группы в отношении О, и если О не оправдывает ожиданий группы, то оно рискует утратить членство в группе, с которой он себя идентифицирует. Возможное наказание и вознаграждение могут усилить этот вид прессинга.

Среди воздействий, оказываемых посредством давления, можно выделить следующие:

1) Настойчивое требование. А формулирует различные нормы и требования, связанные с определенными ассоциациями, призванными действовать на поведение О.

2) Просьба. А предлагает О определенную цель и апеллирует к позитивным личным отношениям А и О.

3) Эмоциональный шантаж. Это просьба, связанная с угрозой нарушить существующие хорошие личные отношения.

4) Приказ. Просьба подкрепляется отношениями существующей субординации между А и О.

5) Обсуждение и установление уголовных санкций. Осуждение исходит из общих норм, которые связывают А и О. Распоряжение может вести к наказанию; оно может состоять в субординации без санкции (то есть через добровольные социальные организации). Уголовные санкции представляют собой решение А отрицательно воздействовать на О (О должен поддерживать существующую позицию А в обеспечении таких результатов). Давление, связанное с наказанием, называется принуждением.

6) Осуждение и неопределенная угроза. Противоположная наказанию определенной степени, другая техника устрашения представляет собой общую угрозу применения различных санкций, которые могут быть совершены.

7) Похвала или предложение наград.

8) Похвала или неконкретизированное обещание. Похвала также исходит из определимых ценностей, которые связывают А и О.

Распределение наград и наказаний принадлежит в то же время третьей группе воздействия: детерминациям-обусловливаниям.

Обуславливающее воздействие. В эту группу воздействий входят установленные действия, которые, безотносительно к воле

- 52 -

объекта, вводят его в новую ситуацию, ограничивающую его/ее возможности. Воздействия путем давления основаны на уже существующих узах, которые ощущает объект. Детерминация, однако, создает новые ограничивающие условия, не направленные на установление связей с общей идентификации. Они могут включать:

1) Введение наказаний или наград, если они действуют так, что независимы от чувства идентификации.

2) Отказ от сотрудничества. А прекращает сотрудничество с О, так как А не хочет осуществлять ожидаемый результат сотрудничества.

3) Разрушение вещей, структур, возможностей, знания. Например, ложь, дезинформация, привитие привычки О к нечестному поведению, содействие негативным реакциям О, - таковы пути разрушения знания или других психических структур, которые делают О способным включиться в дальнейшую деятельность.

4) Ухудшение жизни, усугубление страданий.

5) Унижение.

6) Коррупция, взяточничество, манипуляция. Создание условий, при которых О предлагаются новые позитивные возможности, но поведение О изменяется путем, противоположным действительно осознаваемым ценностям О.

7) Грабеж, захват имущества.

8) Лишение свободы, тюремное заключение.

9) Террор. А причиняет страдания О; репрессии могут вылиться в убийство.

10) Убийство.

Можно сказать, что слабые формы давления или обуславливающего воздействия зачастую бывают морально приемлемы в случае, если благодаря им объект или общество избавляются от еще больших потерь. Однако, всякое ощущение ограничения или давления вызывает душевные муки, потому требует компенсации.

Выводы. Возвращаясь к психологическим характеристикам ненасильственных действий, можно сказать, что аллоцентрические альтруистические мотивации также, как и техника полезного воздействия (в основном для подтверждения ценностей) в одинаковой степени значимы в социальной практике, и эффективная деятельность определяется как ненасильственная.

Доброта, как и уважение к каждому человеку, состоит в использовании полезного воздействия на внутреннее развитие, а не ограничение объекта. Практика социального ненасилия подразумевает мно-

- 53 -

жество различных деталей и методик. Например, забастовки, которые с психологической точки зрения могут включать несколько приемов: доказательство, давление, принуждение.

Слово "ненасилие" часто используется в идеологически-пропагандистском смысле и таким образом не имеет строго рационального значения. Однако, безотносительно к двойственному значению этого слова, мы можем заключить, что психологический анализ поведения людей, вероятно, свидетельствует о том, что наиболее моральная, наиболее творческая и наиболее социально-значимая деятельность есть та, которая исходит из аллоцентрических, альтруистических намерений (применительно ко всем людям) и связана с полезными, описанными выше, воздействиями.

- 54 -

И.Лазари-Павловска

ПОЧЕМУ - НЕ НАСИЛИЕ?

