Владимир Иванович Кривуля

Он ненавидел войну

(Биография Карла Осецкого)

Надолго останется в памяти человечества минувшая война. Народам многих стран пришлось вынести тяжелые испытания, приложить титанические усилия для победы над германским фашизмом. В войне решался вопрос о жизни или смерти миллионов и миллионов людей. Германия, родина многих выдающихся деятелей науки, культуры и искусства, стала для человечества символом средневекового обскурантизма, крайней реакции и варварства. Победоносная Советская Армия вела борьбу не только за свободу Советского Союза, но и за свободу немецкого народа, порабощенного гитлеризмом.

И вот отгремели последние залпы второй мировой войны. Советская Армия в Берлине. Настало время воздать по заслугам врагам человечества, военным преступникам, ввергнувшим Германию в одну из самых ужасных катастроф в ее истории. И вместе с тем пришел день, когда немецкий народ получил возможность почтить память тех, кто боролся и отдал жизнь за свободу и честь Германии, кто сказал «нет» фашизму и войне.

19 июля 1945 г. Берлин. С речью перед трудящимися выступает председатель Коммунистической партии Германии Вильгельм Пик. «Сотни тысяч лучших сынов и дочерей нашего парода, людей различных мировоззрений, были убиты и замучены, — говорит Пик. — Наш народ построит всем им памятник созданием новой, Демократической Германии, памятник, который будет виден издалека»¹. В числе славных патриотов Германии — жертв нацистского террора Пик называет пролетарского вождя,

—————

¹ „Deutsche Volkszeitung", 21.VII.1945, S. 2.

любимца немецких рабочих Эрнста Тельмана, профсоюзного лидера коммуниста Хуземана, социал-демократов Брейтшейда и Лейшнера, католика Клаузнера, а также крупнейшего публициста, издателя прогрессивного общественно-политического журнала «Вельтбюне» Карла Осецкого.

Собравшиеся минутой молчания чтут память павших борцов... Свободная Германия воздает должное тем, кто погиб во имя ее лучшего будущего.

...В каждую историческую эпоху есть люди, которые видят далеко вперед, лучше других разбираются в обстановке, своевременно определяют тенденции общественного развития. К ним относится и Карл Осецкий (1889—1937) — непримиримый борец против темных сил реакции и милитаризма.

Одним из первых Осецкий заговорил после первой мировой войны об опасности возрождения германского империализма, жаждавшего реванша и новой войны за передел мира. Одним из первых Осецкий разобрался в сущности наиболее страшного и зверского порождения империализма — гитлеровского фашизма. В числе первых Осецкий вскрыл реакционную сущность веймарской юстиции. Он всегда умел увидеть суть явления, дать ему трезвую и объективную оценку, определить пути, по которым пойдет развитие событий.

«Всю свою жизнь он нес факел со священным огнем во мглу ночи», — сказал как-то об Осецком его друг и биограф Курт Гроссман. Действительно, Осецкий освещал в своих статьях такие вопросы, которых предпочитали не касаться «умеренные» буржуазные журналисты, защищавшие интересы своего класса.

Осецкий любил книги, театр, он мечтал написать всемирную историю. Однако публицистическая и общественная деятельность поглощала все его время без остатка. У него почти не было возможности писать о литературе и искусстве. В центре его внимания были не писатели и поэты, а реакционные политики и генералы. Имена Гинденбурга, Секта, Гренера, Гесслера, Брюнинга, Вильгельма Маркса, Цергибеля, Гитлера, Гугенберга и других представителей политической реакции не сходили со страниц руководимого Осецким еженедельника «Вельтбюне». Вскрывать язвы Веймарской республики, разоблачать тайное вооружение Германии было опасно. Это вызывало

отнюдь не бессильную злобу власть имущих. Но Осецкий не принадлежал к числу людей, искавших легких путей, предпочитавших обходить острые углы. Нетерпимость к злу была одной из наиболее примечательных особенностей облика Карла Осецкого. Он не хотел идти на сделку с сильными мира сего. Он предпочитал борьбу «спокойной» жизни, предпочитал открытый и честный бой соглашательству, гнилому примиренчеству, миру во что бы то ни стало. Стремление избежать конфликта ценой принципиальных уступок осуждалось Осецким во всех областях политической жизни. Он понимал, насколько опасно капитулянтство в условиях массированного наступления реакции и милитаризма.

Осецкий был хрупким и не слишком выносливым человеком. Может быть, поэтому поражает его несгибаемая воля, его колоссальное, почти невероятное мужество. Его не могли сломить ни злобные вопли и травля со стороны правобуржуазных писак и разъяренных генералов, ни судебные преследования «блюстителей закона» веймарской Германии, ни бесчеловечные издевательства гитлеровских бандитов. От него, влиятельнейшего, популярнейшего публициста добивались «немногого» — отказа от своих убеждений. Он остался верен им до конца.

В годы, когда в Германии насаждался культ кулака, когда милитаристы звали к реваншу, к переделу мира, спекулируя на недовольстве масс грабительскими условиями Версальского мирного договора, когда поговаривали вслух о возврате колоний, когда Гитлер и его клика исподволь готовились ко «дню икс» и искали путей к сговору с крупным капиталом, Осецкий последовательно и бесстрашно бичевал военщину, реакцию, продажных и трусливых буржуазных политиканов. Подобно набату, который начинает гудеть в минуту опасности, Осецкий будил равнодушных, предостерегал недальновидных, его голос звал к бою.

Карл Осецкий всем своим существом ненавидел войну; эту здоровую и сильную ненависть он пронес через всю свою жизнь. Не зная усталости, он клеймил империалистов, стремящихся к развязыванию войны во имя своих алчных интересов, во имя передела мира. Осецкого очень тревожила охватившая Европу в конце 20-х годов «истерия вооружений». В связи с международной экономической конференцией в Женеве в 1927 г. Осецкий подчер-

кивал остроту империалистических противоречий, выход из которых наиболее агрессивные круги буржуазии видели в войне. «Война и еще раз война! — восклицает Осецкий. — Империализм считается лишь с месторождениями железной руды и нефти, а не с людьми». В том же году он пишет о международном заговоре империалистов: «Существует одна большая интернациональная военная партия, национальные секции которой поддерживают друг друга путем взаимных оскорблений, клеветнических кампаний и организации инцидентов»¹.

Карл Осецкий был непримиримым и бескомпромиссным врагом фашизма, он очень рано выступил с обличением человеконенавистнической идеологии германских национал-социалистов, их политики. Гитлеровцы злобно ненавидели Осецкого, считали его одним из наиболее опасных противников «третьего рейха». Когда нацистские студенты устроили в немецких городах в мае 1933 г публичное сожжение книг, в огонь полетели и номера журналов со статьями Карла Осецкого. Гитлеровцы заточили Карла Осецкого в концлагерь и фактически замучили его. Но фашистам не удалось заставить его отступить от своих взглядов, не удалось добиться от Осецкого примирения с национал-социализмом.

В Германской Демократической республике любят и помнят Карла Осецкого. В первом немецком государстве рабочих и крестьян воплотились мечты Осецкого о передовой, демократической, миролюбивой Германии. В столице ГДР Берлине выходит журнал «Вельтбюне», возрожденный после второй мировой войны женой и другом Осецкого Мод Осецкой и другими продолжателями его дела. В Германской Демократической Республике учреждена премия имени Осецкого, ежегодно присуждаемая выдающимся публицистам и общественным деятелям. Печатаются произведения Осецкого, издаются книги, посвященные героической жизни и борьбе патриота и гражданина. В одном ряду с Тельманом, Пиком, Гротеволем, Бухвицем, Брехтом, братьями Манн, братом и сестрой Шоллями Осецкий достойно представляет «другую Германию», Германию мира и социализма, бросившую вызов гитлеровскому мракобесию, фашиствующему милитаризму и реакции.

—————

¹ „Weltbühne", 21.VI.1927, N 25, S. 966.

У нас, в Советском Союзе, об Осецком пока еще, к сожалению, знают мало. В 30-е годы его имя встречалось на страницах советских газет. Общественность нашей страны протестовала против зверского обращения с Карлом Осецким в фашистских застенках, требовала его освобождения. Но сама его жизнь и деятельность еще не стали предметом внимания исследователей.

Эта небольшая книга — первая попытка рассказать советским читателям о жизни, взглядах, борьбе и страданиях выдающегося сына немецкого народа, преданного патриота Германии.

Начало пути

Перед фамилией Карла Осецкого стоит аристократическая приставка «фон». И все же ничего общего с аристократами и прусскими баронами у Осецкого и его предков не было. Родители Карла были родом из Верхней Силезии, где когда-то существовала деревушка Осецко. В семье из рода в род передавались две легенды о происхождении небольшого, но многозначительного добавления к фамилии. Одна повествует о том, что дворянский титул был пожалован каким-то королем одному из предков в награду за принесенную им добрую весть. Имя короля в семейных хрониках не сохранилось. Сам Карл Осецкий рассказывал друзьям, разумеется в шутку, другую историю. Когда-то великий курфюрст Фридрих Вильгельм, основатель прусской монархии, испытывал серьезные денежные затруднения: он не знал, чем заплатить своим ландскнехтам. И тогда, недолго думая, решил пожаловать всем без исключения дворянские титулы. Говорят, что в Верхней Силезии были в те далекие времена целые деревни, где почти все жители могли похвастать аристократическим добавлением «фон». Так или иначе, но родители Осецкого не принадлежали к аристократии. Отец, Карл Игнаций, был простым солдатом. Отслужив свой срок в армии, он до конца жизни гнул спину в конторе гамбургского адвоката Пределя. Мать Карла, Розалия Мария, происходила из очень бедной польской католической семьи.

3 октября 1889 г. у Осецких родился сын Карл. Отец умер, когда мальчику было всего два года. Трудно приходилось матери; единственным подспорьем была лавчонка с мелочным товаром, в которой Розалия Мария

просиживала нередко по целым дням. Через шесть лет после смерти Карла Игнация Розалия Мария вторично вышла замуж за скульптора Густава Вальтера.

Бывший хозяин покойного отца доктор Предель оказывал семье Осецких кое-какую материальную помощь. Это дало Карлу возможность учиться. С 1896 по 1906 г. Осецкий посещал школу Румбаума в Гамбурге. Свидетельство об окончании восьмилетней школы, выданное Карлу Осецкому, говорит о его явно гуманитарном уклоне: по закону божьему и истории — «отлично», по английскому и французскому — «хорошо», по немецкому, физике и химии — «удовлетворительно». По арифметике, геометрии и алгебре Осецкий получил плохие оценки. Посредственное свидетельство и бедность заставили Карла отказаться от мысли продолжать учение.

Отец и мать Осецкого были по вероисповеданию католиками, отчим — протестантом. Осецкий еще в юности отходит от католицизма отчасти под влиянием отчима, а отчасти руководствуясь стремлением к духовной независимости, свободе от всяческих оков, в том числе и религиозных.

При помощи Пределя Карлу удалось в октябре 1907 г. поступить на службу на должность помощника секретаря в один из судов Гамбурга. При этом ему пришлось сдавать «экзамен на чин».

Работа в суде была тяжелой и скучной, да к тому же и плохо оплачиваемой. Начальство в первое время было недовольно Осецким. В аттестат, выданный через год после поступления, ему записали: «Способности ниже среднего».

В 1909 г. начальник дает об Осецком более благожелательный отзыв. Результат — повышение по службе и перевод на более ответственную и сравнительно хорошо оплачиваемую работу в отдел кадастровых книг, где весь регистрация недвижимого имущества. Здесь Карл служит до 1914 г.

У этого застенчивого молодого человека мало общего с классическим прусско-германским чиновником. Образ юного Карла воссоздает в своих воспоминаниях Мод Осецкая. Когда Карл случайно познакомился в своем родном городе Гамбурге с англичанкой Мод Вудс-Лихтфилд, ему не было еще и 21 года. «Он оказался ловким и умным собеседником... Лившиеся потоком слова озаря-

ли его лицо каким-то удивительным светом... Он говорил ненавязчиво, располагая к себе, не выставляя на показ своих богатых знаний... Его большие голубые глаза на худом, теперь уже не бледном лице открыто смотрели на меня» ¹.

В ранней юности Осецкий, по свидетельству его друзей, очень интересовался английской литературой. Короткие отпуска, полагавшиеся ему как служащему административного суда, он использовал для поездок в Англию. Его влекло на родину любимых поэтов-романтиков — Байрона и Шелли, знаменитого памфлетиста XVIII в. Юниуса, обличавшего в своих «Письмах» английскую бюрократию. Осецкому особенно нравились лирические стихи Шелли, его поэмы и памфлеты, в частности памфлет «Опровержение деизма». Карл проявлял большой интерес к работам английского буржуазного историка Литтона Стрэчи, который, как писал Осецкий, превосходил многих литераторов и даже поэтов по мастерству изображения событий и по обрисовке образов.

Рассказывая о юности Карла, нельзя не вспомнить о его отчиме Вальтере. Это был человек свободомыслящий, широких взглядов. Он принимал активное участие в социал-демократическом движении. Влияние отчима на юного Карла было огромным. От Вальтера Осецкий впервые услышал о рабочем и социалистическом движении, вместе с отчимом Карл побывал на митинге социал-демократов в Гамбурге, на котором выступал пламенный пролетарский боец Август Бебель. Бебель прибыл в Гамбург в связи с тем, что гамбургской буржуазии удалось путем ряда махинаций изменить положение о выборах в гамбургский сенат — орган местного самоуправления. Это влекло за собой реальную угрозу поражения социал-демократов на выборах.

Осецкий так воссоздал этот яркий и запомнившийся эпизод своей ранней юности: «Большой прокуренный зал. Многие тысячи людей стоят в тесноте. Рабочие, рабочие... Находиться здесь, в этом затхлом загоне, — само по себе героизм. И вдруг целая буря энтузиазма! На сцене появляется невысокий человек с желтоватым, темным лицом, согбенный, болезненного вида, с огромной, белой как снег гривой волос. Старик тяжело болен. Врачи

—————

¹ „Weltbühne", 18.ХII.1963. N 51, S. 1626.

приказали ему бережно расходовать свои силы. По возможности ему следует отказаться от публичных выступлений. Но вот он начинает говорить, и впечатление дряхлости исчезает. Широкие, выразительные жесты. Ясный голос юношеского тембра, голос командира, привыкшего говорить с сотнями, тысячами... Этот старый человек не просто эффектный оратор, его сила не в красноречии. Он завоевал доверие, он, Август Бебель, не просто парламентарий, не партийный вождь с диктаторскими замашками. Нет, это подлинный народный избранник, президент невидимой германской республики, кайзер масс... Он играет на чувствах народа, как на тончайшем инструменте, он заставляет этот инструмент звучать, пробуждает в нем любовь и ненависть, скорбные стенания и благородные, как далекие звезды, помыслы» ¹.

Осецкому особенно запомнилось, что Август Бебель сурово осудил своих собратьев по социал-демократической партии за мягкотелость и неумение дать отпор буржуазной реакции. Бебель критиковал гамбургских социал-демократов за излишнее смирение. Он выразил надежду, что к его следующему приезду в Гамбург положение изменится в лучшую сторону. Осецкого особенно поразило, что Бебель не щадил своих единомышленников, когда они того заслуживали.

Еще в период учебы в школе Осецкому удалось попасть па собрание с участием известной пацифистки Берты фон Зуттнер, автора нашумевшей в свое время в Европе антимилитаристской книги «Долой оружие!». Эти ранние встречи оставили глубокий след в душе впечатлительного юноши. Да и сама атмосфера Гамбурга — крупного порта, куда заходили корабли из многих зарубежных стран, несомненно, наложила свой отпечаток на формирование характера и взглядов Карла Осецкого. Здесь, в старом ганзейском городе, дышалось несравненно свободнее и легче, чем, к примеру, в Берлине — этой цитадели «прусского духа», оплоте прусской военщины и реакции.

Гамбург, как и всякий большой капиталистический центр, был городом острейших социальных противоречий, городом, где рядом уживались роскошь и нищета, «сладкая жизнь» буржуазии и тяжелый, беспросветный труд.

—————

¹ „Weltbühne", 31.V.1927. N 22, S. 846.

Богатые кварталы на Юнгферштиг, импозантные виллы в Уленхорсте и Харвестехуде, с одной стороны, и ужасающая бедность в трущобах Санкт-Паули — с другой, — таким был Гамбург в пору юности Карла. Но Гамбург был не только городом контрастов. Он был крупнейшим центром рабочего и революционного движения.

«Гамбургская» атмосфера, казалось, накладывала особый отпечаток на жителей второго по величине города Германии. Здесь многие интересовались политикой и бурно реагировали на актуальные события политической жизни. В период работы в административном суде Карл Осецкий также очень внимательно следит за событиями в Германии. Мод в своих воспоминаниях сообщает, что Карл уже в эти годы хорошо разбирался в сути происходящего. «Мне показалось, — пишет она, — что ему знакомы все организации, ведущие борьбу за освобождение угнетенных и страдающих людей. Несмотря на свою молодость, он уже поставил перед собой определенную цель: бичевать социальную несправедливость, где бы она ни проявлялась, и бороться против нее»¹. Начитанность Осецкого поражала всех его знакомых. Мод казалось, что он профессионал-журналист, хотя Карл еще только метал о выступлениях в печати.

Осецкий никогда всерьез не намеревался посвятить себя чиновничьей карьере. Его непреодолимо тянуло к журналистике, к литературно-публицистической деятельности.

Начиная с 1911 г. в различных органах немецкой печати, прежде всего в либеральной буржуазной газете «Фрейес фольк», появляются статьи, подписанные инициалами «К. О.» Эту газету издавал либеральный публицист Глазер, противник военщины и пацифист. Он был первым, кто оценил блестящие способности Осецкого и угадал в нем восходящую звезду немецкой публицистики. Глазер выразил готовность каждую неделю предоставлять в «Фрейес фольк» место для передовых статей Осецкого. Это было победой начинающего автора, признанном его недюжинного таланта.

Тематика статей Осецкого была самой разнообразной: вопросы культуры, актуальные политические, социальные и экономические проблемы. Его первая статья в «Фрейес

—————

¹ „Weltbühne", 18.XII.1963, N 51, S. 1626.

фольк» критиковала пресыщенных гамбургских театралов, освиставших, как полагал Осецкий, совершенно незаслуженно, пьесу известного немецкого писателя и драматурга Герберта Эйленберга (1876—1949). Пьеса «Все ради любви» не принадлежала к его лучшим произведениям.

Возможно, Эйленберг потерпел заслуженную неудачу. Однако Осецкого возмущала та форма, в которой «просвещенные» зрители выражали порицание автору. Свист, шиканье, выкрики «приличной» публики из партера — в этом Осецкий увидел пренебрежение не только к творчеству драматурга, но и к творческому труду вообще. Осецкий подчеркивал, что освистание пьесы могло лишить талантливого писателя возможности ставить свои произведения в немецких театрах. Осецкий ссылался в своей статье на то, что в Вене менее «изысканная» публика, среди которой было много рабочих, хорошо принимала другую пьесу Эйленберга. «Состоятельная гамбургская буржуазная публика должна стыдиться своего поведения» ¹, — заключал свою статью Осецкий.