Я ограничусь рассмотрением проблему ненасильственного действия лишь во внутригосударственных конфликтах, в особенности в борьбе граждан против несправедливости в собственной стране.

Мы привыкли к тому, что отказ от насилия в политической борьбе должен быть каким-то образом оправдан, хотя, собственно, правильно было бы как раз противоположное: применение насилия должно бы восприниматься как нечто столь чрезвычайное, что именно этот образ действия нуждается в оправдании.

До сих пор насилие вновь и вновь определяло ход политической истории. В политической борьбе насильственные средства веками и тысячелетиями почти всегда признавались законными. Ганди пытался словом и делом нарушить эту традицию. В последние годи ненасилие в борьбе граждан против несправедливости в собственной стране стало постулатом многих движений: появляются новые публикация, в которых выдвигаются аргументы за отказ от насилия.

Я понимаю под насилием убийство, повреждение, причинение материального ущерба. При отказе от насилия приводят множество аргументов, которые, мне кажется, можно объединить в две основные группы: это чисто моральные (абсолютные) и прагматические (релятивистские) аргументы.

Если приводятся чисто моральные аргументы, то часто заявляют, что отказ от насилия есть дело принципов, а не тактики. От насилия надлежит отказываться как в том случае, когда противник прибегает к насильственным мерам, так и в том, когда мы были бы в состоянии отомстить за насилие противника превосходящим насилием и достичь победы над противником. Принципиальный отказ от насилия должен быть выражением моральной силы, а не трусости или тактической слабости.

При принципиальном отказе от насилия известную роль порой может играть мотив личного самосовершенствования. Хотя мне не хотелось бы недооценить такого рода мотивы, я обращусь здесь к другим ~ тем, в которых речь идет об отношении к другому человеку, а именно, к политическому противнику.

В этом случае мы имеем дело со следующей аргументацией. Всякий человек, - также и оппонент, противник, драг, - является нашим

- 55 -

ближним, он никогда не может стать нам настолько чужим, чтобы мы не интересовались его судьбой. Даже в случае острейшего конфликта мы не должны терять чувства совершенно элементарной связи с политическим противником. Его жизнь тоже имеет высокую ценность. Поэтому в стратегии нашего действия должно учитываться благополучие не только нашей собственной, но и чужой нам группы. Поэтому мы откажемся от известных технически наличных и обещающих возможный успех средств, если они приведут к физическому уничтожению противника или даже только к его психической деградации. Нашей целью никогда не будет уничтожение противника; мы хотим попытаться завоевать его на сторону правого дела. С сегодняшним противником мы хотим вести себя как с потенциальным союзником. Будь мы даже жертвой великой несправедливости, - месть для нас исключена.

Далее аргументируют так: правильно стремиться к позитивным целям, но не любой ценой. Средства подлежат строгой моральной оценке. Приемлемым целям должны соответствовать приемлемые сродства. Ганди говорил о единстве целей и средств. Насилие – морально неприемлемое средство даже в том случае, когда оно обещает в некоей конкретной акции непосредственный успех.

Ганди был сторонником описанного здесь принципиального отказа от насилия. Он хотел, чтобы идею универсальной любви к ближнему, которая до сих пор практически была ограничена сферой частной жизни, провозгласили и практиковали также в политической сфере. Он хотел вести борьбу без ненависти, без мстительности и баз насилия.

Я не думаю, что идею универсальной любви к ближнему можно каким-либо образом логически объективно-значимо объяснить и обосновать. Эта идея имеет логический статус основного принципа, моральной "аксиомы", которая может быть только либо принята, либо отвергнута. Но существует возможность сделать людей в процессе воспитания чувствительнее к ценности этой идеи.

Мне хотелось бы отметить, что самоограничение при выборе методов борьбы в политических конфликтах, мотивированное подлинной заботой о благе противника, есть скорее вредный феномен, можно даже сказать, феномен моральной элиты. Массам нужны дополнительно и другие аргументы. Но элита не вступила бы в борьбу без твердого убеждения, что морально чистая борьба может быть борьбой победоносной. Поэтому вожди, для которых важна описанная моральная моти-

- 56 -

вация, пытаются по большей части обосновать постулат ненасилия также прагматически.

Ганди обещал индийскому народу верную победу в ненасильственной борьбе; в начале его акций это должна была быть даже победа за один год. Ганди вовсе не отказывался от всех тех прагматических аргументов, которые мы встречаем сегодня у многих сторонников ненасилия. Он тоже утверждал, что отказ от насилия - не только благороднейший в моральном смысле поступок, но и самая мудрая, успешная тактика.

Ганди апеллировал иногда к своему, происходящему из индуизма, мировоззренческому оптимизму. Он верил, что миром управляют моральные закономерности: морально доброе всегда в конце концов создает нечто доброе, морально злое - нечто злое. Добрая мысль, доброе слово, доброе дело должны, согласно этим закономерностям, иметь добрые последствия. Я абстрагируюсь здесь от этих метафизических предпосылок и обращусь к таким прагматическим аргументам, которые поддаются эмпирической проверке.

При отрицании насилия указывают иногда на угрозу эскалации насилия (и ответного насилия), совладать с которым впоследствии может быть просто невозможно. "Насилие создает насилие. Насилие может быть преодолено лишь отказом от насилия". Это буддийское изречение часто цитируют. Кроме того, указывают на коррумпирующее, морально отупляющее, вредоносное для характера воздействие актов насилия.

Но прежде всего сторонники ненасилия ссылаются на аргумент успеха, утверждая, что отказ от насилия в стремлении к политическим целям оказывается успешным. Более успешным, чем ненасильственные акции. Большей частью они ссылаются тогда на известные психологические закономерности. А именно, они утверждают, что проявление благожелательности, миролюбия, готовности к диалогу и уважение человеческого достоинства ослабляет негативные установки противника, сокращает его иррациональную, мотивированную страхом деятельность, делает его открытым для аргументов по существу и готовым к компромиссам. Альтернативные насилию средства могут поэтому играть воспитательную и в известной мере обезоруживающую роль. Они создают возможность честной борьбы, справедливого разрешения и одоления конфликтов, а также дальнейшего сосуществования на гуманной основе.

Эти закономерности во многих случаях подтверждаются, и сторон-

- 57 -

ники ненасилия правильно утверждают, что нельзя отказываться от шанса их использовать.

Но наряду с приведенными психологическими закономерностями есть также и другие, о которых чаще всего умалчивают. Так, человек, возможно, почувствует себя униженным моральным превосходством оппонента, и непоколебимая, ангельская мягкость оппонента спровоцирует его на тем большую агрессивность. Кроме того, нужно иметь в виду, что люди в политической борьбе сталкиваются зачастую не как личности, способные выразить все богатство их возможных реакций, а как носители известных ролей, как представители антагонистических групп и что эти группы оказывают на них давление, чтобы они представляли их собственные партикулярные интересы безо всяких компромиссов. Необходимо также реалистически учитывать тот факт, что некоторые люди кажутся глухими к гласу морально доброго, и что такие люди все время стремятся к высшим ступеням во власти и достигают ее. Ганди в 1939 году начал свой очень дружелюбный моральный призыв к Гитлеру словами: "Дорогой друг!" Гитлер так и не ответил ему, и можно предположить, что этот призыв не тронул его, а, возможно, даже поверг в ярость.

Я пытаюсь, таким образом, здесь показать, что реакцией на доброту и благожелательность не всегда оказывается доброта и благожелательность. Ненасилие - не какой-то запатентованный рецепт успеха. Вполне возможна моральная победа при практическом поражении. Поэтому могут существовать ситуации, в которых выбор между принципиальным отказом от насилия и эффективным действием, особенно если речь идет о немедленной эффективности конкретной цели, ставит перед сознающим свою ответственность человеком подлинную и трудную дилемму.

С другой стороны, нужно ясно установить тот факт, что в политической борьбе вообще не существует никакой гарантии успеха, все равно - происходит ли борьба насильственно или же нет. В политической борьбе всегда можно рассчитывать на успех лишь с известной вероятностью. Однако, как я полагаю, также и при прагматической установке очень многое говорит в пользу отказа от насилия. В либеральной демократии при попытке вызвать реформы нет никакого оправдания для насилия, осуществляемого, например, террористами, ибо в распоряжении имеется достаточно ненасильственных средств. Но в неправовом государстве, особенно в террористическом государстве, правительство располагает достаточной властью, чтобы

- 58 -

ответить на всякое насилие сопротивляющихся граждан многократно большим насилием и положить кровавый конец насилию. В террористическом государстве насильственное сопротивление имеет меньше шансов на успех, чем, например, некоторые формы ненасильственного гражданского неповиновения. Предпринимаемые тоталитарным правительством меры подавления чаще всего столь жестоки, что после ненасильственных действий жизнь людей в террористическом государстве становится не лучше, а хуже.