В своих ранних статьях Осецкий часто полемизирует с носителями предрассудков и сеятелями мракобесия. В статье «Ненавистный инспектор» (1913 г.) Осецкий в остро полемической форме выступает против организованной предпринимателями травли профсоюзного активиста. Статья «Солнцеворот» («Sonnenwende») написана в защиту идеи отделения церкви от государства.

Однако особое значение уже в этот период приобретают выступления Осецкого против милитаризма и войны. В начале XX в. германский империализм интенсивно готовился к захватнической войне. Официальные круги открыто поддерживали империалистические планы передела мира, пропагандировавшиеся такими выразителями финансового капитала, как, например, «Пангерманский союз». Его филиалами были «Германский флотский союз», «Оборонный союз» и «Колониальное общество». Все они разжигали ненависть к другим народам, пропагандировали войну и насилие. «Пангерманский союз» требовал передачи Германии территорий северной и восточной Франции, Финляндии, Польши, Прибалтики,

—————

¹ K. Grossman. Ossietzky — ein deutscher Patriot. München, 1963, S. 28.

Украины, а также колоний в Азии и Африке. Шовинистическая пресса открыто писала о «превосходстве» германской расы, призванной сыграть роль колонизатора «отсталых» народов.

Первым выступлением Осецкого против милитаристов была статья «Горе малым сим» в газете «Фрейес фольк» в апреле 1913 г. Комментируя события первой балканской войны, Осецкий осудил милитаризм вообще и прусскую военщину в частности. В статье подчеркивалось, что в современном цивилизованном мире милитаризм и воина должны уступить место торговле и промышленности: «Мы считаем мысль о грядущей войне слишком страшной, чтобы кокетничать с ней» ¹.

В июле 1913 г. Осецкий вновь выступил против милитаристов и шовинистов. В Германии была подвергнута нападкам книга английского пацифиста Н. Энджелла, впоследствии лауреата Нобелевской премии, «Ошибочный расчет», переведенная на немецкий язык. Мелкотравчатый реакционный журналист Курд фон Штранц охарактеризовал эту книгу, осуждавшую гонку вооружений, как «яд» для немецкого парода. Энджелл был объявлен «агентом» английского правительства. Осецкий в статье по этому поводу вывел на чистую воду Штранца, убедительно показав, что цель подобных писак — отвлечь народ от внутриполитических событий и запугать обывателя «интригами» Англии и других иностранных держав.

Протестующий голос Карла Осецкого громко зазвучал в связи с так называемым эрфуртским приговором летом 1913 г. Военный суд в Эрфурте приговорил к длительным срокам (от 3 до 7 лет) резервистов, замешанных в заурядной потасовке с жандармами. Трое простых солдат, отмечавшие в каком-то кабачке окончание своей трехлетней службы в армии, подрались с местным жандармом, который приставал к ним. Солдат предали военно-полевому суду. Его приговор был настолько чудовищным, что общественное мнение всколыхнулось. Статья Осецкого об эрфуртском приговоре начиналась бичующими словами из драмы Льва Толстого «Живой труп», с которыми Федя Протасов обращается к следователю: «Ну что вы лезете в чужую жизнь? Рады, что имеете власть, и, чтобы показать ее, мучаете не физически, а

—————

¹ Цит. по: K. Grossman. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 31.

нравственно людей, которые в тысячи раз лучше вас». Гневом и болью проникнуты строки Осецкого, адресованные судьям: «Ни один из них не послушался голоса своего сердца, ни один не воскликнул: «Я не могу! Пусть это тысячу раз закон — против этого восстает моя совесть!»¹.

Прусское военное министерство почувствовало себя задетым. В Берлине решили защищать честь мундира. Военный министр Фалькенгайн возбудил против Осецкого дело по обвинению в «оскорблении» военного суда. На процессе в Берлин-Моабите Осецкий вновь заявил о своем возмущении жестоким эрфуртским приговором, явно не соответствовавшим степени виновности осужденных. Прокурор в своей речи потребовал строго наказать молодого журналиста. Особое раздражение обвинителей вызвали процитированные автором слова из драмы Толстого. Осецкому инкриминировали «насмешку над военным судом»; был отмечен и «издевательский тон статьи». После непродолжительного совещания суд вынес решение: 200 марок штрафа или 20 дней тюремного заключения². Военному министерству было разрешено опубликовать текст приговора за счет Осецкого, что было связано с уплатой значительной суммы. Осецкий по принципиальным соображениям не хотел платить штраф. Друзьям с трудом удалось отговорить Карла от намерения отправиться в тюрьму. Издатель газеты «Фрейес фольк» доктор Глазер предложил Осецкому взять у него деньги в долг. Многие из знакомых также выразили готовность помочь Карлу, но он категорически отказывался. Он считал, что дружественная ему газета, а тем более его друзья не должны отдавать свои деньги тем, кто творит несправедливость. После долгих уговоров Осецкий поставил ультиматум: либо деньги будут внесены в течение двух дней, либо он отправится на «казенную квартиру». Осецкий был уверен, что друзьям не удастся раздобыть такую большую сумму за столь короткий срок. Он даже хотел, чтобы его взяли под стражу: Осецкий полагал, что в этом случае его дело получит широкую огласку и привлечет внимание общественности к процессу и позорному приговору.

—————

¹ Цит. по: K. Grossman. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 34.

² Мод Осецкая приводит другие данные: 6 месяцев тюрьмы или 500 марок штрафа („Weltbühne", 25.XII.1963, N 52, S. 1160).

Осецкий не попал в кайзеровскую тюрьму. Деньги были своевременно внесены, и Карл возвратился в Гамбург.

Вскоре после процесса Осецкий вновь выступил с обличением нравов прусско-германской военщины. На сей раз поводом послужил известный цабернский инцидент в ноябре 1913 г.

Причиной нашумевших событий в небольшом эльзасском городе Цаберн у подножия Вогезов явилась систематическая травля местного населения прусским гарнизоном. В Эльзасе, отошедшем к Германии после франко-прусской войны 1870—1871 гг., немцы чувствовали себя чужими. Немецких солдат гарнизонное начальство «воспитывало» в духе ненависти к местным жителям — эльзасцам. 28 октября 1913 г. лейтенант фон Форстнер и сержант Хефлих (кстати, по-немецки «хефлих» означает «вежливый») проводили занятия с новобранцами. Форстнер сказал одному из солдат, ранее судившемуся за поножовщину: «Если ты заколешь какого-нибудь эльзасского драчуна, то не получишь и двух месяцев. А за каждого мерзавца, доставленного ко мне, будешь получать по 10 марок».

Наглое заявление прусского солдафона каким-то образом попало в печать. Спустя несколько дней слова Форстнера воспроизвела газета «Цабернер анцейгер». Последовал взрыв возмущения. Военные же власти на это ответили усилением травли. Командование цабернского гарнизона потребовало начать процесс против газеты, якобы оскорбившей Форстнера. Правда, до процесса не дошло, а лейтенант Форстнер даже получил дисциплинарное взыскание: его отправили на шесть суток под домашний арест за излишнюю откровенность в беседах с солдатами.

Однако провокации прусской военщины продолжались. 9 ноября 1913 г., в день выборов в больничные кассы, гарнизонное начальство устроило в городке нечто вроде парада войск. Кто-то свистнул вслед марширующим. Этого оказалось достаточно, чтобы военные власти вновь заговорили о «беспорядках» в Цаберне.

28 ноября с ведома командующего гарнизоном генерала Деймлинга была осуществлена жестокая «акция» против мирных жителей Цаберна. Распоясавшаяся солдатня хватала на улицах всех подряд: школьников, ра-

бочих, лавочников, чиновников. За один день было схвачено 30 человек, многих из них жестоко избили. Прусская военщина всячески одобряла действия гарнизонного начальства. Кронпринц Вильгельм поздравил Деймлинга с «победой», одержанной над мирным населением эльзасского городка. Его императорское высочество прислал короткую, но выразительную телеграмму: «Так держать!»

Вся прогрессивная Германия была возмущена расправой в Цаберне. В. И. Ленин отмечал, что события в Цаберне с необыкновенной силой обнаружили сущность прусского государства, этого, по определению Маркса, «военного деспотизма, обшитого парламентскими формами».

Об инциденте в Цаберне много говорили и писали. Не остался в стороне от этих событий и Карл Осецкий. Немецкий народ отвергает подобные методы, заявил он. Об эльзасцах, не отступивших перед форстнерами и деймлингами, Осецкий отозвался так: «Мы благодарны им за то, что они так темпераментно сорвали со столба гесслеровскую шляпу прусского милитаризма» ¹. Осецкий не случайно упомянул в статье о шляпе Гесслера — жестокого наместника из драмы Шиллера «Вильгельм Телль». Военщина требовала от эльзасцев повиновения, точно так же как Гесслер требовал кланяться его шляпе, висящей на столбе.

Уже в ранний, гамбургский период своей жизни Осецкий не замыкается в чисто журналистской работе. Он принимает участие в деятельности «Демократического объединения Германии» — буржуазной пацифистской организации, основанной видным борцом против войны Гельмутом Герлахом. Жена Осецкого Мод сообщает, что Карл часто выступал с докладами на различные темы. Один из таких докладов, состоявшийся в отеле «Ганза», был посвящен теме «Военная диктатура или гражданские права». Мод Осецкая пишет: «Я сидела в последнем ряду. Я гордилась его умением завоевывать внимание слушателей»².

1914 год принес Осецкому личное счастье. В мае он женился на Мод Вудс-Лихтфилд, которая стала его дру-

—————

¹ Цит. по: K. Grossman. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 34.

² „Weltbühne", 25.XII.1963, N 52, S. 1658.

гом и боевой соратницей, а ныне продолжает его дело издавая в Германской Демократической Республике журнал «Вельтбюне». Мод происходила из состоятельной и знатной английской семьи. Но у нее не было никаких сословных предрассудков. Она без колебаний связала свою жизнь с небогатым и неродовитым Карлом. Мод всегда была с Карлом в самые трудные периоды его жизни. Она стала его верным подгонщиком во всех начинаниях и планах.

Незадолго до начала первой мировой войны Осецкий оставил службу в административном суде, чтобы всецело посвятить себя журналистской деятельности. Однако мечтам Осецкого о любимой работе не суждено было осуществиться. Летом 1914 г. обстановка в Европе чрезвычайно обострилась. 28 июня 1914 г. в Сараеве серб Гаврила Принцип застрелил наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда.

После сараевского убийства Германия лихорадочно готовилась к войне. Правящие круги Германии с самого начала решили не упускать возможности спровоцировать военный конфликт. Кайзеровская армия была готова к выступлению уже с марта 1914 г., когда генеральный штаб закончил план мобилизации. В июне — июле без лишнего шума совершались последние приготовления и приводился в боевую готовность военно-морской флот. Генштаб жил и действовал под знаком войны. В то же время германское правительство вело двойную дипломатическую игру. Германия играла в «локализацию» конфликта между Сербией и Австро-Венгрией. В действительности же правящие круги Германии толкали лоскутную австро-венгерскую монархию на обострение конфликта. Внутри Германии пангерманисты и другие шовинисты развили широкую военную пропаганду. Надо сказать, что правящим кругам удалось обмануть общественное мнение, заставить значительную часть населения поверить в официальную версию о «невиновности» Германии в развязывании войны, о войне как мере самозащиты.

Отношение Осецкого к войне всегда было крайне отрицательным. И все же летом и осенью 1914 г. он не выступил с осуждением империалистической бойни. Причиной надо считать, в первую очередь, обстановку шовинистического угара в Германии в годы, предшест-

вовавшие войне. Большинство буржуазных выступало единым фронтом. За исключением пацифистских или более или менее «умеренных» органов печати, вся умеренная пресса соревновалась в пропаганде культа грубой силы и в пресмыкательстве перед кайзером и генеральным штабом. Листок шовинистического националистического союза «Молодая Германия» «Юнгдейчландпост» в выспренных выражениях пел дифирамбы войне: «Война — это самое высокое и священное проявление человеческой деятельности. И для нас однажды пробьет радостный и великий час борьбы»¹. Один из немецких литераторов того времени очень метко охарактеризовал обстановку: «Пустые слова и ложь превратились в неоспоримые истины; они исподволь отравляли общественное мнение, пока оно... не было парализовано» ². Поджигатели войны не гнушались инсинуациями и провокациями широкого масштаба. Стоит вспомнить хотя бы ложное сообщение о бомбардировке Нюрнберга и Карлсруэ французскими самолетами, которое предшествовало объявлению войны. В подобной атмосфере едва ли нашлась бы газета, рискнувшая открыто выступить против военной угрозы.

Немаловажную роль в разжигании шовинистических настроений сыграла оппортунистическая позиция германских социал-демократов, обладавших большим политическим влиянием. Социал-демократы фактически сложили оружие перед германским империализмом, хотя на словах не прочь были осудить войну и насилие. 4 августа 1914 г. социал-демократическая фракция в рейхстаге проголосовала за одобрение военных кредитов. Даже Карл Либкнехт, который был последовательным и непримиримым борцом против войны, на сей раз подчинился решению оппортунистического большинства. Использовав подчинение Либкнехта партийной дисциплине, социал-шовинисты прикрыли свое предательство интересов рабочего класса именем Карла Либкнехта. Правда, уже 2 декабря 1914 г. Либкнехт резко выступил против военных кредитов, а следовательно, и против пагубной политики оппортунистического руководства СДПГ.

Общая атмосфера повлияла, таким образом, даже на

—————

¹ Цит. по: „Neue Politik" N 35, 1964, S. 14.

² Там же.

такого стойкого пролетарского борца, каким был Либкнехт Ничего удивительного не было в том, что люди, гораздо менее искушенные в политике, оказались на какое-то время в плену у официальной пропаганды. Осецкий, еще совсем молодой человек, мировоззрение которого только начало формироваться, допустил ошибки в оценке обстановки. Многое молодому публицисту было неясно: ведь он был вынужден прибегать к информации из сомнительных источников, публикуемой верноподданническими газетами, и против своей воли оказался жертвой шовинистического шквала.

Осецкий оказался в плену у официальной пропаганды и ошибочно считал царскую Россию единственным виновником империалистической войны. Конечно, это было односторонним, а потому неверным объяснением причин возникновения первой мировой войны. В силу всего этого оценка исторической ситуации в статье Осецкого «Выстрелы в Сараеве» («Фрейес фольк» от 4 июля 1914 г.) была неправильной. Показав реакционную роль русского царизма, Осецкий не дал оценки роли германского империализма в подготовке и развязывании войны.

Растерянность и известная уступка Осецкого общему настроению проявились и в статье о начале театрального сезона 1914—1915 гг. В ней мы находим упреки в недостаточной патриотичности многих пьес и даже слова о «немецком народе, борющемся за свое существование». Нет сомнения в том, что эти заблуждения Осецкого были преходящими. Ведь в статье «Процесс господина Хенричи», напечатанной в «Фрейес фольк» 28 февраля 1914 г., всего за несколько месяцев до начала войны, Осецкий требовал обуздать милитаристов и предотвратить массовую бойню. Антимилитаризм Осецкого подтверждается всей его последующей деятельностью в период 1914—1918 гг. Он категорически отказывался от прославления войны. «Если бы он писал трогательные истории о прекрасной солдатской жизни, — пишет Мод Осецкая, — или восхвалял героев кайзера, он получал бы высокие гонорары. Но Карл проклинал войну и уже тогда (т. е. в 1914—1918 гг. — В. К.) не хотел менять свое мнение по соображениям выгоды» ¹.

—————

¹ „Weltbühne", 8.I.1964, N2, S. 58.

В связи с закрытием многих газет и журналов, в том числе и «Фрейес фольк», Осецкому осенью 1914 г. пришлось вернуться в административный суд.

В этот период Осецкий становится душой небольшого литературного кружка, созданного по инициативе его жены Мод, занимавшейся преподаванием английского языка. Она предложила своим ученикам изучать мировую литературу под руководством Карла Осецкого. Готовясь к занятиям, Осецкий проводил долгие часы в библиотеке. С членами кружка он беседовал не только на литературные темы, но затрагивал и социальные вопросы, останавливался на губительных последствиях войны. Число участников кружка росло, и вот уже на уроки-лекции Осецкого приходят десятки слушателей, даже стульев не хватает. Темы лекций — творчество знаменитых писателей — Шоу, Уайльда и др. В доме Осецких теперь бывали известные литераторы, художники, журналисты. Кружок Осецкого все больше приобретал ярко выраженный политический характер. Все его участники осуждали войну и считали необходимым проводить разъяснительную работу среди масс. Некоторые члены кружка отказались идти на военную службу и попали в лагерь, другие вели на фронте антимилитаристскую агитацию.

Осецкий не отличался ни богатырским телосложением, ни крепким здоровьем. Призывная комиссия признала его негодным к строевой службе. Тем не менее в ноябре 1915 г. Осецкого призвали в армию. Почти до конца войны он строил дороги и военные сооружения.

С самого начала своего пребывания в кайзеровской армии он не ладил с начальством. Уже во время присяги Осецкий навлек на себя гнев майора. Вначале присягу принесли католики, затем солдаты евангелического вероисповедания. После этого раздалась команда: «Свободомыслящие, атеисты, сектанты, безбожники, вперед!» Карл вышел из строя. Майор бросил на него уничтожающий взгляд и заорал: «Эй ты, безбожная собака, присяга и к тебе относится!»

В дальнейшем Осецкий переходит к активной антимилитаристской деятельности. Он пишет антивоенные листовки, которые распространяются среди солдат. Одна из них в 1918 г. попала в руки военного начальства. Осецкий вынужден был отказаться даже от писем жене: ведь

цензура могла по почерку определить автора прокламаций.

Хотя Карл и не был непосредственным участником военных действий, его антипатия к войне в период пребывания в кайзеровской армии укрепилась и переросла в воинствующий антимилитаризм. «То, что я увидел во время войны, еще больше укрепило мое (отрицательное. — В. К.) отношение к ней и к профессии военного вообще» ¹,— говорил Осецкий в 1932 г.

Дочь Осецкого Розалинда вспоминает в письме к Курту Гроссману: «Отец не был даже ранен, однако он понял, что такое война и научился ее ненавидеть. Он считал войну направляемым и организованным убийством»². «Преступление кайзера» — так оценивал Карл Осецкий империалистическую войну, по свидетельству другого современника ³.

Немецкий публицист Бертольд Якоб случайно встретился с командиром роты, в которой во время войны служил Карл Осецкий. Этот командир, националист и монархист, впоследствии перешедший на сторону нацистов, рассказал: «Осецкий никогда и ни от кого не скрывал своей убежденности в том, что эта кайзеровская воина преступна» ⁴.