До сих пор я рассматривала ситуации, в которых применение насилия должно служить достижению некоторой позитивной цели. Но насильственные политические акции не всегда мыслятся в категориях целесообразности, - иногда они не суть иное, как взрыв бессильного отчаяния, или вспышка накопившейся агрессивности, ненависти, зависти, жажды мести. Даже если такие действия можно психологически объяснить и понять, я не думаю, чтобы их можно было морально оправдать. Это однозначно морально-злые поступки.

В заключение я повторю свое убеждение: собственно говоря, само собой разумеющимся должно считаться то, что именно насилие, а не отказ от него, требует оправдания. Но от этой самоочевидной истины мы очень далеки. Для начала перемены умонастроения было бы уже большим достижением, если бы в процессе воспитания политическая история человечества, в том числе и собственного народа, измерялась иными ценностными масштабами, чем того требует традиция. Всякое применение насилия в политической борьбе, - даже если оно случайно имело очевидно позитивные последствия и поэтому кажется оправданным, - должно оцениваться как нечто принципиально нежелательное и трагическое. Даже если насилие кажется, возможно, иногда меньшим и потому необходимым злом, оно всегда остается злом. Так же, как нельзя воспевать никакую войну, так же нельзя воспевать и никакую кровавую революцию или недооценивать ее опасность. Воодушевление по поводу убийства людей, даже если эти люди - враги некоторого правого дела, абсолютно не может быть согласовано с началом гуманности.

Ганди очень верно оказал: "Ненасилие - это образ жизни". Если в основе отказа от ненасилия лежат моральные, а не только прагматические мотивы, это означает совершенно фундаментальное решение. Это выбор собственной личности и собственного стиля жизни. Подобное решение имеет, я считаю, высшую моральную ценность.

Перевод А.К.Судакова.

- 59 -

Р.Апресян

НЕНАСИЛИЕ - С ЭТИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Если попытаться провести контент-анализ идеи ненасилия, то можно заметить, что и в массовом сознании, и в средствах массовой информации, и в теоретических трудах идея ненасилия постоянно смыкается с идеей мира. Делийская декларация, например, заявляет о принципах безъядерного и ненасильственного мира, и здесь токе "ненасильственный" обозначает "умиротворенный". Это понятно: война представляет собой жесточайший вид насилия. Однако отсутствие войны, состояние мира, сосуществование, - исчерпывают ли все содержание идеи ненасилия, если не понимать под насилием именно физическое и материальное подавление человека? Думаю, что нет.

Буквальное понимание слова "ненасилие" - "не-на-силие", "не-применение силы" расставляет важные акценты. Уже так понятая идея ненасилия содержит в себе важный императивно-ценностный момент - требование или декларацию отказа от применения силы. Тем более важный в условиях как глобального противостояния (только немного "подмытого" в результате разрядки конца 80-ых годов), так и многочисленных региональных противостояний, местами ослабевающих, а местами, наоборот, нарастающих, так и разнообразных внутринациональных (межэтнических, межрелигиозных, социальных) конфликтов, которые мы, в СССР (параллельно, но независимо от международной разрядки) уже изведали с лихвой, и нет никаких гарантий, что пережитое не является всего лишь началом проявления многочисленных внутрисоюзных напряжений и разрывов. Так что отказ от применения силы, физической силы, направленной как против государственных, так и общественных, даже отживших и мешающих обновлению общества институтов, - было бы важным фактором возрождения народов нашей страны, было бы важным фактором духовного и жизненного возвышения человечества. Том не менее, это - другая тема. Миротворчество, пацифизм (вот о чем в данном случае идет речь) достаточно точно выражают те принципы деятельности, которые утверждают мир без оружия - как во взаимоотношениях между государствами и народами, так и в общественных отношениях внутри отдельных государств. Но если мы говорим о ненасилии, то мало довольствоваться значением слова, вводимом из его, этимологии ("не-на-силие"), надо обратиться к

- 60 -

философскому, этическому содержанию этого понятия.

Миролюбие, миротворчество противостоит не только силе, хотя и силе тоже, но вражде, враждебности. За годы "холодной войны" и широковещательных деклараций о "мирном сосуществовании" как-то стало само собой разумеющимся, что мир означает "не-война", но при условии непримиримости, пусть даже идеологической.

Надо сказать, что существует весьма солидная традиция, в социальной практике идущая от Ганди и теоретически проанализированная в работах Дж. Шарпа¹, согласно которой ненасилие трактуется именно как метод активной борьбы. В связи с этим приводятся известные слова Ганди о том, что ахимса не означает пассивности, и если приходится выбирать всего лишь между трусостью и насилием во имя борьбы с несправедливостью, то достойнее выбрать насилие; другое дело, что в борьбе предпочтительнее ненасилие. Ненасильственная борьба - это борьба не против людей, но против институтов, против нравов и черт общественной жизни, олицетворяющих несправедливость и эта борьба выражает непримиримость и враждебность в отношении несправедливости и ее различных воплощений. Ненасилие действительно выступает в такой форме, когда речь идет, например, о вдохновлявшейся Ганди борьбе за независимость Индии, об актах гражданского неповиновения в случае вторжения гитлеровских войск в Норвегию или оккупации армиями стран Варшавского Договора Чехословакии. Это - борьба с иноземцами, с неприятелем. И когда в этих или подобных случаях говорится, что борьба ведется против несправедливости, но не против людей, несущих эту несправедливость то, конечно же, нужно уточнить, в каком смысле "не против людей" Ведь сотрудничество с оккупантами ни при каких условиях не допускается, они оказываются объектами не только ненасильственной непримиримости, но и ненависти. Ненасилие выступает здесь действительно только лишь средством борьбы, и оно отнюдь не призвано снять безусловное отчуждение между противоборствующими сторонами. Если же взять случаи внутринациональной борьбы как средства разрешения гражданских, политических, религиозных конфликтов, то, очевидно, непримиримость, ненависть, сохранение взаимной отчужденности не могут рассматриваться в качестве адекватного и действительного пути разрешения конфликтов. При любом исходе борьбы лю-

——————————

¹ Sharp J. The politics of Nonviolent Action. Parts I-III. Boston, 1973.

- 61 -

дям, представляющим противоположные стороны, предстоит жить бок о бок, вместе. Так что ненасилие - это не просто неприменение силы, использование мирных, то есть неуничтожающих людей и непричиняющих им физических страданий средств в борьбе; во всяком случае, ненасилие этим не исчерпывается. Одной из целей ненасильственной борьбы в многообразном и противоречивом мире является достижение понимания; и хотя это - борьба, она сориентирована на компромисс и сотрудничество. Иными словами, ненасилие должно быть наполнено большим, чем неприменение силы, содержанием; даже с чисто прагматической точки зрения оно бессмысленно, если продолжает или провоцирует противостояние. Поэтому ненасилие и явилось этическим вызовом воинствующему, политизированному, идеологизированному миру, в котором нормой являются игра политических амбиций и демонстрация силы.

Только зафиксировав этот важный момент в понимании ненасилия, можно говорить о моральном содержании этого понятия, о моральных аспектах ненасильственной борьбы. Но одновременно теряются строгие границы в определении ненасилия, между тем как отказ от применения физической силы очерчивает эти границы вполне недвусмысленно, хотя такие границы и вне сведения ненасилия к пацифизму необходимы. Они могут быть заданы на двух уровнях, причем заданы содержательно, позитивно. Во-первых, это социально-правовой уровень, на котором ненасилие понимается как неущемление прав человека, а, во-вторых, моральный уровень, на котором ненасилие понимается как милосердие или, по крайней мере, великодушное прощение. Остановимся на этих двух уровнях (или аспектах) ненасилия подробнее.

Ненасилие ограничивается миротворчеством в отношениях между различными нациями, между обособленными сообществами. В отношениях же между людьми, между институтами и гражданами общества ненасилие означает такое отношение к человеку, которое позволяет ему беспрепятственно реализовывать свои права (как человека и гражданина). Миротворчество тоже связано с правами человека, в частности, с правом на жизнь, - это утверждается заповедью "Не убий!".