В статье «Эволюция идейной атмосферы» (июль 1918 г.), опубликованной в «Ежемесячных сообщениях германского монистского союза», Осецкий с горечью пишет об одном из самых печальных итогов кровавой бойни — разрушении духовных ценностей народов, уничтожении культуры. В статье отразилось глубокое недовольство прогрессивной общественности Германии авантюристической политикой кайзера Вильгельма и его генералов. «Алтарь Ареса уже давно лишен украшений!» ⁵, — восклицает Осецкий.

В 1918 г. в Германии назревают события, которые окажут колоссальное влияние на мировоззрение Карла Осецкого. Военный разгром Германии и Австро-Венгрии привел к небывалому по силе революционному кризису в этих странах. В октябре 1918 г. В. И. Ленин писал о разразив-

—————

¹ „Weltbühne", 5.VII.1932, N 27, S. 9.

² К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 44.

³ Greuner R. u. R. Ich stehe links. Berlin, 1963, S. 13.

⁴ B. Jacob. Weltbürger Ossietzky. Paris, 1937, S. 12.

⁵ K. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 44.

шемся в Германии политическом кризисе, о проявившейся наяву панической растерянности правительства и эксплуататорских классов в целом.

В октябре и ноябре 1918 г. юнкерско-буржуазное государство находилось на грани краха. Народные массы отвергали империалистическую войну и политику буржуазно-юнкерских партий, приведших страну к катастрофе. Массы рабочих больше не верили их призывам. Немецкий народ, вдохновленный Великой Октябрьской социалистической революцией, был готов начать решительную схватку с капитализмом. Вопрос о революции стоял на повестке дня.

28 октября 1918 г. революционные матросы Киля отказались выполнить преступный приказ командования и выйти в море для решающего сражения с английским флотом. На судах был поднят красный флаг. Матросов поддержали рабочие. Созданный в Киле рабочий и солдатский Совет потребовал освобождения арестованных за «мятеж» матросов, установления свободы печати, ограничения власти офицеров.

Революция, словно огромный пожар, перекинулась из Киля на другие города побережья. К революции в первые дни ноября присоединились трудящиеся Бремена, Фленсбурга, Вильгельмсгафена, Куксгафена, Бремергафена, Ростока, Шверина.

В родном городе Осецкого Гамбурге 5 ноября трудящиеся заявили о поддержке требований Кильского Совета, 6 ноября забастовали все гамбургские верфи. К восставшим рабочим присоединились военные моряки. В тот же день вооруженные матросы заняли дом профсоюзов, улицы покрылись баррикадами. После короткого сражения с контрреволюционерами рабочие захватили склады оружия, казармы, вокзалы. Гамбургский рабочий и солдатский Совет сосредоточил в своих руках всю власть в городе.

9 ноября была провозглашена республика в столице Германии Берлине. Кайзер отрекся от престола. Революция победоносно шагала по стране.

Осецкий был захвачен бурными событиями ноября 1918 г. Правда, вернуться в Гамбург ему удалось лишь в январе 1919 г. Приехал он туда как депутат солдатского Совета, в который его выбрали еще в период пребывания в армии.

По возвращении Осецкий сразу же подал в административный суд, где он ранее работал, прошение об отставке. В личном деле Осецкого, по свидетельству Гроссмана, сохранился оригинал этого документа, в котором Осецкий пишет о мотивах ухода с государственной службы. В прошении, в частности, говорится: «Я охотно вновь поступил бы на службу. Однако для моей журналистской деятельности открывается столь широкий простор, что я должен сделать выбор. Я уже не смог бы выполнять своп служебные обязанности так, как это необходимо» ¹.

Оставив службу, Осецкий связался с Гамбургским революционным Советом. Мод Осецкая в своих воспоминаниях о муже пишет, что работа в Совете поглощала все время Осецкого. Он читал доклады о политическом положении рабочим, солдатам и матросам, составлял тексты листовок и прокламаций. Новая деятельность доставляла Осецкому огромное моральное удовлетворение. К сожалению, пока что не известны какие-либо документы или свидетельства очевидцев о работе Осецкого в Совете.

В Ноябрьской революции Карл Осецкий видел начало новой эпохи в германской истории, эпохи свободы, демократии, подлинного мира. В декабре 1918 г. в статье «Слово к павшим духом» Осецкий призывал к борьбе за новую Германию. Он писал: «Пусть несчастья заставят тебя (Германию. — В. К.) не молиться, а мыслить и действовать» ².

Для Карла Осецкого 9 ноября было днем рождения республики, подлинным национальным праздником. «Немецкая республика родилась 9 ноября 1918 г., а не 11 августа 1919 г.» (дата принятия Веймарской конституции. — В. К.), — говорил Осецкий в 1927 г.³. В июле 1928 г. Карл Осецкий повторил эту же мысль: «Существует лишь один памятный день, который мог бы вдохновить массы: это день 9 ноября, когда рухнула монархия и кончилась война»⁴. Осецкий бичевал немецкую буржуазию за ее страх перед революцией 1918 г. Столь же решительно Карл Осецкий осуждал и правых социал-демократов, отказавшихся от идей революции, отшатнув-

—————

¹ К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 46.

² Там же, стр. 62.

³ „Weltbühne", 5. VII 1927 N 27, S. 4.

⁴ „Weltbühne", 17.VII.1928, N 29, S. 80.

шихся от нее. «Людей, которые их (социал-демократов. — В. К.) возвысили, они именуют ноябрьскими преступниками», — с гневом писал Осецкий в ноябре 1928 г. Для лидеров СДПГ «ноябрьскими преступниками» были революционные солдаты, матросы, рабочие, беззаветно сражавшиеся с буржуазией и милитаристами за социалистическую республику. Ведь именно им, рабочим, правое социал-демократическое руководство было обязано своим «возвышением». Социал-демократ Эберт стал главой государства, а его коллега по партии Шейдеман — канцлером. Однако и Эберт, и Шейдеман, как говорил Осецкий, очень быстро забыли, что без Ноябрьской революции они никогда не оказались бы у кормила правления.

Поражение пролетариата, нанесенное ему правой социал-демократией в союзе с реакционной буржуазией, Карл Осецкий считал роковым событием в германской истории. Он отдавал себе отчет в том, что Ноябрьская революция могла дать народу гораздо больше, если бы она не была искусственно остановлена союзом правых социал-демократов с буржуазией.

Ноябрьские события 1918 г. рассматривались Осецким как наиболее светлые страницы послевоенной истории Германии. Его беспокоило, что буржуазные публицисты и правая социал-демократическая пресса стремятся окружить заговором молчания Ноябрьскую революцию. «Революция ныне живет как воспоминание, — с грустью пишет Осецкий в 1928 г. в связи с десятилетием ноябрьских событий 1918 г. — Многие эпизоды кажутся неправдоподобными, словно из мира сказок» ¹.

—————

¹ „Weltbühne", 6.XI.1928, N 45, S. 691.

Из Гамбурга в Берлин.

В разгаре революционного кризиса

В 1919 г. Карл Осецкий живет в Гамбурге. Он внимательно следит за развитием обстановки после революционных событий ноября 1918 г. В начале 20-х годов Германия была зажата в тиски тяжелейшего экономического и политического кризиса. Народное хозяйство, подорванное длительной войной, находилось в состоянии, близком к хаосу. Выпуск промышленной продукции по сравнению с 1913 г. уменьшился вдвое. Резко упала добыча нефти, угля, сократилось производство стали и железа. В строительстве, на транспорте и в сельском хозяйстве царила разруха. Экономический кризис еще более усугублялся чудовищной инфляцией. Эмиссионный банк по требованию правительства выпускал все новые и новые миллионы бумажных марок, не обеспеченных ничем, кроме подписи управляющего. Демобилизация восьмимиллионной армии в сочетании с разрухой привела к массовой безработице. По сравнению с довоенным уровнем цены в 1920 г. выросли в 10 раз. Шестинедельного заработка рабочего едва хватало на приобретение пары ботинок. Реальная заработная плата немецких рабочих в 1921 г. была самой низкой в Европе.

Грабительские репарации, которые Германия была вынуждена платить странам Антанты в соответствии с условиями Версальского диктата, еще больше подрывала экономику и финансы. Правящие же классы стремились переложить все тяготы на плечи народа. Хозяева германских концернов и банков переправили в 1919—1923 гг. за границу, главным образом в Швейцарию, свыше 15 млрд. марок. Тем самым монополисты обезопасили

свои капиталы, нажитые на войне. А тяготы и бедствия достались народным массам.

В эти тяжелые годы в Германии продолжался революционный подъем. Борьбу народа возглавляла созданная в 1918 г. Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург коммунистическая партия Германии. Она вела неустанную работу по созданию единого фронта всех рабочих, по укреплению союза рабочего класса с трудящимися крестьянами, с другими социальными группами для борьбы против всевластия юнкеров и заправил концернов.

КПГ решительно и последовательно защищала интересы немецких рабочих, всех людей труда. Она указывала верный путь всему народу, путь борьбы за демократические права, за сокрушение основ прусско-германского милитаризма и империализма. Коммунисты боролись за дружественные отношения между Германией и Советской Россией. КПГ созывала митинги в защиту молодой Советской Республики, требовала прекращения интервенции, вмешательства во внутренние дела Советской России. В своей речи в рейхстаге 2 июля 1920 г. всемирно известная деятельница германского рабочего движения коммунистка Клара Цеткин горячо поддержала героическую борьбу советского народа и Красной Армии против интервенции и белогвардейщины. Выдвинутый коммунистами лозунг «Руки прочь от Советской России!» был поддержан всей трудовой Германией.

Вместе с тем революционный подъем начала 20-х годов сопровождался активизацией правобуржуазной реакции, стремившейся ликвидировать завоевания Ноябрьской революции, окончательно разгромить рабочий класс и установить открытую военную диктатуру под флагом антикоммунизма, реваншизма и империалистической борьбы против Версальского договора. Полиция и рейхсвер обрушились на компартию Германии — авангард немецких рабочих. Бурную деятельность развили десятки и сотни милитаристских и реваншистских организаций и союзов, национал-социалисты, «Стальной шлем» — ударный отряд прусских помещиков-юнкеров, офицерская милитаристская организация «Консул» и др. О «Стальном шлеме» следует сказать особо.

Основанный зимой 1918/19 г. в Магдебурге фабрикантом Францем Зельдте, он был одной из наиболее известных милитаристских организаций. Созданный для отпора

революции, этот союз объединял в своих рядах бывших офицеров, крупных юнкеров, монархистов и т. д. Союз рьяно проповедовал милитаризм, идеи реванша, поддерживал всевозможные заговоры против Веймарской республики. Он был близок к немецкой национальной партии — партии крупного монополистического капитала. В середине 20-х годов «Стальной шлем» устанавливает контакты с национал-социалистами и позднее вливается в нацистскую партию.

Активизация правых шовинистических и милитаристских элементов серьезно беспокоила Карла Осецкого. Он ощущал жгучую потребность вступить в бой с врагами демократии, с пропагандистами идей прусской военщины. У Осецкого возникает мысль об издании собственной газеты. В 1919 г. в Гамбурге Карл совместно с одним из своих политических единомышленников начинает издавать газету «Дер вегвейзер» («Указывающий путь»). Средства для этого начинания были взяты в долг. Газета «Дер вегвейзер» выходила в небольшом количестве экземпляров, ее редакция размещалась в крохотной комнатушке. Компаньон Осецкого занимался организационными вопросами и писал маленькие заметки-комментарии. Основную редакционную и литературную работу выполнял Карл.

Статьи Осецкого резко выделялись из прочих материалов темпераментностью, богатством языка, оригинальностью. Осецкому удалось привлечь в «Дер вегвейзер» нескольких известных в Гамбурге публицистов и писателей. И все же маленькой газете оказалось не под силу конкурировать с влиятельными гамбургскими изданиями, которые пользовались поддержкой крупных партий или частных организаций и фирм. Вскоре газета «Дер вегвейзер» закрылась.

В своих статьях Осецкий много размышляет о судьбах своей родины. Его глубоко волнует вопрос, по какому пути пойдет Германия. Главным вопросом Осецкий считает вопрос о войне. В статье «Марш новой реформации», написанной в июне 1919 г., Осецкий осуждает войну и милитаризм, требует восстановления принципов гуманности, которые были растоптаны кованым сапогом прусской военщины.

Осецкий не знает усталости в разоблачении лживых представлений о героизме и воинской чести. Это особенно

но важно, ибо после поражения Германии в империалистической войне шовинистическая пропаганда делала все возможное для поддержания в народе «боевого духа».

С 1919 г. в Германии разгорелся спор по вопросу об ответственности за развязывание войны. Националистическая историография пытается представить Германию невинной жертвой «обстоятельств» и интриг стран Антанты. Точка зрения Осецкого совершенно ясна: он считает, что Германия несет свою долю ответственности за разжигание мирового пожара. Осецкий подчеркивает, что только противникам войны, антимилитаристам, оказавшимся, к сожалению, в меньшинстве, принадлежит право говорить о смягчении участи Германии, о снятии с нее какой-то доли вины. «Необходимо превратить это меньшинство в большинство, — замечает Осецкий, — ибо от этого зависит будущее положение Германии в мире» ¹.

В конце 1919 г. председатель «Немецкого общества мира» профессор Людвиг Квидде и его заместитель Гельмут Герлах обратили внимание на антивоенные выступления Осецкого в печати. Карла Осецкого приглашают в Берлин на пост секретаря центрального бюро Общества. «Немецкое общество мира» было основано в 1892 г. Альфредом Фридом в Берлине. Фрид был радикальным пацифистом, стремившимся к сближению народов всех континентов па пути борьбы за мир и разоружение. В 1911 г. он был удостоен Нобелевской премии мира. Свои пацифистские идеи Фрид пропагандировал в журнале «Фриденсварте», который начал выходить с 1899 г Этот журнал издавался до 1961 г., в последнее время — в Швейцарии, в Базеле.

В условиях засилья милитаристов, задававших тон в Берлине, работа Общества была крайне осложнена. В 1900 г. правление Общества переехало в Штутгарт, на юг Германии, где атмосфера была более либеральной.

Деятельность «Немецкого общества мира» привлекла к себе внимание прогрессивной Германии и пацифистов всего мира. Общество требовало всеобщего разоружения, принятия серьезных мер в общегосударственном масштабе против подготовки войны. Эти лозунги вызывали злобу реакционных милитаристских союзов. Но невзирая на трудности, на противодействие и враждебность офи-

—————

¹ К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 63.

циальных кругов, «Немецкое общество мира» проводило в Германии и за границей многостороннюю работу. Оно внесло значительный вклад в подготовку и проведение двух конференций мира в Гааге, принявших известные международные конвенции 1899 и 1907 гг. о мирном разрешении международных споров, о законах и обычаях сухопутной войны и т. д. Эти конвенции до сего времени сохраняют значение как формулировки признанных всеми цивилизованными государствами принципов и норм международного права, относящихся к войне.

Военное поражение Германии дало новые импульсы Обществу. Несмотря на травлю реакции, обвинявшей пацифистов в прислужничестве Антанте, в предательстве «национальных интересов» и т. п., активность Общества возрастала, а число его членов увеличилось с 6 тыс. в 1918 г. почти до 12 тыс. в 1920 г.

Профессор Квидде, пригласивший Осецкого в Берлин, был видным общественным деятелем и пацифистом. Известность ему принесли его выступления против реакционеров и антисемитов, а особенно его острый и ядовитый памфлет «Калигула», написанный в 1894 г. В образе римского императора Калигулы, который приобрел дурную славу своими дикими причудами и капризами (легенда рассказывает, что он, например, собирался сделать римским консулом своего любимого коня), вся Германия узнала... Вильгельма II. Но не только самодурство роднило Вильгельма с Калигулой. Общим у германского кайзера и римского императора было стремление сделать свою власть неограниченной. Квидде грозили неприятности. Друзья советовали ему уехать за границу. Однако прокуратура, дабы не усугублять скандала, отказалась от предъявления обвинения. В 1926 г. Осецкий писал о «Калигуле» Л. Квидде: «Нашелся человек, который увидел всю гнилость славы Вильгельма уже по прошествии пяти лет его царствования... Как очаровательно перевоплощение Квидде!.. Он пишет книгу о римском императоре, которая является ядовито-саркастическим отражением современности... Эта книга находится в первом ряду полемической политической литературы...» ¹.

Мод Осецкая рассказывает, что Осецкий долго колебался, прежде чем принять приглашение Квидде. Он опа-

—————

¹ „Weltbühne", 15.VI.1926, N 24, S. 915.

(???)

Видный деятель «Немецкого общества мира» Г. Герлах.

сался, что работа на посту секретаря Общества помешает ему заниматься журналистикой. Вместе с тем Осецкий считал, что своим участием в деятельности «Немецкого общества мира» он сможет внести вклад в борьбу против войны и милитаризма. После выяснения всех деталей предстоящей работы (с этой целью в Берлин ездила Мод Осецкая) Карл подал в «Немецкое общество мира» прошение о приеме. По прибытии в Берлин Осецкий встретился с профессором Квидде. Знаменитый пацифист дружески приветствовал нового соратника. «Я долго ждал Вас, господин Осецкий, — сказал Квидде. — Вы очень подходите для этого поста, и мы решили пригласить Вас в качестве секретаря» ¹.

1 октября 1919 г. Карл Осецкий приступил к своим новым обязанностям. Однако его деятельность в «Немецком обществе мира» была непродолжительной — до июня 1920 г. Причин сравнительно быстрого ухода Карла с

—————

¹ „Weltbühne", 22.I.1964, N 4, S. 120.

поста секретаря «Немецкого общества мира» было несколько. Прежде всего для Осецкого была слишком обременительной чисто организационная деятельность. Ведь секретарские обязанности поглощали все его свободное время и энергию. Карл не мог заниматься журналистским трудом, к которому чувствовал призвание. Он не мог говорить с широкой читательской аудиторией. «Сообщения», издаваемые «Немецким обществом мира», были скучным официальным бюллетенем, к тому же они выходили мизерным тиражом. Но самое главное — Осецкий очень быстро разочаровался в пацифизме. Осецкий увидел односторонность и ограниченность буржуазных пацифистов. Они были далеки от понимания подлинных причин возникновения империалистических войн, недооценивали опасность милитаризма, «Немецкое общество мира», по мнению Осецкого, почти совершенно не вело борьбы против реакционных милитаристских союзов в Германии, против реальных врагов мира, ограничиваясь общими заявлениями антивоенного характера. Конечно, и Квидде, и Герлах искрение верили в то, что их «абстрактные проповеди мира» эффективны и что пацифизм призван спасти человечество от ужасов войны. Осецкого же не удовлетворяли слишком общие лозунги пацифистов, их явный отрыв от реальной действительности. Он сознавал, что антивоенная пропаганда пацифистов из «Немецкого общества мира» — это всего лишь форма «пассивного сопротивления». В этой связи особый интерес представляет статья Осецкого «Неблаженны миротворцы!». Написанная значительно позднее (в 1929 г.), эта статья ярко характеризует причины разочарования Осецкого в пацифизме. Карл пишет: «Когда в момент объявления войны прилетят огромные эскадрильи самолетов, которые будут сеять газовую смерть, что тогда будет значить ваш крик: «Я не участвую! Я отказываюсь?!» Нет, отказ от военной службы еще не решает дела. Уже в мирное время надо ликвидировать адские гнезда, где изготовляются инструменты войны... Необходим контроль рабочих над промышленностью» ¹.

Критикуя пацифизм, Осецкий вместе с тем отдает должное личной честности Квидде и Герлаха, их искренней ненависти к войне. Осецкий требует преодоления

—————

¹ „Weltbühne", 19.II.1929, N 8, S. 281.

ограниченности и аполитичности пацифизма. Особенно аполитичности. Осецкий несомненно понимал, что пацифисты не видят и не могут видеть тесной связи между капитализмом и милитаризмом «мирного» времени и войной. Ленин в письме к Инессе Арманд от 30 января 1917 г. прекрасно сказал: «Гвоздь в вопросе о пацифизме... идея, будто война не связана с капитализмом, не есть продолжение политики времени мирного. В этом теоретическая фальшь; практическая — в обходе социальной революции»¹. В. И. Ленин подчеркивал неспособность пацифистов понять ту непреложную истину, что только социальная революция, только ниспровержение власти капитала может принести человечеству избавление от войн и милитаризма. Этого не понимал и Карл Осецкий. Однако расплывчатость и неэффективность пацифистских призывов стала для него ясной довольно скоро.

В буржуазной литературе Осецкого часто называют пацифистом, не делая при этом каких-либо оговорок. Насколько это далеко от истины, показывают слова Осецкого в его статье «Отчет»: «Организованный пацифизм в моей внутренней и внешней жизни был всего лишь небольшим эпизодом. У меня разногласия с большинством его вождей, я считаю их политику ошибочной и ведущей к самоуничтожению...» ².

30 июня 1920 г. Осецкий с согласия руководства «Немецкого общества мира» ушел с поста секретаря. «Сообщения» он продолжал редактировать до сентября того же года.

Первый период жизни в столице был для Осецкого и его жены нелегким. Материальные затруднения весьма осложнили их жизнь. Осецкие сняли в Берлине на Лейбницштрассе небольшую меблированную комнатушку. За эти «хоромы» приходилось платить большую по тем временам сумму — 30 марок. Алчный хозяин ухитрялся к тому же взимать особую плату за каждую мелочь, даже за стакан кипятка. В этот период Осецкие ждали ребенка. На помощь семье Осецких пришли их друзья. Елена Штеккер, основательница «Немецкого союза охраны материнства», предложила Мод Осецкой переселиться в

—————

¹ В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, стр. 376.

² „Weltbühne", 10.V.1932. N 19, S. 699.

приют этого союза на Уландштрассе. Там ей были обеспечены должный уход и регулярное питание.

Неудачи буквально преследовали Карла Осецкого это трудное время. Однажды он пришел навестить жену в пальто с чужого плеча, в чужой шляпе. Оказалось, что в одном из ресторанов у Карла Осецкого украли зимнее пальто и другие вещи.

21 декабря 1919 г. у Осецких родилась дочь Розалинда. К этому времени Осецкие переехали на новую квартиру на Гентинерштрассе, 22. Комнаты были сырые, темные. Не могло быть и речи о том, чтобы взять сюда маленького ребенка. В течение пяти месяцев Розалинда оставалась на попечении врачей больницы. Карлу и Мод Осецким разрешалось видеть дочь лишь каждое второе воскресенье.

Еще до ухода Осецкого из «Немецкого общества мира» обстановка в Германии снова резко обострилась. При попустительстве правительства монархические и милитаристские союзы все более наглели. Реакция решила попытаться захватить власть и покончить с буржуазной республикой в Германии, заменив ее открытой военно-монархической диктатурой. В марте 1920 г. вспыхнул капповский путч. Вольфганг Капп, стоявший во главе путчистов, был одним из основателей и руководителем крайне правой «отечественной» партии. 13 марта вместе с генералом фон Лютвицем Капп двинул послушные ему офицерские отряды на Берлин. Республике угрожала серьезная опасность. Центральное правительство с президентом Эбертом во главе бежало сломя голову до самого Штутгарта.

Рабочие дали достойный отпор заговорщикам. 12 млн. трудящихся Германии прекратили работу в знак протеста против попытки реакции уничтожить республику. В борьбе против путчистов объединились коммунисты, социал-демократы, члены религиозных рабочих организаций. Революционный подъем открывал реальную возможность создать рабочее правительство.

Едва только путч Каппа—Лютвица был подавлен, как правительство обрушилось на рабочих. Спасителям республики отплатили террором, арестами, полицейским произволом. Правительство, состоявшее из представителей буржуазных партий и социал-демократов, забыло все свои обещания, данные в день капповского путча: наказать

участников заговора, распустить контрреволюционные офицерские союзы, приступить к социализации важнейших отраслей экономики. Против рабочих бросили те же самые добровольческие корпуса, которые были замешаны в заговоре Каппа — Лютвица. Вооруженные офицерские отряды Росбаха, фон Пфеффора, фон Аулока, барона фон Эппа залили кровью рабочие кварталы.

Карл Осецкий был чрезвычайно взволнован мартовскими событиями 1920 г. 12 и 13 марта он не появлялся в здании «Немецкого общества мира». «В эти дни, — вспоминает Мод Осецкая, — Карл все время был на ногах. Он выглядел уставшим и измученным». Осецкий стремился своими глазами увидеть то, что происходило в столице. Он непременно хотел сам разобраться в событиях.

Капповский путч впервые по-настоящему показал Осецкому, насколько опасны для республики происки военщины и монархистов. Ведь за спиной сравнительно малоизвестного Вольфганга Каппа, бежавшего в Швецию, а затем добровольно отдавшегося в руки властям, стояли такие деятели, как махровый реакционер ближайший сотрудник Гинденбурга Эрих Людендорф. Он находился у Бранденбургских ворот в Берлине в тот момент, когда войска мятежников маршировали к центру города. Лишь сопротивление рабочих, всеобщая забастовка, грозившая перерасти в гражданскую войну против буржуазно-монархической реакции, привели к краху капповского мятежа.

Карл Осецкий увидел также, какую огромную политическую силу представляет единый рабочий класс, опирающийся на поддержку широких народных масс. События марта 1920 г. ускорили принятие Осецким решения об уходе из «Немецкого общества мира».

С середины 1920 г. Осецкий посвящает себя в основном журналистской и общественно-политической деятельности. До сих пор он выступал в изданиях, не пользовавшихся большим влиянием, ограниченных по тиражу. Теперь перед ни открывается возможность обращаться к широкому читателю: Осецкого приглашают сотрудничать в «Берлинер фольксцейтунг» — буржуазной либеральной газете, часто выступавшей против милитаристов и монархистов. Газета имела немалый по тем временам тираж — 150 тыс. экземпляров. «Берлинер фольксцейтунг», будучи формально «надпартийной», фактически была очень близ-

(???)

Осецкий в 1919 г.

ка к немецкой демократической партии — партии либеральной буржуазии. Редактором газеты был Отто Нушке, известный политик, прогрессивный по своим убеждениям человек. Впоследствии он стал одним из руководителей христианско-демократического союза в Германской Демократической Республике, видным политическим деятелем социалистической Германии. Нушке предоставил своим молодым коллегам почти неограниченную свободу действий. Каждый в пределах своего участка не был стеснен в выборе тематики статей, привлечении сотрудни-

ков и т. д. В редакции «Берлинер фольксцейтунг» работали такие способные журналисты, как Карл Феттер, Виктор Шмидт-Хеннинг, Манфред Георг, Бертольд Якоб и многие другие. В газете много спорили, обсуждали все важнейшие события. Стараниями Феттера, Осецкого, Якоба и других «Берлинер фольксцейтунг» превратилась в одну из наиболее популярных либеральных газет в Берлине.

Чувствуя острую необходимость активной борьбы против милитаризма и войны, Осецкий и его политические единомышленники организуют ряд антивоенных митингов и манифестаций.

В 1923 г. в статье для упоминавшегося выше швейцарского журнала «Фриденсварте» Осецкий рассказал историю возникновения антивоенных митингов, проводившихся под лозунгом «Не допустим новой войны!»: «Идея родилась осенним вечером 1919 г. Тогда мы собрались по приглашению политического редактора газеты «Берлинер фольксцейтунг»... Целью беседы был проект основания союза участников войны с ярко выраженной антимилитаристской направленностью. Когда мы обсуждали шансы такого союза на успех, Карл Феттер внезапно сказал, что в задачи подобной организации должно входить проведение мощных манифестаций в день объявления войны, которые показывали бы значение этого черного дня, были бы напоминанием о времени, именуемом «великой эпохой», политическим уроком для подрастающей молодежи. Для этого, по мнению Феттера, следовало найти захватывающий, легко запоминающийся лозунг, например «Не допустим новой войны!». Эти слова послужили шапкой для специального выпуска «Берлинер фольксцейтунг» от июля 1919 г. ... Тогда был основан мирный союз участников войны, он вскоре распался... На его основе летом 1920 г. образовался комитет «Не допустим новой войны!», большая группа активистов различных пацифистских организаций» ¹.

В августе 1920 г. в связи с шестилетием начала империалистической войны по инициативе Осецкого и его друзей в Берлине проводится траурное собрание, посвященное памяти жертв войны. На нем ораторы клеймят

—————

¹ „Weltbühne", 29.I.1964, N 5, S. 155.

войну, несущую гибель миллионам людей труда и обогащение капиталистам. Такого рода собрания затем созываются ежегодно вплоть до 1924 г. в берлинском парке Люстгартен. Курт Гроссман рассказывает: «Здесь можно было увидеть, как Осецкий раздает написанные им самим листовки. Так как громкоговорителей еще не было, на митинге выступали одновременно десятки ораторов. Среди них часто можно было встретить и Альберта Эйнштейна. Вместе с ним в автомашине по парку ездил Осецкий»¹. Наряду с Эйнштейном и Осецким на антивоенных митингах в Люстгартене выступали выдающийся французский ученый профессор Поль Ланжевен, английский профсоюзный деятель Ренни Смит и многие другие представители немецкой и зарубежной общественности.

Товарищ Осецкого по редакции «Берлинер фольксцейтунг» Бертольд Якоб писал позднее, что выступления Карла на митингах всегда увлекали аудиторию. Осецкий отнюдь не обладал блестящими ораторскими данными, но в его речах всегда была какая-то изюминка, что-то зажигавшее слушателей.

Об одном таком митинге, состоявшемся в Люстгартене в воскресенье 31 июля 1921 г., рассказывает в своих воспоминаниях Мод Осецкая. К этому митингу были изданы специальные листовки под названием «Нет войне!», из машины эти листовки раздавали Эйнштейн, Мод Осецкая и др.

30 июля 1922 г. на митинге в том же Люстгартене писатели, артисты и общественные деятели декламировали антивоенное стихотворение Курта Тухольского. По всему парку разносились голоса чтецов:

Старый ты иль молодой,

Вместе с нами здесь постой

Хоть минуточку одну:

Вспомним прошлую войну...².

Стихотворение кончалось призывом к молодежи сделать правильные выводы из уроков кровавого прошлого. На митинг в 1922 г. собралось около 100 тыс. человек, в том числе много молодежи. Юноши и девушки несли красные и черно-красно-золотые знамена (национальные цвета республики).

—————

¹ К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 81.

² Перевод автора.

По случаю дня конституции 11 августа 1921 г. Осецкий и другие представители прогрессивной общественности провели большой митинг перед Берлинским театром.

Осецкий вспоминал позднее о собраниях и митингах в Берлине начала 20-х годов: «Тогда массы приходили стихийно: они хотели слышать вдохновляющих ораторов и чувствовали, что и они несут долю ответственности за общее впечатление... Ныне даже на самых мощных манифестациях не ощущается атмосфера прекрасного естественного энтузиазма митингов тех лет. Я имею в виду митинг, который состоялся в день похорон Ратенау, собрания движения «Не допустим новой войны!» в Люстгартене... Невозможно забыть, как Игнац Вробель ¹ читал свои обличительные стихотворения звонким, резким голосом...» ².

Антивоенные собрания, манифестации и митинги в поддержку республики находили широкий отклик в Германии. Эти митинги свидетельствовали о том, что на усиление активности правых милитаристских и националистических организаций, демократические и миролюбивые силы немецкого народа отвечали борьбой против милитаризма, за сохранение и упрочение республиканских институтов, за демократические свободы.

Манифестации и митинги начала 20-х годов не оставались незамеченными и за границей. К миру апеллировала другая Германия, Германия миролюбивая и антимилитаристская.

В статье в «Фриденсварте» Осецкий так сказал об этом: «Нет сомнения, что значение этих манифестаций нельзя недооценивать. Во всем мире, где можно было слышать о них, они расценивались как выражение воли немецкого народа к миру. Они способствовали устранению многих предрассудков относительно Германии» ³.

В начале 20-х годов Осецкий принимает участие в работе союза «Новое отечество» — либерально-буржуазной организации пацифистского направления. Союз был основан в ноябре 1914 г. противниками кайзеровской агрессивной войны. Программа союза содержала требования и лозунги, как отмена тайной

—————

¹ Один из активных сотрудников «Вельтбюне» в 20-х и 30-х годах.

² „Weltbühne", 1.VI.1926, N 22, S. 837.

³ „Weltbühne", 29.I.1964, N 5, S. 155.

дипломатии, своевременное предотвращение войны усилиями различных международных организаций, развитие международного сотрудничества и т. д. Членами союза «Новое отечество» были гениальный ученый Альберт Эйнштейн, крупный историк Ганс Дельбрюк, левый социалист, будущий премьер революционного правительства Баварии Курт Эйснер, известный немецкий спортсмен Курт фон Теппер-Ласки, видный пацифист Отто Леман-Рюссбюльдт, организовавший ряд манифестаций антивоенного характера, и др.

В послевоенный период союз «Новое отечество» проводил важную работу по разоблачению германских шовинистов и по установлению взаимопонимания с Францией. В нюне 1922 г. союз был переименован в «Германскую лигу защиты прав человека», унаследовавшую основные лозунги своего предшественника. В период своей близости к пацифистам Карл Осецкий неоднократно участвовал в мероприятиях, проводившихся союзом «Новое отечество», а затем «Германской лигой защиты прав человека». К середине 20-х годов характер деятельности Лиги меняется. Она начинает больше внимания уделять внутриполитическим проблемам Германии, в частности проблеме тайных вооружений и кризису веймарской юстиции. В связи с этим Осецкий сближается с «Германской лигой защиты прав человека».

Тем временем развитие событий дает Осецкому и его друзьям новые поводы для озабоченности судьбами республики.

Политический кризис в Германии после подавления мятежа Каппа и его сообщников не только не пошел на убыль, но и продолжал нарастать. В марте 1921 г. рабочие Средней Германии вели настоящую войну с регулярными частями рейхсвера и бандами реакционных офицеров. По приказу обер-президента Саксонии социал-демократа Герзинга рабочее восстание было зверски подавлено.

В 1921 г. резко обострился репарационный вопрос. Уже в это время Германия начала саботировать выплату установленных Версальским договором репараций. В течение февраля — мая 1921 г. западные державы предъявили германскому правительству несколько ультиматумов с требованием выполнять условия Версальского мира. Для уплаты репараций Германии нужны были доллары,

швейцарские франки и другая «твердая» валюта. Чтобы получить ее, германские банки продавали на европейских и американских биржах бумажные немецкие марки, не обеспеченные ни золотом, ни какими-либо другими ценностями. — Курс марки с катастрофической быстротой падал, инфляция усиливалась, народ был доведен до нищеты.

В мае 1921 г., когда политический кризис был в самом разгаре, канцлером Германии стал умеренный буржуазный политик член партии центра Иозеф Вирт. Вирт, которого националистическая пропаганда обвиняла в «сговоре с марксизмом», считал, что Германии никуда не уйти от выплаты репараций. Одновременно Вирт ставил своей задачей добиваться снижения репарационных обязательств Германии путем различных дипломатических акций, переговоров, сделок.

Это вызвало резкое недовольство монополистических и юнкерских кругов. Правые националистические газеты, пропагандировавшие отказ от уплаты репараций, начали крикливую кампанию против канцлера и его кабинета. Реакция вновь перешла в атаку. Кульминацией кризиса явились убийства видных буржуазных политиков Эрцбергера и Ратенау, совершенные в 1921 г.

В начале 20-х годов Германию буквально захлестнула волна политических убийств. Осецкий называл этот период германской истории «эрой больших убийств». В статье «Борис и Зейпель», опубликованной в апреле 1929 г., Осецкий подчеркивал, что политические убийства процветают там, где царит произвол, где попраны законы и где отсутствуют конституционные гарантии. Политические убийства случались в другие времена и во многих странах. В веймарской Германии политические убийства стали одним из часто применявшихся средств, при помощи которых реакция надеялась похоронить ненавистный ей республиканский строй. Серия террористических актов началась беспримерной по своей жестокости расправой над основателями Коммунистической партии Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. 15 января 1919 г. «при попытке к бегству» был застрелен Карл Либкнехт. В тот же день контрреволюционные офицеры убили Розу Люксембург.

В 1929 г. Осецкий писал об убийстве основателей КПГ в связи с выходом в свет мемуаров социал-демократического лидера Филиппа Шейдемана, бывшего премьер-минист-

pa, «соратника» Носке, руководившего кровавой расправой над руководителями германского рабочего класса. «15 января 1919 г., — пишет Осецкий, — когда несколько ландскнехтов подло убили Карла Либкнехта и Розу Люксембург, был черным днем немецкого рабочего движения. Последствия этого дня не преодолены до сей поры... Эта кровь пала на головы всех... Она словно барьер, разделяет немецкое рабочее движение на две части. И сегодня, спустя 10 лет, ненависть, разбуженная этим несчастным днем, сверкает в глазах коммунистов, когда они встречаются с социал-демократами» ¹. Как подчеркивал Осецкий, «социалист» Носке своими приказами не только не стремился сдержать разгул политического террора, а, напротив, всемерно поощрял преступные действия офицеров.

В феврале 1919 г. контрреволюционер граф Арко-Валлей совершил покушение на премьер-министра Баварии Курта Эйснера. От полученного ранения Эйснер скончался. В июне 1921 г. выстрелом из револьвера на улице Мюнхена был убит руководитель баварских социал-демократов Гарейс. Он не пользовался широкой известностью за пределами Баварии, и преступление в Мюнхене быстро забыли. Однако очень скоро общественность Германии всколыхнулась: 26 августа 1921 г. офицеры Шульц и Тилессен убили бывшего министра Маттиаса Эрцбергера.