Ненасилие же утверждает не только право человека на жизнь, но и его право на достойную жизнь. Требование ненасилия направлено на уважение гражданских прав личности. Из этого не вытекает с необходимостью требование соблюдения и политических, экономических, социальных прав каждого человека; ведь ненасильственная борьба с несправедливостью в случае ее успеха так или иначе приводит к ог-

- 62 -

раничению этих прав у людей, которые выступают олицетворением несправедливости или чей социальный статус базируется на несправедливости. Но смысл ненасилия заключается в том, что это ограничение прав осуществляется правомочным образом, конституционным путем.²

Необходимость проговаривания этих, казалось бы, очевидных вопросов обусловлена весьма специфическим социально-историческим, опытом развития советского общества, для которого идея ненасилия актуальна не столько как идея борьбы граждан с государственными институтами и установлениями, провоцирующими несправедливость, - сколько как требование, предъявляемое государству: "Не насильничай!" Сегодня для нас идея ненасилия императивна главным образом в плане демократизации всех сфер общественной жизни, то есть слом тоталитарных, сталинских структур, институтов и создания социально-экономических и политических предпосылок для возвышения человека как личности. Очевидно, для многих и не только тех, кто сознательно "не поступается принципами", вспышки насилия в разных регионах страны, насилия, осуществлявшегося не только власть предержащими, но в первую очередь самими гражданами (как бы их не называли - "боевики", "экстремисты", "безответственные элементы") - стали возможными как будто вследствие именно начавшейся либерализации и демократизации советской жизни. Конечно, ослабление жестокой государственной хватки в определенной степени стало условием возможности высказать людям наболевшее, выплеснуть свои эмоции и страсти, что для многих оказалось удачной формой реализовать самих себя. Тем не менее, сегодняшнее насилие - является закономерным следствием перманентного насилия, осуществлявшегося тоталитарным государством на протяжении всех лет его существования, а также, и это другая грань нашей советской истории, люмпенизации физически всего народа, за исключением, возможно, тех социальных

——————————

² Право здесь понимается не как "воля господствующего класса, возведенная в закон", а как общественный механизм, обеспечивающий неприкосновенность гражданских прав и свобод личности.

³ Советский народ оказался именно люмпенизированным, даже не пролетаризированным. Пролетарии в традиционном (классическом, XIX века) капиталистическом обществе помимо "цепей" обладали все-таки своей собственной рабочей силой, профессией. Тоталитарное государство в своем последовательном воплощении стремится к тотальному

- 63 -

групп, которые можно рассматривать как "власть имущих". Люди, никогда не обладавшие правами, не имевшие опыта институционализации гражданских прав (посредством институтов собственности, в первую очередь), по сути дела не имевшие опыта свободы и понимавшие свободу всего лишь как своеволие, - иначе и не могли и не могут пытаться утвердить свои интересы, как через насилие.

Собственно говоря, путь ненасилия как массового сопротивлении в борьбе всегда и везде предполагал существование если не самих институтов политической демократии, то хотя бы такого общественного здравого смысла, для которого уважение личного достоинства является одним из ключевых постулатов. В противном случае выбор ненасилия обрекает тех, кто решился на этот путь протеста (о сопротивлении и борьбе здесь уже говорить не приходится) на жертвенное, почти ритуальное самозаклание. В тоталитарных обществах ненасилие если и встречается, то продолжает существовавшие прежде всего в этих обществах демократические, граждански-правовые традиции, если они существовали, - либо же демонстрирует личное подвижничество, озаренную духовным протестом героическую самоотверженность; как относительно массовое гражданское движение ненасилие оказывайте просто невозможным. Иными словами, явно или неявно ненасилие покоится на постулате приоритетной ценности человеческой жизни и личного достоинства гражданина, на просвещенности здравого смысла.

Даже в тех случаях, когда ненасильственные акции направлены на изменение общественных порядков, на изменение социальных структур и институтов, их возможность гарантируется определенным демократическим правопорядком. Вместе с тем, ненасилие утверждает, опредмечивает сознание собственного достоинства граждан, активно демонстрирует позиции и мнения граждан и призывает принимать их во внимание, учитывать их. Поэтому как метод воздействия на личность и на социальную группу, на социальный институт, словом, на социального агента разного уровня ненасилие предполагает убеждение, то есть апелляцию к разуму, к совести, к обязанностям данного социального агента.

Ненасилие может иметь прагматические и моральные основания, но в любом случае оно связано с определенными правовыми институ-

——————————

нивелированию людей и, следовательно, к лишению их каких-либо особенных начал, позволяющих им иметь собственное, индивидуальное, государственное "выражение лица".