Националистическая печать уже давно вела явно инспирированную влиятельными кругами травлю Эрцбергера. Последний был министром финансов в кабинете Бауэра, которому выпала на долю неприятная миссия находиться у власти в момент подписания Версальского мирного договора. На Версальской мирной конференции Эрцбергер представлял потерпевшую поражение Германию. Подпись Эрцбергера стояла и под Компьенским перемирием 1918 г. между Германией и странами Антанты. Несмотря на то, что Эрцбергер подписал перемирие по непосредственному указанию Гинденбурга, правые решили сделать из него своего рода козла отпущения. Еще в 1920 г. известный реакционер и мракобес Гельферих, один из влиятельнейших деятелей немецкой народной партии, издал брошюру, содержавшую грубые выпады по адресу Эрцбергера. Последний начал судебный процесс

—————

¹ „Weltbühne", 15.I.1929, N 3, S. 81.

против Гельфериха. Процесс, о котором много писали в 1920 г., превратился в своеобразную трибуну, с которой Гельферих нападал на Эрцбергера. Правая печать изображала Гельфериха великим патриотом, борцом за справедливость и национальные интересы Германии. Он бросал Эрцбергеру одно обвинение за другим, называл его чуть ли не изменником. Страсти были накалены до предела. На процессе Гельфериху устраивали овации шовинисты и милитаристы. Кончилось это тем, что 20-летний Гиршфельд, бывший офицер, выстрелил в Эрцбергера прямо в зале заседаний суда и нанес ему ранение.

Прокурор в общем и целом поддерживал Гельфериха. Правда суд приговорил его к штрафу, однако признал большую часть выпадов против Эрцбергера обоснованными. Пустяковым наказанием отделался и Гиршфельд.

Реакция торжествовала. Через год с небольшим Эрцбергер стал жертвой второго, на сей раз удавшегося, покушения...

В связи с убийством Эрцбергера Осецкий писал о «сказочном политическом невежестве» немецкого обывателя, пошедшего на поводу у крайних реакционеров. Многие, пишет Осецкий, поверили легенде об ответственности одного лишь Эрцбергера за подписание перемирия и Версальского договора. Нисколько не идеализируя Эрцбергера, бывшего правым буржуазным политиком, Осецкий в статье «Между битвами» указывал на второстепенную роль Эрцбергера в подписании перемирия. В 1918 г. Эрцбергер лишь выполнил распоряжение военного руководства. Осецкий дал достойный отпор попыткам свалить ответственность за поражение Германии на двух-трех политических деятелей, а также на «внутреннюю измену» и при этом реабилитировать армию, генеральный штаб, кайзера, германские концерны, развязавшие войну.

Пожалуй, самое большое впечатление на Германию начала 20-х годов произвело преступление, совершенное 24 июня 1922 г. В этот день террористы из подпольной офицерской организации «Консул», принимавшей участие в капповском путче, расправились с министром иностранных дел в кабинете канцлера Вирта Вальтером Ратенау. Имя Ратенау было связано с подписанием 16 апреля Раппальского договора с Советской Россией, представителем той здравомыслящей части немецкой буржуазии, которая отдавала себе отчет в вы-

годности для Германии нормальных экономических отношений с Советской Россией. Ратенау не был сторонником проводившейся странами Антанты экономической и политической блокады Советской страны.

Ратенау как сторонник «духа Рапалло», знаменовавшего собой победу идеи мира и взаимовыгодной торговли был ненавистен реакции, в особенности той части германских монополистов, которая ориентировалась на Соединенные Штаты Америки. Правые круги, их организации и органы печати делали все возможное, чтобы похоронить «дух Рапалло». Ратенау стал мишенью озлобленных и недопустимых нападок погромных и националистических газеток и «солидной» буржуазной прессы. Милитаристская клика и реакция всех оттенков обвиняли его в «сговоре» с большевизмом, в предательстве национальных интересов. Появились листовки, в которых Ратенау подвергался нападкам в связи со своим «неарийским» происхождением. 23 июня 1922 г. в рейхстаге с клеветнической речью в адрес Ратенау выступил уже известный Гельферих.

За несколько дней до злодейского покушения на Ратенау Коммунистическая партия Германии выступила с заявлением, в котором предупреждала о чрезмерно возросшей активности монархистов и контрреволюционеров. В заявлении КПГ говорилось: «Во всех районах страны ежедневно с провокационным шумом проводятся праздники полков, переклички военных союзов, торжества в честь Бисмарка и кайзера с факельными шествиями, парадами главных поджигателей мировой войны — принцев Гогенцоллернов, изгнанных земельных князей...» ¹ В заявлении приводились многочисленные примеры террористических актов в отношении рабочих вождей, коммунистических и социал-демократических газет и т. д. КПГ предостерегала от самоуспокоенности, призывала всех рабочих и всех республиканцев подняться на борьбу против реакции.

24 июня утром, когда Ратенау, как обычно, поехал на Вильгельмштрассе, в министерство иностранных дел, его уже ожидали заговорщики. Ими были члены офицерской заговорщической организации «Консул» морской офицер Керн и техник Фишер. Когда машина с министром при-

—————

¹ „Die Rote Fahne", 17.VI.1922.

близилась к зданию, Керн выстрелил в Ратенау, а Фишер швырнул в него ручную гранату. Ратенау был убит на месте. Характерно, что оба убийцы были застрелены во время полицейской погони. Схваченные их сообщники отделались небольшими сроками тюремного заключения.

Зверское убийство Вальтера Ратенау потрясло Германию. Повсюду группы людей оживленно обсуждали трагическое событие. В своих дневниках известный в 20-е годы дипломат Гарри Кеслер пишет: «В половине двенадцатого (24 июня) в мой рабочий кабинет вбежал Гузекк и сказал, что сию минуту звонил Осецкий. Ратенау убит. Меня словно поразил удар...» ¹.

Демократическая общественность требовала решительных мер для обуздания распоясавшихся террористов и реакционеров. Под нажимом народа представители социал-демократов, независимых социалистов, Всеобщего объединения германских профсоюзов начали переговоры с КПГ о совместных действиях против контрреволюции. 27 июня 1922 г. было заключено Берлинское соглашение, наметившее ряд конкретных мер для борьбы против наступления реакции на республиканские институты. К сожалению, Берлинское соглашение в дальнейшем было практически сведено на нет раскольническими действиями правого социал-демократического руководства и лидеров реформистских профсоюзов, а также политикой правых буржуазных партий.

В ходе массовой кампании протеста против преступлений контрреволюции была проведена однодневная общегерманская забастовка. Во всех больших городах произошли массовые демонстрации. В Кёльне на улицы вышло 150 тыс. человек, в Гамбурге — 300 тыс., в Берлине — даже 750 тыс.

В Берлине десятки тысяч людей собрались на митинг протеста в Люстгартене, где часто выступал Осецкий, состоялось экстренное заседание рейхстага. Кесслер пишет: «речь Вирта была энергичной, но умеренной. Вирт предложил принять строгие меры против банд убийц и их пособников. Левые, демократы и центр часто перебивали речь Вирта аплодисментами. Трибуны тоже апло-

—————

¹ H. Graf Kessler. Tagebücher, 1918-1937. Frankfurt a. M., 1962, S. 322.

дировали. Вот половина депутатов поднимается с мест. Звучит трехкратный громовой клич: «Да здравствует республика!»» ¹.

Характеризуя общественный подъем в Германии в дни боев с реакцией в марте 1920 и июне 1922 г., Осецкий отмечал, что в обоих случаях «немцы увидели республику такой, какой ее всегда видели французы, — боевой, с фригийским колпаком на голове, такой, какой ее себе представлял Делакруа, — на баррикадах, размахивающей знаменем, среди мужчин, опаленных порохом»².

В день похорон Ратенау в Берлине состоялась мощная демонстрация в защиту республики. Страна была охвачена возмущением; народ требовал принятия срочных мер против реакции. Под давлением общественного мнения рейхстаг в экстренном порядке принял предложенный канцлером Виртом закон о защите республики. Закон сыграл определенную роль в борьбе за сохранение республиканских институтов. Однако в дальнейшем веймарские власти применяли этот закон не столько против реакционеров и членов тайных заговорщических организаций, сколько против демократов и коммунистов.

Закон не предусматривал ни запрещения монархических организаций, ни высылки князей и принцев Гогенцоллернов, ни чистки рейхсвера и судебного аппарата от реакционных элементов.

Об этом напомнил Осецкий в связи с обсуждением проекта нового закона о защите республики в 1930 г. Отмечая, что закон 1922 г. был «задуман как мероприятие для защиты правых», Осецкий вместе с тем констатировал: «Закон никогда не выполнял своей задачи. Монархисты ни разу не почувствовали его остроты, страдали в основном крайне левые элементы. На основании пресловутого 7-го параграфа (4-й абзац) Государственная судебная палата объявила, что Коммунистическая партия готовит измену, и открыла серию процессов против коммунистов... Выполнение закона не соответствовало его содержанию... Этот закон стал ложью» ³.

Волна политических покушений и террористических актов не приостановилась и после принятия закона.

—————

¹ H. Graf Kessler. Tagebücher, 1918-1937. Frankfurt a. M., 1962, S. 322.

² „Weltbühne", 11.III.1930, N 11, S. 376.

³ „Weltbühne", 18.II.1930, N 8, S. 265.

В июле 1922 г. фашистские бандиты замахнулись на жизнь Эрнста Тельмана. Лишь благодаря счастливой случайности Тельман и его близкие не пострадали.

В том же 1922 г. монархическая реакция организовала покушения на бывшего премьера социал-демократа Шейдемана и либерального буржуазного публициста Гардена. Впрочем, ни тот ни другой не пострадали.

Карл Осецкий со всей остротой и решительностью разоблачает гнусные деяния реакционеров-террористов. Он показывает, что их целью было восстановление монархии, уничтожение республиканского строя, ликвидация остатков буржуазно-демократических свобод, запрещение Коммунистической партии, установление реакционно-милитаристской диктатуры.

Карл Осецкий подчеркивал, что большинство политических убийств совершалось бывшими офицерами. С самого начала заговорщическая деятельность военщины не встречала никакого отпора со стороны правительства, рейхстага, судебных и полицейских властей.

Наступил 1923 год. Ему суждено было стать высшей точкой послевоенного революционного кризиса. Политика правящих кругов Германии, которые выполняли волю германских концернов, вела страну к национальной катастрофе. Монополисты цинично играли судьбой Германии. В течение 1922 г. концерны, сознательно обостряя репарационный вопрос, провоцировали Францию на оккупацию Рурской области. В Германии ту же линию проводил пришедший на смену правительству Вирта кабинет Куно, бывшего генерального директора пароходной компании «Гамбург — Америка». Куно начал осуществлять так называемую политику катастроф. Представители Германии на Лондонской конференции по репарациям в конце 1922 г. потребовали отсрочки платежей на пять лет и предоставления Германии крупного займа. Куно и стоявший за ним монополист Гуго Стиннес прекрасно знали, что такие требования могут толкнуть Францию на решительные действия. Но монополиям обострение кризиса и конфликт с Францией были выгодны. Германские концерны накаляли обстановку, чтобы повести решительное наступление на рабочий класс.

11 января 1923 г. французские и бельгийские войска вступили в Рурскую область. Оккупация Рура, который давал Германии 85% каменного угля и столько же стали,

поставила страну перед катастрофой. Закрывались заводы и фабрики, рабочих выбрасывали на улицу, нищета принимала невероятные масштабы. Правительство Куно демагогически провозгласило политику «пассивного сопротивления». Населению Рура предписывалось игнорировать распоряжения оккупантов, саботировать намеченные ими мероприятия, отказываться от работы. «Пассивное сопротивление» было всего-навсего маневром, предпринятым с целью оказать давление на Францию и заставить французских монополистов быть посговорчивее. Все тяготы по проведению политики «пассивного сопротивления» легли на плечи трудящихся. Коммунистическая партия Германии осудила оккупацию Рурской области и двойную игру монополий и кабинета Куно. В Эссене 7 января 1923 г. состоялась международная конференция КПГ, коммунистических партий Франции, Великобритании, Италии, Бельгии и Нидерландов. Апеллируя к рабочим Германии и Франции, конференция назвала их общего врага. Им были германские и французские капиталисты. «Рабочие, — говорилось в обращении конференции, — опасность, которая вам угрожает, весьма велика и остра. Время не ждет. За дело! Вперед, на совместную оборонительную борьбу!» КПГ потребовала отставки антинародного кабинета Куно и образования рабочего правительства. На VIII съезде КПГ Клара Цеткин произнесла историческую фразу: «Пуанкаре... должен быть разбит в Руре, но он будет разбит только тогда, когда Куно будет разбит на Шпрее». Лозунг «Против Куно на Шпрее и Пуанкаре в Руре» был подхвачен рабочими Германии.

Весной 1923 г. движение сопротивления против оккупантов и правительства приобретает поистине всенародный размах. В майской забастовке рабочих Рура приняло участие свыше 400 тыс. человек. Борьба рабочих в ряде городов и поселков превращалась в настоящие сражения с полицией и фашистскими бандами. Волна стачек перекинулась на Силезию, Бранденбург, Саксонию. По всей стране проходили массовые митинги и манифестации.

Еще больше обстановка в стране обострилась в августе 1923 г. Инфляция и безработица прогрессировали с каждым часом. 85 типографий печатали марки, которые ничего не стоили. Положение безработных было трагическим. Им оставалось одно: умирать с голоду. Кривая са-

моубийств и преступности резко подскочила вверх. Казалось, наступает всеобщий крах.

Под руководством Коммунистической партии рабочий класс вел упорную борьбу за элементарные человеческие права. Демонстрации, митинги, столкновения с полицией происходили в Руре, Кёльне, в городах Восточной Германии, в частности в Бранденбурге. Усиление революционного движения привело к падению ненавистного народу правительства Куно. Новый канцлер Густав Штреземан, лидер немецкой народной партии, включил в свое правительство социал-демократов. Правительство судорожно искало выход из кризиса. 26 сентября Германия прекратила «пассивное сопротивление».

Приход к власти коалиционного кабинета не смог остановить революционного шквала, потрясавшего Германию. Стремясь «навести порядок», Штреземан с помощью генерала-милитариста Секта разогнал социал-демократические правительства Саксонии и Тюрингии, пользовавшиеся поддержкой Коммунистической партии. И все же осенью 1923 г. капитализм в Германии был накануне гибели. Мощное Гамбургское восстание пролетариата под руководством Эрнста Тельмана едва не смело прочь монополистов и юнкеров. На баррикадах Гамбурга плечом к плечу сражались и умирали коммунисты, социал-демократы, беспартийные. Восстание вновь продемонстрировало, какую мощную силу представляет собой единый рабочий класс. К сожалению, в силу ряда исторических причин восстание не было поддержано в других городах Германии. Революционный подъем в Германии кончился.

Для духовного развития Карла Осецкого эти годы были чрезвычайно важными. Суровые классовые бои открыли ему глаза на антинародную сущность буржуазного строя. Осецкий увидел неспособность буржуазных партий противостоять нажиму реакции, их готовность в любой момент отказаться от республиканских идеалов. Не случайно Карл Осецкий называет период 1918—1923 гг. периодом «глубочайшего унижения республиканской идеи». Путч Каппа—Лютвица и другие события этого периода вновь показали Карлу Осецкому, насколько пагубен и опасен милитаризм, насколько актуальна борьба за укрепление республиканских институтов. Одновременно Осецкий увидел, что рабочий класс — это мощная сила, способная дать решительный отпор реакции.

Осецкий приходит в журнал «Вельтбюне»

Поражение германского рабочего класса в 1923 г. знаменовало конец послевоенного революционного кризиса и начало временной стабилизации капитализма.

Стабилизация капитализма в Германии, как, впрочем, и в других капиталистических государствах, была преходящей. Она явилась лишь прелюдией к экономическому кризису 1929—1932 гг., который до основания потряс весь буржуазный мир. В период временной стабилизации противоречия капитализма ни на йоту не сгладились. Классовые бои не стихали. По свидетельству известного западногерманского экономиста Курта Прицколейта, с 1924 по 1929 г. в Германии состоялось 5375 забастовок, в которых принял участие 1 964 351 человек¹. В то же время реакция наступала на республику, милитаристские круги продолжали добиваться ремилитаризации Германии, всемерно поощряя деятельность разного рода военизированных союзов и обществ.

В новой обстановке Осецкий много думает об уроках послевоенного революционного кризиса, в особенности грозного 1923 года. Лично знавшие Осецкого Бертольд Якоб и Курт Гроссман пишут, что 1923 год явился своеобразной переломной точкой в политической эволюции Карла Осецкого. Осецкий лишается каких бы то ни было иллюзий относительно буржуазных партий, в частности демократической партии, осознает их полную неспособность защитить республиканские институты от атак буржуазно-монархической реакции. Карл напряженно ищет

—————

¹ К. Prizkoleit. Das kommandierte Wunder. München, 1959, S. 196.

наиболее эффективных путей борьбы за республику, против интриг контрреволюционеров и милитаристов.

Вместе со своими единомышленниками Осецкий выдвигает план создания новой партии в Германии, партии, которая бы ставила своей целью защиту и упрочение республиканского строя, борьбу против монархистов, а также против ремилитаризации Германии.

Многие члены редакции «Берлинер фольксцейтунг», где работал в это время Карл Осецкий, с энтузиазмом поддержали идею создания новой политической партии. В марте 1924 г. новая партия, получившая название республиканской, была основана. В состав правления партии вошли Осецкий, Карл Феттер, а также некоторые другие сотрудники «Берлинер фольксцейтунг», профессора, литераторы, адвокаты. Какие-либо влиятельные общественные организации новую партию не поддержали, что, конечно, было одной из причин ее будущей неудачи.

Карл Осецкий с увлечением работал над программой республиканской партии. В качестве главной цели программа предусматривала укрепление республиканского строя, развитие демократических институтов. Особое значение Осецкий придавал контрольным органам, которые, по его замыслу, должны были быть общенародными. Миролюбивая, гуманная, обеспечивающая социальные и политические права человека, республика — таков был идеал Осецкого. Этот идеал вдохновлял его на создание новой партии.

Основатели республиканской партии недостаточно четко представляли себе социально-экономическую структуру своей республики. Во главу угла они ставили проблему политического характера, необходимость защиты республиканских институтов. В то же время Осецкий, Феттер и другие основатели новой партии недооценили значение экономической части своей программы. По сути дела республиканская партия не давала ответа на такие волновавшие широкие народные массы вопросы, как пути ликвидации безработицы, нищеты, защита прав рабочих и крестьян.

Республиканская партия была создана в преддверии выборов в Рейхстаг в 1924 г. Однако ее основатели не учли того важного обстоятельства, что за несколько месяцев, остававшихся до выборов, не могло быть и речи об обеспечении этой молодой партии поддержки широких

масс избирателей. Правда, Осецкому удалось привлечь к сотрудничеству в республиканской партии таких известных деятелей, как писатель Фриц фон Унру и поэт Эрих Вайнерт. Однако этого было недостаточно, чтобы конкурировать с влиятельными буржуазными партиями веймарской Германии. Осецкий считал своей задачей объединение вокруг республиканской партии всех сторонников республиканского строя. Такой лозунг был, конечно, слишком общим.

Основав новую партию, Осецкий и Феттер не захотели продолжать свое сотрудничество в «Берлинер фольксцейтунг». Они учредили новый печатный орган — газету «Республика», орган «тридцатилетних для тридцатилетних», как они ее назвали. Газета отличалась необычностью оформления, оригинальным расположением материала, броскими заголовками. Украшением «Республики» были статьи Осецкого и темпераментные стихи Эриха Вайнерта.

Вот что рассказывал поэт и журналист Карл Шног о деятельности Осецкого на посту руководителя «Республики»: «Я никогда не знал более спокойного и скромного редактора, — пишет Шног. — Впервые я пришел к Карлу Осецкому в 1924 г. Тогда он был главным редактором «Республики», леворадикального антимилитаристского органа. Я принес ему два стихотворения о большом городе. Он прочитал их — о чудо! —- немедленно отозвался о них хорошо... Заслуживает внимания его отношение к новичкам в журналистике, одним из которых был я. Любезное, вдумчивое, внимательное...

Осецкий был почти что хрупким, аккуратно одетым человеком с узким, умным лицом. Немного выступающая вперед нижняя губа придавала его лицу выражение легкой иронии, конечно, против его воли. Он писал без всяких ухищрений, четко и правдиво, использовал меткие остроты» ¹.

На выборы 1924 г. создатели республиканской партии возлагали немалые надежды. Молодая партия выставила своих кандидатов в большинстве из 36 избирательных округов. В списке кандидатов по Берлинскому округу значилось и имя Карла Осецкого.

Результаты выборов 4 мая 1924 г. были для республи-

—————

¹ „Weltbühne", 30.IV.1958, N 18, S. 557.

канской партии плачевными. Даже в Берлине и Потсдаме, где партия издавала «Республику» и пользовалась поддержкой либеральной газеты «Вельт ам абенд», редактировавшейся способным журналистом Вольфом Цунком, республиканцы получили незначительное число голосов.

За них проголосовало в общей сложности около 50 тыс. человек. Естественно, что партия не получила мест в рейхстаге.

В отличие от своих друзей Карл Осецкий понимал неизбежность поражения на выборах. Новая партия практически была неизвестной избирателям. За короткий период своего существования она не определила «своего» избирателя. Предвыборная агитация велась неконкретно, без точного «адреса». Кроме того, избиратели напрасно стали бы искать в программе республиканской партии четких ответов на многие волновавшие их вопросы. Экономика, труд, заработная плата, социальное обеспечение — всем этим проблемам, как отмечалось выше, программа республиканской партии не уделила должного внимания.

На выборах 1924 г. Коммунистическая партия Германии, выразитель чаяний трудящихся, собрала 3,5 млн. голосов и получила 62 места в рейхстаге. Это было большой победой, если учесть, что партия только что вышла из подполья. Компартия пришла на выборы с четкими и ясными экономическими и политическими требованиями. Этого как раз и не хватало республиканской партии.

Поражение на выборах означало конец республиканской партии. Газета «Республика» закрылась, поддерживавшая новую партию газета «Вельт ам абенд» была продана. Денег, вырученных от продажи, не хватило даже для уплаты партийных долгов. Сотрудники «Республики» разбрелись кто куда. Карл Феттер, например, поступил в берлинское транспортное управление.

Осецкий в 1928 г. так писал об уроках кратковременного существования республиканской партии: «Мы не имели в виду создания большого, мощного организма. Каждый из нас чувствовал себя на передовой, словно забытый часовой... Нужно было дать сигнал, необходимо положить какое-то начало независимо от того, каким будет продолжение» ¹. Осецкий, таким образом оценивал

—————

¹ „Weltbühne", 19.VI.1928, N 25, S. 927.

создание республиканской партии как первую, пусть неудачную, попытку противопоставить буржуазным партиям Веймарской республики широкую партию левых республиканских сил.

После неудачи с республиканской партией Осецкий мог вернуться в издательство Моссе, которому принадлежала «Берлинер фольксцейтунг». Его приглашали и в другую газету «дома Моссе» — «Берлинер тагеблатт», крупную буржуазную газету умеренного направления. Это предложение Карл тоже отклонил. Он понимал, что редактор не станет помещать материалов, разоблачающих реакцию и милитаристов. Кроме того, Осецкому была необходима как воздух творческая обстановка, возможность оценить и осмыслить политические события. Сотрудничество в ежедневной газете не оставило бы ему времени для необходимого анализа и осмысления фактов.

1 июня 1924 г. Осецкий приступил к работе в редакции буржуазного литературного и общественно-политического еженедельника «Тагебух». Его руководителями были известные далеко за пределами столицы публицисты Стефан Гроссман и Леопольд Шварцшильдт. Сотрудничество Карла Осецкого в «Тагебухе» продолжалось два года. Это был последний этап на пути к расцвету журналистского таланта Осецкого. Много времени у нового сотрудника «Тагебуха» отнимала редакторская работа. Однако в 1924—1925 гг. появляется ряд больших статей Осецкого, отличающихся зрелостью и глубиной в подходе к жгучим политическим проблемам.

17 января 1925 г. в «Тагебухе» была напечатана одна из наиболее интересных статей Осецкого, «Отечество под бойкотом». Статья проникнута тревогой о судьбах Германии. Отмечая усиление милитаристских, шовинистических тенденций, Осецкий обрушивается на лжепатриотов, которые по каждому удобному случаю поднимают шум вокруг слова «Германия», а на самом деле не только ничего не предпринимают для укрепления демократических начал, но и подрывают демократию и республику.

В начале 1925 г. внимание всей Германии было привлечено к президентским выборам. В феврале 1925 г. после операции умер первый президент Веймарской республики Фридрих Эберт. На март были назначены выборы нового президента. Этому событию предшествовала серьезная политическая борьба.

Не утихала она и во время Выборов. В первом туре ни один из кандидатов не получил абсолютного большинства. Во втором туре реакции путем ряда сложных политических комбинаций и сделок удалось обеспечить победу кандидату правого, «имперского» блока, махровому реакционеру, прусскому юнкеру, отъявленному монархисту престарелому фельдмаршалу Паулю фон Гинденбургу.

Немаловажную роль в избрании Гинденбурга на один самых ответственных государственных постов Веймарской республики сыграли лидеры правой социал-демократии. Они отказались пойти на разумное соглашение с коммунистами и поддержать кандидатуру социал-демократа Отто Брауна, которому обещали оказать поддержку коммунисты. Социал-демократические вожди предпочли заключить союз с буржуазными партиями и призвали членов СДПГ отдать свои голоса за крайне правого политика Вильгельма Маркса. В этих условиях реакции удалось одержать сравнительно легкую победу.

Избрание Гинденбурга на пост главы государства, как показала история, было чревато роковыми последствиями для республики. У «демократической» Веймарской республики было теперь не только крайне правое правительство, но и... президент-монархист. «Консервативный монархист в качестве президента демократической республики — ведь это же невероятно!»¹ — писал Осецкий в 1926 г.

Можно было бы, пожалуй, говорить об этом как о курьезе, если бы президент не пользовался, согласно Веймарской конституции, большими правами. Он являлся главнокомандующим вооруженными силами (ст. 47), назначал и увольнял министров и рейхсканцлера (ст. 53). Особые полномочия предоставляли президенту печально знаменитые 25-я и 48-я статьи Веймарской конституции. На основании 25-й статьи Гинденбург по собственному усмотрению мог распускать рейхстаг. С 1930 по 1933 г. высший законодательный орган Германии распускался 4 раза. Фактически в наиболее ответственные моменты рейхстаг бездействовал, что было, конечно, только на руку реакции. 48-я статья давала президенту право отменить действие ряда статей конституции, гарантирующих

—————

¹ „Weltbühne", 15.VI.1926, N 24, S. 912.

гражданские свободы (свобода печати, собраний, слова и т. д.).

Верность изгнанному монарху, преданность прусской военщине, крайняя реакционность — основные черты, характеризующие политический облик фельдмаршала. Совместно с Людендорфом Гинденбург был творцом лживой легенды об «ударе кинжалом», легенды о военном поражении Германии как следствии исключительно «внутренней измены», т. е. революционных действий германского пролетариата в 1917 и 1918 гг. Легенда, созданная прусскими милитаристами, была с восторгом подхвачена реакцией и правой буржуазной историографией.

Отмечая крайнюю реакционность Гинденбурга, Осецкий пишет в статье «Один год Гинденбурга» (1926 г.) о том, что ни в коем случае нельзя доверять президенту, олицетворявшему «наиболее косную реакцию внутри страны, подготовку плацдарма для монархии...» ¹. Осецкий раскрывает неискренность и пустоту заверений фельдмаршала в «уважении» к Веймарской конституции. Особую тревогу вызывает у Осецкого склонность Гинденбурга к авантюризму во внешней политике. Хотя Осецкий прямо не упоминает Локарнских соглашений 1925 г., есть основания полагать, что именно этот первый крупный внешнеполитический шаг периода президентства Гинденбурга вызвал у Осецкого законные сомнения. Локарнские соглашения, как известно, не гарантировали западные границы соседей Германии на востоке. Германский империализм получал свободу рук на востоке. Прусским юнкерам и крупному капиталу «подсказали», где следует искать вознаграждения за «убытки» и потери, вызванные военным разгромом Германии. Всем известно, насколько печальными были последствия достигнутого Локарно сговора.

В своей статье Осецкий говорит о недальновидности тех, кто видел в Гинденбурге «оплот республики». А таких, увы, было немало. Примером может служить отзыв о Гинденбурге либерального буржуазного деятеля и дипломата Гарри Кесслера. В своих дневниках Кесслер, правда, пишет о подозрениях, которые вызывают у него клятвы фельдмаршала в «верности» Веймарской конституции и республике. Однако тут же Кесслер делает сле-

—————

¹ „Weltbühne", 27.IV.1926, N 17, S. 640.

дующий оптимистический вывод: «Если республиканцы не потеряют своей бдительности и сохранят единство, избрание Гинденбурга может быть даже полезным для республики и мира» ¹. Осецкий был далек от подобного рода прогнозов. С едкой иронией он писал: «Сегодня буржуазно-республиканские газеты поют дифирамбы Гинденбургу. Они хвалят его за то, что он так свято соблюдал свою присягу...» ². Осецкий подчеркивал, что хотя Гинденбургу и не под силу добиться реставрации монархии, однако он успешно осуществляет свой план восстановления власти тех сил, которые в прошлом господствовали в Германии при кайзере Вильгельме II. «Не о монархии, а о восстановлении старого олигархического государства в совершенно изменившихся социальных условиях — вот о чем идет речь... Ищут взаимопонимания со старыми противниками, чтобы управлять страной с большей уверенностью в своих силах. Да, верно, они уважают республику. Можно позволить себе это, ибо республика у них в руках. Без страха можно проявлять «должное уважение» к ее государственным цветам и символам. Ведь всем известно, что это — лишь цвета и символы, лишенные какого-либо содержания» ³.

Осецкий продолжает: «Монархизм в законсервированном виде остается угрозой на втором плане. Это дубинка, которая выскочит из мешка, если республиканцы когда-либо вообразят, что республика принадлежит им»⁴.

Как известно, слова Осецкого оказались, пророческими. Именно Гинденбург выпустил «дубинку» монополистического капитала — Гитлера, когда этого требовали монополисты и империалисты. Гинденбург придал видимость какой-то законности наглому захвату власти национал-социалистами: ведь их фюрер формально получил пост рейхсканцлера из рук президента.

В 1927 г., когда в Германии было проведено шумное и помпезное празднование 80-летнего юбилея Гинденбурга, Осецкий посвятил престарелому президенту две статьи в «Вельтбюне» («Гинденбург и его слава» и «Гинденбург и Гельц»). В этих статьях воздается по заслугам

—————

¹ H. Graf Kessler. Tagebücher, 1918-1937. S. 442.

² „Weltbühne", 27.IV.1926, N 17, S. 640.

³ Там же, стр. 642.

⁴ Там же.

«кайзеру для пробы», как метко назвал Гинденбурга Осецкий. В статьях говорится, что Гинденбург стал знаменем всех правых сил в Веймарской республике. Что реакция рассматривает главу государства как мостик для перехода в неведомое ¹. Осецкий разоблачает легенду о «военных подвигах» фельдмаршала: «Забыто, что его популярное имя, так же как и имя Людендорфа, прикрывало продолжение войны...» ².

Осецкий издевается над либеральными буржуа, «республиканцами», расшаркивающимися перед Гинденбургом. Их восхваления Осецкий метко называет «болтовней под соусом». «Нужно объявить беспощадную борьбу против этого президента монархистов и реваншистов, против этого антиреспубликанского президента... Отправим же его назад, в Ганновер, а его прусских вдохновителей — по ту сторону Польского коридора (т. е. в Восточную Пруссию.— В. К.)»³ — так завершается статья «Гинденбург и Гельц».

К середине 1925 г. у Осецкого возникают серьезные расхождения с издателями «Тагебуха», главным образом в подходе к некоторым важным политическим явлениям. Осецкий был не согласен с недооценкой опасности нелегальных отрядов германской армии — «черного» рейхсвера. С. Гроссман и Шварцшильдт склонны были считать «черный» рейхсвер в значительной мере «выдумкой» левых и полагали, что Осецкий уделяет слишком много внимания этой теме. Генерала Секта, вдохновителя тайных вооружений Германии, издатели «Тагебуха» считали «надежным» республиканцем и весьма положительно оценивали его «усилия» по восстановлению «порядка». В 1923 г. С. Гроссман и Шварцишльдт, по-видимому, не знали о связях Секта с антиреспубликанскими кругами и мюнхенскими путчистами. Однако о руководящей роли Секта в возрождении германского милитаризма было широко известно, и издателям «Тагебуха» следовало не забывать об этом факте.

Гроссман и Шварцшильдт недостаточно относились к германской социал-демократии и ее лидерам, в частности Эберту и Зеверингу. В статье, написан-

—————

¹ „Weltbühne", 27.IX.1927, N 39, S. 474.

² Там же, стр. 472.

³ „Weltbühne", 4.X.1927, N 40, S. 510.

ной в марте 1925 г. в связи со смертью Эберта, Гроссман дал апологетическую оценку деятельности Эберта и преувеличил его заслуги ¹. Наиболее достойным преемником на посту президента Гроссман и Шварцшильдт считали Карла Зеверинга, известного своей враждебностью к рабочим, и в особенности к коммунистам.

Раздражение и протест Осецкого вызывала склонность С. Гроссмана и Щварцшильдта к некоему политическому благодушию, к «примирению» непримиримых противоречий. Примечательно, что в 1925 г. Гроссман и Шварцшильдт еще не распознали опасности фашизма. Только что вышедшая из печати книга Гитлера «Моя борьба» оценивалась Гроссманом как «пустая болтовня», нацизм именовался «истерическим национальным движением»². Для Гроссмана Гитлер был не более чем «одержимым психопатом»³. Необходимо также сказать о том, что «Тагебух» оказался для Осецкого слишком «солидным», чрезмерно спокойным изданием. С середины 1925 г. статьи Осецкого появляются в «Тагебухе» все реже и реже. Это объясняется в первую очередь идейными расхождениями Карла с издателями журнала, о которых уже говорилось выше. А ведь Осецкий чувствовал призвание к борьбе, борьбе страстной и беспощадной. Реакция не собиралась почивать на лаврах. Милитаристы не дремали, генеральный штаб ждал наступления «лучших времен». Осецкий упорно искал трибуну, с которой можно было бы наконец заговорить во весь голос. Такой трибуной оказался общественно-политический радикальный журнал «Вельтбюне», издававшийся Зигфридом Якобсоном, талантливым публицистом и прогрессивным человеком. Уже в начале 1926 г. статьи Осецкого начали регулярно появляться в этом тоненьком еженедельнике красно-кирпичного цвета. В апреле К. Осецкий становится сотрудником «Вельтбюне».

Журнал этот имел короткую, но интересную историю. В 1905 г. Зигфрид Якобсон, молодой театральный критик, страстный любитель театрального искусства, основал еженедельный журнал «Шаубюне». До 1913 г. этот журнал занимался исключительно проблемами театра. Круг

—————

¹ „Tagebuch", 7.XI.1925, N 45, S. 1669.

² Там же.

³ „Tagebuch", 7.III.1925, N 10, S. 6.

читателей был небольшим, главным образом берлинские театралы. До 1917 г. тираж достигал всего 1200 экземпляров.

Начиная с 1913—1914 гг. журнал все более отходит от вопросов «чистого» искусства. На страницах «Шаубюне» появляются статьи политического характера «Шаубюне» резко отличается от буржуазной националистической прессы. Сам Якобсон весьма критически относился к кайзеровской Германии, считая германский империализм главным виновником упадка европейской культуры. Если в июле — августе 1914 г. Якобсон, а вместе с ним и вся редакция «Шаубюне» на очень короткое время оказались в плену у официальной пропаганды, утверждавшей, что Германия «насильно» втянута в войну, то начиная с сентября 1914 г. журнал переходит на антивоенные позиции. Правда, «Шаубюне» вынужден обходить острые политические проблемы, по которым в силу жестоких цензурных условий просто не было возможности высказать свое мнение. Однако в то же время журнал все чаще пишет о достижениях французской, англосаксонской и славянской культур, что в условиях военного времени само по себе было вызовом буржуазному «общественному мнению». «Шаубюне» в обстановке военной истерии отстаивал гуманистические начала, проповедовал принципы уважения к национальным культурам других стран и народов.

Редакция журнала пыталась бороться против официальной пропаганды, проповедовавшей идею исключительности немецкой культуры, приветствовала переводы и постановки произведений иностранных авторов в Германии и Австро-Венгрии. В «Шаубюне» существовал специальный раздел «По поводу войны», в котором печатались антивоенные высказывания различных писателей, деятелей искусства, философов разных стран и эпох.

«Шаубюне» приобретает все более ярко выраженную антивоенную окраску. Наряду с некоторыми другими изданиями журнал 3. Якобсона быстро попадает в число «неблагонадежных изданий».

С 1 апреля 1918 г. название журнала было изменено. Отныне он стал именоваться «Вельтбюне» («Мировая арена»). События Ноябрьской революции, острота политической обстановки в стране способствовали окончательному превращению еженедельника в боевой общест-

венно-политический орган. Количество читателей журнала быстро росло. К 1925 г. «Вельтбюне» имел тираж 12 600 экземпляров.

На страницах журнала обсуждали все узловые политические проблемы, волновавшие демократическую общественность: ответственность за развязывание войны, взаимоотношения с державами-победительницами, проблемы войны и мира, так называемая восточная политика Германии (отношения с Россией) и т. д. С 1923 г. главной темой журнала становится тайное вооружение Германии. «Вельтбюне» одним из первых начинает говорить о «черном» рейхсвере. В 1925 г. журнал публикует материалы о реакционном путче в Кюстрине, предпринятом в октябре 1923 г. майором Бухруккером и его единомышленниками. Отставной майор генерального штаба Бухруккер, возглавлявший один из отрядов «черного» рейхсвера, попытался захватить кюстринскую крепость. Возвращение журнала «Вельтбюне» к событиям двухлетней давности имело большое политическое значение, поскольку к 1925 г. вопрос о тайном вооружении Германии стоял очень остро.