- 64 -

тами и механизмами, и в этом смысле оно является правовым (в указанном смысле этого термина) принципом.

Вместе с тем, как способ общественного, межличностного отношения ненасилия недостаточно. Посредством ненасилия так или иначе высказывается уважение к автономии личности, - но отнюдь не обеспечивается забота о личности, содействие ее совершенствованию. Ненасилие, чтобы оно было действенным, должно быть поддержано морально, моральными принципами, существенным и ключевым среди которых является принцип милосердия, милосердной любви. Решаясь на ненасилие, человек уповает на силу убеждения. Но человека тогда можно убедить, когда к нему относятся с уважением, с заботой о его благе, убеждение тогда убеждает, когда оно опосредовано великодушием, милосердием.

Опыт показывает, что в условиях, когда интересы людей обособлены, когда люди взаимоотчуждены, нередко из самых лучших намерений предпринимаются попытки осуществления милосердия и заботы насильственными методами. Хотя нравственный, гуманистический смысл милосердия очевиден, сама заповедь "Будь милосерден!" нуждается в прояснении, в уточнении непременных условий милосердия, или морального отношения к человеку в собственном смысле этого слова.

По сути дела, именно отношение к ненасилию с позиций милосердия или оценка ненасилия по критериям милосердия и переносит ненасилие в контекст морали, наполняет его собственно моральным содержанием. С этой точки зрения, ненасилие должно отвечать следующим критериям.

Во-первых, ненасильственные акции, как любые политические действия, должны быть сориентированы на общественное благо. Не исключено, что ненасилие может применяться чисто прагматически, как аффективное средство для достижения недостойных - индивидуально-корыстных или эгоистически-групповых целей. Более того, ненасилие оказывается весьма привлекательным как раз в прагматическом плане для решения задач последнего рода, поскольку ненасилие само по себе считается морально положительным методом борьбы и поскольку оно задает властям стандарт взаимоотношений, позволяя вместе с тем буквально шантажировать власти. Саботаж, забастовка, блокада - акции подобного рода ненасильственны по своему характеру, но в них могут доминировать частные интересы, которые в соединении с таким средством, как ненасилие, способны разрушительно воздейство-

- 65 -

вать на общественный организм, быть источником несправедливости.

Во-вторых, и это отмечалось выше, в связи с миролюбием, ненасилие должно ориентироваться на сотрудничество. Ненасильственные акции должны носить ненасильственный характер, его организаторы и участники таким образом не просто заявляют протест, но и определенным образом берут на себя ответственность за то, что происходит в обществе, за судьбы других людей; ненасилие должно быть конструктивным.

Отсюда понятно, что, вступая на путь ненасилия, каждый должен поступиться чем-то в себе. Ненасилие как средство сопротивления и борьбы инициировано протестом, открытым несогласием с существующим порядком вещей или возмущением по поводу какого-то события. Но требование помнить об общественном благе, быть готовым к компромиссу и сотрудничеству, вместе с тем повелевает освободиться от страстности возмущения и протеста.

Наконец, в-третьих, в ненасильственных акциях человек должен вдохновляться не просто образом желаемого или лучшего будущего, он должен вдохновляться образом совершенного будущего. Ненасильственное действие будет позитивным, конструктивным, ответственным именно при ориентации на совершенство, моральный идеал. В свете этого уже не кажется случайным, что ненасильственное движение, как правило, возникает в лоне религиозных мировоззрений, ибо именно религиозные доктрины с наибольшей определенностью задавали и задают не просто идеал, но чувственный образ совершенства и соответствующее ему практическое учение, указывающее на путь воплощения того совершенства в жизни. В христианстве, например, такова заповедь деятельной любви, которая как раз и указывает на то, что благое деяние должно быть не просто направлено на другого человека, но и осенено высшим принципом - нравственным идеалом. Добро творится ради человека, но во имя идеала - таков смысл этой заповеди.

Таким образом, как милосердие может быть милосердным лишь будучи ненасильственным, так и ненасилие, в свою очередь, в полной мере реализуется как ненасилие, будучи сопряженным и развитым в соучастии, в принятии на себя ответственности за другого человека, за общество, в бескорыстном служении им.

Date: 5-13 января 2014

Изд: Этика ненасилия. Материалы международной конф. нояб. 1989 г. Отв. ред. Р.Г.Апресян. Сост. Философское об-во СССР. М., Б. и., 1991

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)