Настоящую сенсацию в 1925 г. вызвала публикация в «Вельтбюне» серии статей Карла Мертенса о деятельности патриотических «оборонческих» союзов и практике тайных судилищ в «черном» рейхсвере. Мертенс сам был членом одного из милитаристских союзов, был лично знаком, в частности, с небезызвестным заговорщиком-милитаристом лейтенантом Шульцем. Однако, осознав подлинную сущность «патриотических союзов» и «черного» рейхсвера, Мертенс порвал с милитаристами и активно содействовал разоблачению подрывной деятельности военщины.

Статьи Мертенса были настолько ошеломляющими, что о них заговорили по всей Германии и за границей. Оказалось, что начиная с 1920—1921 гг. в Германии существовала нелегальная армия — «черный» рейхсвер, опиравшийся на офицерские «патриотические союзы».

Под «черным» рейхсвером, как пишет в своих воспоминаниях немецкий генерал В. Мюллер, ставший после второй мировой войны видным военным деятелем ГДР, понимали все военные формирования, существовавшие вне республиканской армии. «Заслуга» создания «черного» рейхсвера принадлежала Секту. «Черный» рейхсвер

был сформирован из солдат и офицеров «вольного корпуса» — фрейкора, который в последний период своего существования входил в состав частей «гражданской самообороны» Верхней Силезии. Главной задачей этих частей была, разумеется, не «оборона», а борьба против революционных элементов в Германии.

После того как «гражданскую самооборону» распустили, участники «черного» рейхсвера не были демобилизованы. Под видом «рабочих команд» отряды «черного» рейхсвера проходили военную подготовку. Скоро они превратились в опасную антиреспубликанскую силу, принимали участие в путчах и заговорах против республики. «Черный» рейхсвер существовал с ведома и при поддержке руководства рейхсвера. Начальник «рабочих» команд, уже упоминавшийся выше Шульц, подчинялся капитану генерального штаба Кайнеру.

Самым потрясающим разоблачением в статьях Мертенса был, однако, рассказ о чудовищной практике убийств по приговору тайных судов. Оказалось, что в начале 20-х годов «черный» рейхсвер очень часто карал смертью так называемых изменников. Изменником считался каждый, кто разглашал какие-либо сведения о «черном» рейхсвере и характере его деятельности. Расправы, учиняемые «черным» рейхсвером, носили зачастую зверский характер. Так, в 1921 г. преступниками из «черного» рейхсвера была повешена близ Мюнхена служанка Мария Зандмайер, которая сообщила властям о тайном складе оружия. Убийства имели место и в Померании, и в Мекленбурге, и в других землях Германии. Методы тайных судов «черного» рейхсвера были точной копией приемов сицилианской бандитской организации мафии или чикагских гангстеров.

В статье «Отечественные союзы. Впечатление и опыт», напечатанной в «Вельтбюне» 18 августа 1925 г., Мертенс писал:

«Будучи в течение многих лет участником национальных оборонческих союзов, я имел возможность познакомиться с чудовищным обликом тайных организаций. Ненависть к народу, эгоизм, жестокость этих «идеалистов» помешали мне стать их приверженцем. Лишь принимая серьезные меры предосторожности, мне удалось уйти из рядов этих фанатиков, которые умеют угрозой

мести удержать и тех, кто разочарован и хотел бы уйти, чтобы посвятить себя мирной, законной деятельности»¹.

Мертенс указывал далее, что он пришел в секретную «патриотическую» организацию, будучи приверженцем «национальной мысли». Но вместо высоких идеалов он обнаружил в этих союзах «болото воззрений и жалких страстей, атмосферу жажды убийства и цинизма». Карл Мертенс, по его словам, рассказывал немецкому народу правду для того, чтобы немецкий народ, в особенности трудящиеся массы, познакомился с людьми, чувствующими призвание играть роль вождей».

Статья Мертенса вскрывала подоплеку реакционной деятельности союзов, обнажала их человеконенавистническую сущность. Вместе с тем автор обрушивался на близоруких немецких обывателей, идущих на поводу у реакционных генералов. «Вы делаете из своих детей ландскнехтов, развратников, истериков, убийц из-за угла», — предостерегал Мертенс немецких буржуа, поощрявших стремление своих сынков вступать в милитаристские союзы. Он указывал на огромную опасность провокационной деятельности псевдопатриотических военных союзов для республиканского строя.

Статьи Мертенса, публиковавшиеся в 1925 и весной 1926 г. (без подписи), привлекли к журналу пристальное внимание общественности.

После первой статьи, бывшей введением ко всему циклу, Мертенс поместил материалы о планах «черного» рейхсвера, он опубликовал список офицеров этой нелегальной армии в Берлинско-Бранденбургском округе с указанием их должностей, перечислил фамилии 16 человек, ставших жертвами убийств из-за мести, назвал имена 28 арестованных и 11 еще не задержанных властями убийц — исполнителей смертных приговоров так называемым изменникам. В 1926 г. статьи Мертенса были опубликованы отдельной книгой.

Разоблачение преступной деятельности тайных военных союзов и «черного» рейхсвера было, несомненно, очень важным делом. Вопросом об убийствах занялась комиссия рейхстага, состоялся ряд процессов над убийцами. Правда, наказаны были второстепенные лица.

—————

¹ Цит по: К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 122.

В сети классового веймарского правосудия попалась лишь мелкая рыбешка, акулы же остались на свободе. Суды «не решались» побеспокоить главных виновников — инициаторов тайного вооружения, создателей «черного» рейхсвера, в частности генерала Секта. Интересно, что ни один из немногих смертных приговоров, вынесенных убийцам, не был приведен в исполнение, все они были помилованы.

Курт Тухольский писал: «Карл Мертенс совершил мужественный поступок, за который мы все ему благодарны» ¹. Издатель «Вельтбюне» Якобсон не без оснований считал публикацию статей об убийствах из-за угла, совершавшихся тайными милитаристскими союзами, своей заслугой. Однажды его спросили, не жалеет ли он о том, что почти оставил театральную критику. Якобсон ответил: «Даже если бы я не сделал ничего, кроме разоблачения убийств по приговору тайных судов, то и этого было бы для меня достаточно» ².

Особое значение разоблачения Мертенса приобретали в связи с тем, что официальные круги, в первую очередь военный министр Гесслер, отрицали существование «черного» рейхсвера. В конце октября 1926 г. Гесслер поместил в газете «Берлинер тагеблатт» статью, в которой опровергался сам факт существования «черного» рейхсвера. Более того, Гесслер рассыпался в комплиментах «рабочим» командам, которые были, как известно, ядром «черного» рейхсвера, отмечал их «опасную и самоотверженную работу».

Карл Мертенс погиб в 1932 г. в результате автомобильной катастрофы. Обстоятельства его смерти до сего времени не выяснены. Не исключено, что с ним свели счеты милитаристы, которые злобно ненавидели его.

Карл Осецкий с большим интересом следил за «Вельтбюне». Еще в те времена, когда журнал назывался «Шаубюне», Осецкий был его постоянным читателем. В 1924 или 1925 г. Осецкий познакомился с Зигфридом Якобсоном. Как и когда состоялось это знакомство, неизвестно. Но ясно одно: Якобсону Осецкий понравился. Якобсон внимательно читал статьи Осецкого, публиковавшиеся в «Тагебухе» и других изданиях. Ему импониро-

—————

¹ „Weltbühne", 9.IX.1930, N 37, S. 378.

² К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 127.

вал стиль Осецкого, носивший отпечаток яркой индивидуальности, острого саркастического ума. В марте 1926 г. Якобсон пригласил к себе на квартиру Карла Осецкого и официально предложил ему войти в состав редакции журнала. Карл незамедлительно дал свое согласие.

Осецкий передал свою первую статью в журнал «Вельтбюне» в начале апреля. 26 апреля она была напечатана под заголовком «Запломбированный вагон». В статье остро критиковалась внешняя политика германского правительства. Высмеивая панический страх буржуазных политиканов перед несуществующей «большевистской угрозой», Осецкий осуждал тайную дипломатию кабинета Штреземана, его попытки любой ценой добиться сговора со странами Антанты.

Зигфрид Якобсон высоко ценил своего нового сотрудника. По свидетельству жены Якобсона Эдит, статьи Карла Осецкого шли в набор без редактирования. Этот беспрецедентный факт был свидетельством огромного доверия. Ведь Якобсон считался в Берлине «редактором-фанатиком». Лишь однажды Якобсон дал Осецкому совет, правда, в довольно оригинальной форме. Издатель «Вельтбюне» прислал новому собрату по перу открытку, содержавшую одну только фразу: «Дорогой Осецкий, разве немецкий язык недостаточно богат, чтобы излагать свое мнение без употребления иностранных слов?» Осецкий очень внимательно отнесся к дружескому совету Якобсона. Раньше он действительно несколько злоупотреблял иностранными словами, делая это, впрочем, ради придания большей выразительности и точности своим мыслям.

3 декабря 1926 г. внезапно умер Зигфрид Якобсон. Он всегда появлялся с утра в редакции на Кенигсвег, 22; все настолько привыкли его там видеть, что очень удивились, когда он вдруг не пришел. Удивление сменилось беспокойством. Позвонили домой к Якобсону. Через несколько минут все узнали печальную весть: Зигфрид Якобсон скончался ночью от кровоизлияния в мозг. И вот в Немецком театре происходит траурная церемония. Выступает Курт Тухольский. Он говорит тихо, часто сбиваясь от волнения. В теплых, идущих из самого сердца словах Тухольский воздает должное тому, которого все сотрудники «Вельтбюне» считали своим старшим товарищем, своим учителем.

Для всех в редакции кончина Якобсона была огромным ударом, сотрудники переживали ее как большое личное горе... Осецкий также был потрясен смертью Якобсона. Несмотря на сравнительно короткий срок знакомства, Карл питал к издателю «Вельтбюне» чувства искренней дружбы и уважения.

В «Вельтбюне» появился некролог, написанный Куртом Тухольским: «Зигфрида Якобсона нет больше с нами. Остановилась работа, которая была начата 22 года тому назад, остановилась тогда, когда видны были уже плоды труда... Этот журнал был его созданием, его живым детищем... Все мы, боровшиеся под его руководством против этих судей и против этой реакции, знали его самое искреннее желание: говорить правду.

...Он не знал страха ни в политике, ни в искусстве. Он превратил нас, сотрудников и читателей, в своих сторонников. Как и мы, он любил Германию и знал, что ее злейшие враги живут не на том, а на этом берегу Рейна»¹.

В статье по случаю годовщины со дня смерти Якобсона Осецкий отмечал незаурядный публицистический талант основателя «Вельтбюне»: «Он владел языком, как немногие, умел строить фразу, полную гибкости, силы и воодушевляющей звучности. Лишь необычный писатель мог так влиять на других видных журналистов, зажигать, окрылять, вдохновлять»².

После кончины Якобсона руководство еженедельником «Вельтбюне», «журнальчиком», как его любовно называл покойный основатель, перешло на сравнительно короткое время к Курту Тухольскому. Стол, за которым работал Якобсон, долго оставался незанятым. Его стул стоял так, как будто основатель и издатель «Вельтбюне» куда-то совсем ненадолго отлучился и вот-вот войдет в комнату. Никому не приходило в голову занять место Якобсона. «Это было молчаливой данью уважения гениальному человеку» ³, — пишет в своих мемуарах Мод Осецкая.

Тухольский, одаренный, самобытный писатель, блестящий публицист, не обладал в то же время талантом организатора. У него не было склонности к редакционной работе. Слишком беспокойный дух был у Курта Тухоль-

—————

¹ „Weltbühne", 7.XII.1926, N 49, S. 873.

² „Weltbühne", 27.XI.1927, N 48, S. 809.

³ „Weltbühne", 5.II.1964, N 4, S. 184.

ского. По свидетельству Мод Осецкой, он умолял Эдит Якобсон, жену покойного издателя, освободить его от тяжкого бремени редакторства. Единственной возможной кандидатурой на место Тухольского был, конечно, Карл Осецкий.

Жена Якобсона так рассказывает о дискуссиях, предшествовавших окончательному решению возложить на Осецкого ответственность за издание «Вельтбюне»:

«....с Осецким я познакомилась лишь после смерти моего мужа... В долгих предварительных беседах мы обсуждали вопрос о передаче ему руководства журналом. С самого начала я была полна оптимизма и более уверена в нем, чем он сам в себе...» ¹.

Вначале было решено назначить Осецкого ответственным редактором еженедельника. Тухольский продолжал оставаться на посту его руководителя. Секретарь редакции Хюннике старалась по возможности освободить Курта от чисто «деловой» стороны редакторской работы. И все же Тухольский чувствовал, что редакторские обязанности его обременяют. В этот период Тухольский работал над рядом художественных произведений и не мог уделять много времени редакторским обязанностям.

Тухольский все более и более перекладывал обременительные для него обязанности издателя на своего друга «Осси». Летом 1927 г. Тухольский уехал в длительную поездку за границу. С 11 октября 1927 г. с его согласия Карл Осецкий становится руководителем «Вельтбюне» С этого времени заголовок журнала выглядит следующим образом:

«Вельтбюне»

Еженедельник по вопросам политики, искусства

и экономики.

Основан Зигфридом Якобсоном.

При сотрудничестве Курта Тухольского.

Руководитель — Карл фон Осецкий.

Осецкий остается на доверенном ему посту до самого закрытия журнала.

С Куртом Тухольским его продолжает связывать тесная дружба. Тухольский относится к новому руково-

—————

¹ К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot. S. 136.

дителю с большим уважением и сердечностью. До самой своей трагической кончины в 1935 г. Тухольский сохраняет к Карлу чувство искренней и преданной дружбы.

В 1926—1932 гг. «Вельтбюне» — одно из ведущих политических изданий в Германии; журнал внимательно читают в столице и провинции, а также в странах, где распространен немецкий язык, — в Швейцарии, Австрии. Во многих германских городах существовали клубы «Вельтбюне», возникшие стихийно. В этих клубах обсуждались опубликованные в журнале материалы. О популярности еженедельника в Германии свидетельствует немецкий генерал Мюллер. В своих воспоминаниях он пишет:

«Что касается берлинских журналов, то с наибольшим интересом я читал «Ди Вельтбюне». В этом журнале, с которым мне пришлось познакомиться в служебном порядке, меня привлекали острые статьи на темы дня, литературные рецензии и не в последнюю очередь публикации по социальным вопросам, а иногда и выступления, касавшиеся рейхсвера и других военных проблем. Это был ярко выраженный антивоенный, пацифистский журнал, занимавший по отношению к рейхсверу резко отрицательную позицию. И все же мне он очень нравился, хоть я был весьма далек от пацифизма» ¹.

Конечно, Мюллер не совсем правильно характеризует «Вельтбюне» как «пацифистский журнал». И тем не менее его воспоминание весьма красноречиво.

Тухольский дал в одном из своих выступлений четкое и ясное определение политической линии журнала:

««Вельтбюне» — это трибуна, с которой выступает вся левая Германия в самом широком смысле этого слова. Мы требуем от наших сотрудников ясности, личной порядочности и хорошего стиля» ².

Тухольский далее подчеркивал, что, руководя журналом, Осецкий ни на йоту не отходил от линии Якобсона. ««Вельтбюне» сознательно отказывается от омертвевших догм — у нас спорят» ³, — говорил Тухольский. Эти

—————

¹ В. Мюллер. Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала. М., 1964, стр. 202 .

² К. Tucholsky. Gesammelte Werke, Bd. 3. Hamburg, 1961, S.13.

³ Там же.

слова очень хорошо передают атмосферу, установившуюся в журнале еще при жизни Якобсона, атмосферу свободного обмена мнениями, творческих споров. Сам Осецкий был непримиримым врагом догматизма, предвзятости, необъективности.

Карл Осецкий в своей работе в «Вельтбюне» опирался на большой актив постоянных сотрудников. В еженедельнике постоянно можно было найти статьи Курта Тухольского, часто под псевдонимом. В каждом номере «Вельтбюне» появлялись передовицы Карла Осецкого. Иногда он помещал свои рецензии на наиболее значительные книги и кинофильмы, а также краткие заметки, подписанные инициалами «К. ф. О.»

Среди постоянных авторов «Вельтбюне» в период редакционно-издательской деятельности Осецкого следует назвать писателя-австрийца Альфреда Польгара, либеральных публицистов Вальтера Меринга и Рихарда Левинсона (сотрудник влиятельной буржуазной газеты «Фоссише цейтунг», писавший под псевдонимом «Морус»). Большой интерес представляли статьи друга Осецкого Бертольда Якоба, «специальностью» которого было тайное вооружение и интриги Бендлерштрассе (военное министерство). Многие статьи Якоба были подписаны псевдонимом «Старый солдат». Плодотворно работал для «Вельтбюне» уже упоминавшийся Гельмут фон Герлах. В журнале часто можно было встретить и фамилию Вальтера Крейзера, в прошлом инженера. В «Вельтбюне» имелись разделы театра, кино, рецензий, коротких заметок, ответов читателям. Ряд сотрудников совершали поездки по разным странам Европы. Они публиковали затем в журнале свои впечатления, в которых большое место уделялось политическим вопросам. Нельзя не сказать несколько слов и о поэтах «Вельтбюне» — Теобальде Тигере (псевдоним Курта Тухольского) и Эрихе Кестнере. Оба они в своих остроумных сатирических стихах высмеивали немецких мещан и реакционеров.

«Вельтбюне» был еженедельником разносторонним, откликавшимся на все волнующие проблемы современности. Продолжая и развивая лучшие традиции Якобсона, Карл Осецкий превратил «Вельтбюне» в издание, которое злобно ненавидели и в военном министерстве, и в министерстве юстиции, и в имперском суде в Лейпциге, и в редакциях газет, подобных «Дейче цейтунг»,

крупнейшего немецкого монополиста и махрового реакционера Гугенберга. Недаром Тухольский в юбилейной статье к 25-летию еженедельника говорил: «Против нас сочиняли брошюры и даже целые книги, наш журнал ненавидели столь же сильно, как и любили, а это что-нибудь да значило» ¹.

Осецкий взялся за руководство «Вельтбюне» с огромной энергией, с жаром. Он проводил в редакции и дни и вечера. Казалось, у него нет личной жизни. За все годы руководства журналом Осецкий только дважды воспользовался отпуском. Работы было так много, что эти отпуска продолжались всего по нескольку дней. Во время одного из отпусков, вспоминает Мод Осецкая, Осецкие побывали в Веймаре в домах-музеях Гёте и Шиллера. Осматривая эти памятные места, Карл проявит недюжинные литературные познания.

Перегруженность работой в «Вельтбюне» вынудила Карла Осецкого покинуть пост в правлении «Германской лиги защиты прав человека», куда он был избран в августе 1926 г. Однако своим друзьям по Лиге он предоставил полную возможность высказываться по всем политическим вопросам на страницах журнала. И после ухода из правления Лиги Осецкий не теряет связи с ее руководителями. В свою очередь Лига часто выступает в поддержку Карла Осецкого и его журнала, в защиту Осецкого от нападок реакции, от преследований реакционного правосудия.

В центре внимания журнала продолжают находиться самые жгучие вопросы современности. Так, в 1926 г. «Вельтбюне» неоднократно выступал в связи со скандалом, разразившимся из-за имущества немецких князей из династии Гогенцоллернов, потомков отрекшегося от престола кайзера Вильгельма II, а также других княжеских родов: Виттельсбахского, Веттингского, Кобургского. Им переводились огромные суммы, отчисляемые от доходов с княжеского имущества в Германии. Часть этих денег князья тратили на организацию монархических заговоров против Веймарской республики. Все буржуазные партии выступили в защиту интересов князей. Активную поддержку князьям оказали президент Гинденбург и рейхсканцлер Вильгельм Маркс. Вся же трудовая Германия,

—————

¹ „Weltbühne", 9.IX.1930, N 37. S. 378.

и в первую очередь Коммунистическая партия, требовали конфискации княжеского имущества и наложения запрета на перевод денег. Коммунисты проводили активную агитацию среди масс, разъясняя незаконный характер княжеских претензий. По всей стране разъезжали автомашины, с которых выступали перед населением агитаторы КПГ.

КПГ выдвинула лозунг: «Ни одного пфеннига князьям!» Социал-демократы вначале также выразили отрицательное отношение к требованиям князей, но затем поспешно согласились на компромисс. Лидеры правой социал-демократии с готовностью вошли в юридическую комиссию, созданную по предложению кабинета Вильгельма Маркса. 29 параграфов законопроекта, подготовленного комиссией при активном участии социал-демократов, фактически предусматривали возвращение князьям их имущества.

По инициативе коммунистов в Германии 20 июня 1926 г. был проведен референдум по вопросу о судьбе княжеского имущества. За экспроприацию князей высказалось 14,5 млн. человек — огромное количество, значительно превышавшее число избирателей, которые голосовали на последних выборах в рейхстаг за КПГ и СДПГ, вместе взятые.

И все же в октябре, игнорируя волю народа, премьер-министр Пруссии социал-демократ Браун от имени земельного правительства подписал соглашение с домом Гогенцоллернов.

Князья получили подтверждение о праве собственности на 400 тыс. моргенов лучших земель, дворцы, замки, имения и т. д. Германия, большинство населения которой жило в нужде, выплатила колоссальные суммы Гогенцоллернам. Это Осецкий назвал «насмешкой над нищетою масс» ¹.

Годы работы Карла Осецкого в «Вельтбюне» были годами расцвета его яркого публицистического таланта. Можно очень много говорить о мастерстве Осецкого-журналиста. Его статьи — это порождение огромного энциклопедического ума, блестящие образцы боевой, полемической публицистики. Языковая палитра Осецкого многообразна, его словарный запас огромен, эрудиция

—————

¹ „Weltbühne", 4.V.1926, N 18, S. 679.

поразительна. В использовании богатств немецкого язык Осецкий — настоящий виртуоз, он всегда ярок, всегда необычен, неповторим. При этом ему никогда не изменяет чувство меры. Меткое, удачное сравнение — излюбленное полемическое оружие Осецкого. Он часто прибегает к историческим параллелям, использует мифологические и литературные образы, причем всегда к месту.

Необычайная концентрированность мысли, сжатость, лапидарность — еще одна характерная особенность публицистики Осецкого. Осецкий не писал статей больше 5—7 страниц. Даже «Отчет», в котором подводится итог прожитым годам и проделанной работе, невелик по своему объему. Осецким не было написано ни одной книги. Но его статьи — это настоящий кладезь мысли.

Тематика статей Осецкого самая различная. Легче перечислить темы, которых он не касался в своих выступлениях на страницах в «Вельтбюне». Здесь Осецкий мог говорить обо всем, и он широко пользовался этой возможностью. Каждая его статья касалась того вопроса, который больше всего волновал в данный момент прогрессивную немецкую и мировую общественность. В дальнейшем будут освещены основные направления боевой публицистики Карла Осецкого.

Против генералов-милитаристов

Борьба против германского милитаризма и подготавливаемой им новой войны была главной целью, основным смыслом всей сознательной жизни Карла Осецкого. Осецкий ненавидел всякий милитаризм. Однако острие его непримиримой критики было направлено именно против германского милитаризма и империализма, главного зачинщика первой мировой войны, виновника неисчислимых бед немецкого народа. Осецкий сознавал особую агрессивность и опасность германского милитаризма. Ему было абсолютно ясно, что потерпевший поражение прусско-германский империализм стремится к реваншу, к переделу мира. Отсюда неустанное разоблачение на страницах «Вельтбюне» происков германской военщины, интриг генералов, подрывной деятельности различных милитаристских союзов, политики ремилитаризации, поддерживаемой всеми буржуазными и коалиционными кабинетами Веймарской республики.

Осецкий чувствовал острую необходимость систематической и повседневной критики милитаристов еще и потому, что милитаризм блокировался с политической реакцией, объединялся со всевозможными врагами республиканского строя. За заговорами, путчами, попытками переворотов всегда стояли генералы и офицеры бывшей кайзеровской армии. По выражению Осецкого, вся деятельность милитаристов в веймарской Германии представляла собой одну сплошную «кровавую линию». Рядом с милитаризмом постоянно шагало преступление — заговор, путч, убийство, насилие.

Уже многие ранние статьи Осецкого были написаны в плане антимилитаристской полемики. Однако особое

развитие тема борьбы против германской военщины и ее происков получает в его статьях, опубликованных в еженедельнике «Вельтбюне» в 1926—1932 гг. Это связано с тем, что как раз в те годы усиливается деятельность верхушки рейхсвера и различных «добровольных» союзов, направленная на подрыв республики и подготовку новых военных авантюр, на ускорение ремилитаризации Германии.

Особенно активизируются в период временной стабилизации и последовавшего за ней экономического кризиса так называемые традиционные союзы, открытые для всех желающих, в том числе и для военнослужащих рейхсвера. Уже к 1921 г. в Германии существовала целая сеть таких союзов, располагающих местными отделениями почти во всех крупных немецких городах. Эти союзы устраивают сборы своих участников, «освящения» памятников погибшим в первой мировой войне и т. д. Все эти сборища сопровождаются церковными службами, выносом старых полковых знамен и, конечно, воинственными речами. Вот один пример: на открытии памятника павшим воинам бывшего гвардейского полка императрицы Августы в Берлине генерал Сикст фон Арним восхвалял изгнанного кайзера, говорил о «нерушимой верности» офицеров и солдат своему императору. Речь Арнима послужила поводом для громкого скандала. Социал-демократы из соображений престижа внесли в рейхстаг запрос по поводу сборища в Берлине. Военный министр Гесслер, отвечая на запрос, заявил, что он не читал речь Сикста фон Арнима, а следовательно, не может нести и «политической ответственности».

Среди «традиционных» союзов, особенно активизировавшихся в конце 20-х годов, следует упомянуть общество Шлиффена, названное по имени создателя планов германского милитаризма накануне первой мировой войны. В общество входили высшие офицеры рейхсвера. На собраниях общества вплоть до 1930 г. провозглашались тосты в честь Вильгельма II.

Помимо «традиционных» союзов в Германии развернули бурную деятельность «патриотические», или «оборонческие», союзы. Впрочем, различие между отдельными «группами» союзов было трудноуловимым. И в тех и в других подвизались бывшие офицеры. И те и другие жаждали реванша, возвращения Германии отобранных

у нее по условиям Версальского договора территорий, проповедовали самый оголтелый шовинизм. Среди «патриотических» союзов своей особенно реакционной антиреспубликанской деятельностью отличался уже упоминавшийся «Стальной шлем», пользовавшийся покровительством высших офицеров рейхсвера и самого президента республики Пауля фон Гинденбурга. Последний даже стал его почетным председателем. «Стальной шлем» открыто прокладывал дорогу фашизму и войне. Широкую милитаристскую пропаганду проводил и «Младогерманский орден», основанный в 1920 г. «Младогерманский орден» в первый период своего существования вместе со «Стальным шлемом» собирал вооружение и создавал нелегальные склады оружия в Германии. Позднее орден занимался в основном реваншистской и милитаристской пропагандой. Характерно, что «Младогерманский орден» вел в 1925 г. шумную кампанию за избрание на пост президента Германии матерого милитариста Ганса фон Секта.

Широкую деятельность развернули такие реакционные милитаристские союзы, как близкий к немецкой национальной партии «Национальный союз немецких офицеров», председателем которого был бывший адмирал фон Шредер, а членами — известные военные деятели генералы Ваттер и О. Леттов-Форбек, командовавший в свое время колониальными войсками Германии в Африке; «Имперский офицерский союз», «Германский союз офицеров» и десятки других. Вербовкой добровольцев в рейхсвер занимался союз «Олимпия», руководимый полковником в отставке фон Лукком. Этот союз выступал под маской спортивной организации. А такие союзы, как «Организация Ошериха», «Викинг», «Консул», практиковали организацию антиреспубликанских заговоров, были причастны к политическим убийствам в Германии в начале 20-х годов.

Милитаристский характер имела и деятельность крупнейшего в Германии союза ветеранов войны «Кифхойзер, насчитывавшего 3 млн. членов.

Учитывая рост активности милитаристских союзов, Осецкий из номера в номер печатает в «Вельтбюне» статьи, показывающие опасный характер деятельности военных союзов. Однако не только союзы и милитаристские организации находились в поле зрения Осецкого.

С момента своего прихода в «Вельтбюне» Карл объявляет войну военному министерству, или, как часто говорили в Германии, Бендлерштрассе (по названию улицы в Берлине, где находилось здание министерства)

По свидетельству современников Осецкого, «ни одна из немецких газет не читалась генералами более внимательно, чем «Вельтбюне» Осецкого. Этот маленький журнал был кошмаром германского милитаризма»¹.

Одним из наиболее аккуратных читателей «Вельтбюне» стал Ганс фон Сект, командующий сухопутными войсками рейхсвера. Монархист по убеждениям, откровенный враг республиканского строя, носитель идей реванша, фанатик вооружений — вот основные черты его политического облика. В прошлом коллега Гинденбурга и Гренера по генеральному штабу, Сект прошел хорошую прусскую школу. Его заслуги в деле восстановления германской армии в период с 1918 по 1926 г. (год его отставки) снискали одобрение германских милитаристов.

Как известно, статьи 159—213 Версальского договора разрешали Германии иметь армию численностью не более 115 тыс. человек (из них 15 тыс. во флоте). Были запрещены все современные виды вооружений — танки, авиация, тяжелая артиллерия, подводный флот. Предусматривался роспуск генерального штаба. В «нелегких» условиях, когда из 96 тыс. солдат сухопутных войск приходилось всего 4 тыс. офицеров, под руководством Ганса фон Секта развернулась активная работа по «спасению» основ прусско-германского милитаризма. 1 октября 1919 г. последовал официальный роспуск генерального штаба, тем не менее его основные отделы были сохранены в составе военного ведомства, военного министерства, а также других министерств и ведомств Веймарской республики, например министерства путей сообщения и имперского архива. Роль генерального штаба и генералов нисколько не уменьшилась, их активность постоянно возрастала. Именно в этот период в веймарских военных учреждениях и в рейхсвере подвизаются такие известные милитаристы, как Браухич, Кейтель, Йодль, Манштейн, Каммхубер, Хойзингер, Шпейдель, Рундштедт и Типпельскирх. Уже с 1921 г. Сект, Людендорф, Шлейхер и другие генералы развернули интенсивную

—————

¹ F. Burger, К. Singer. Carl von Ossietzky. Paris, 1937, S. 21.

деятельность по подготовке высших офицерских кадров и среднего офицерского состава. По всей Германии действовала разветвленная сеть военных курсов, лагерей и т. д. Генеральный штаб стремился прежде всего создать ядро тех родов войск, которые были запрещены Версальским договором: авиации, танковых войск. В 20-х и начале 30-х гг. были заложены основы будущей фашистской агрессивной армии, в частности танковых и моторизованных сил, а также боевой авиации. В генштабе скрупулезно изучался и обобщался опыт первой мировой войны, разрабатывались новые методы ведения военных действий.

Ганс фон Сект, командовавший сухопутной армией, был влиятельнейшей фигурой в веймарской Германии. По сути дела военное министерство, с 1920 г. возглавлявшееся Гесслером, превратилось во вспомогательный орган при военных властях, а сам Гесслер — в марионетку в руках Секта. Сект писал о Гесслере: «Поскольку он не мешал мне и с бесспорной ловкостью представлял интересы армии в парламенте, я не имел повода желать для себя другого министра» ¹. Сект присутствовал на заседаниях правительства, он имел право в обход военного министерства докладывать о положении дел самому имперскому президенту.

Сект широко пользовался своими полномочиями и правами. В начале 1921 г. Сект подготовил меморандум «Основные идеи для создания нового вермахта», в котором излагался план увеличения рейхсвера. Вместо существовавших 7 дивизий Сект предлагал создать 21 пехотную и 3 кавалерийские дивизии. Срок службы офицеров и унтер-офицеров в рейхсвере с одобрения Секта был сокращен до года или полутора лет. Такое сокращение позволяло подготовить большее число офицерских кадров за тот же период.

В марте 1923 г. Сект тайно встретился с Гитлером. Сект, по словам его биографа Рабенау, проявил «большой интерес» к национал-социалистическому движению. Гитлер откровенно рассказал Секту о планах фашистского путча и пообещал привлечь в случае своей победы представителей рейхсвера к управлению страной. Кон-

—————

¹ G. Föster, G. Otto, H. Schnitter. Der preußische-deutche Generalstab. Berlin, 1963, S. 76.

кретно речь шла о Людендорфе и о самом Секте¹. В. Мюллер в своих воспоминаниях сообщает любопытные сведения о причастности Секта к «пивному» путчу нацистов в Мюнхене. Мюллер, в частности, цитирует письмо Секта одному из заговорщиков, в котором Сект выражает свое полное пренебрежение к конституции и республиканскому строю. «Веймарская конституция не является для меня неприкосновенной, — откровенничает Сект в письме. — Я не участвовал в ее создании, и ее основные положения противоречат моему политическому мышлению»². «Деятельность» Секта, направленная на возрождение германской армии, была очень скоро замечена англичанами и французами. Английский генерал Морган из союзнической контрольной комиссии отмечал: «Совершенно ясно, что существует определенный, заранее намеченный план с целью воспрепятствовать осуществлению основных положений Договора» (имеется в виду Версальский мирный договор. — В. К. ) ³. Несколько позже тот же самый Морган писал: «Генерал фон Сект — это человек, который, по-видимому, через 5—10 лет сможет оказывать огромное влияние на положение в Европе» ⁴.

Секту удалось провести большую и систематическую работу по созданию нелегальной армии — «черного» рейхсвера. Как рассказал одни из ближайших сотрудников Секта, майор Бухруккер, «герой» неудавшегося путча в Кюстрине в 1923 г., автор книги «В тени Секта», Сект большую часть времени уделял своему любимому детищу —- «черному» рейхсверу. Сект имел специального помощника по делам этой подпольной армии, некоего капитана Отта.

В ноябре — декабре 1923 г., после подавления революционных выступлений пролетариата, Сект фактически осуществляет функции диктатора. Сект и его аппарат в этот период производили массовые аресты прогрессивных деятелей. Эти аресты совершались без какого-либо юридического оформления. По свидетельству В. Мюллера, Сект «давал указания компетентным правительственным

—————

¹ F. v. Rabenau. Seeckt. Aus seinem Leben. Leipzig, 1941, S. 348.

² В. Мюллер. Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала, стр. 111.

³ „Neue Weltbühne", 7.1.1937, N 2, S. 36.

⁴ Там же.

органам, а также делал им представления по экономическим и социальным проблемам» ¹. Сект был вдохновителем разгона законных правительств Саксонии и Тюрингии в 1923 г. По сообщению Мюллера, Сект в 1923 г. отдал приказ и об аресте Карла Осецкого. Однако по каким-то причинам этот приказ не был выполнен ².

Журнал «Вельтбюне» показал, что Ганс фон Сект имел непосредственное отношение к убийствам по приговору тайных судов, совершавшимся в «черном» рейхсвере. В связи с этим «Вельтбюне» требовал привлечения к судебной ответственности не только непосредственных исполнителей смертных приговоров, но и их вдохновителя Ганса фон Секта.

В 1925 г., несмотря на то что вся Германия была взбудоражена процессами над убийцами из «черного» рейхсвера и тайных милитаристских организаций, а сам «черный» рейхсвер стал секретом Полишинеля, несмотря на то что майор Бухруккер выступил с разоблачением своих бывших коллег-офицеров, Сект продолжал оставаться на своем месте. Важную роль в отставке могущественного генерала сыграли статьи Бертольда Якоба, постоянного сотрудника еженедельника «Вельтбюне». Материал для выступления Якоба был доставлен прогрессивным юристом, близким к «Германской лиге защиты прав человека», Робертом Кемпнером, имевшим широкий круг знакомств и располагавшим надежными источниками информации. Ему удалось разузнать то, что было, возможно, неизвестно даже министру рейхсвера Гесслеру: Сект разрешил старшему сыну кронпринца Вильгельма (наследника Вильгельма II) принять участие в учениях 9-го пехотного полка в Потсдаме. В сентябре 1926 г. сенсационная новость о появлении потомка Гогенцоллернов на маневрах полка республиканской армии появилась в газетах. Она произвела впечатление разорвавшейся бомбы.

На Бендлерштрассе, в резиденции веймарского военного министерства, всполошились. Незамедлительно последовало опровержение, в котором указывалось, что принц Вильгельм лишь «наблюдал» за маневрами, не принимая

—————

¹ В. Мюллер. Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала, стр. 104.

² Там же, стр. 103.

в них непосредственного участия. Однако правду не удалось ни замолчать, ни опровергнуть. Якоб вторично выступил со статьей об «инциденте» на учениях 9-го пехотного полка. Как раз в этот момент Сект представил к повышению одного офицера, осужденного за связь с национал-социалистами. Гесслер и Гинденбург были крайне недовольны поведением Секта: в последнее время он все чаще игнорировал и военного министра, и президента, принимая важные решения без консультации с ними и даже без их ведома. В момент разразившегося скандала Гинденбург и Гесслер не поддержали Секта. Ему пришлось подать в отставку.

Карл Осецкий пристально следил за политической карьерой Секта, поэтому он уделял большое внимание этому скандалу, который, по его мнению, свидетельствовал о весьма опасных тенденциях в руководстве рейхсвером, тенденциях к полной изоляции рейхсвера от рейхстага и правительства, к превращению его в «государство в государстве». Осецкий считал, что случай с сыном кронпринца доказывает банкротство политики военного министра Гесслера, и потребовал его немедленного ухода.

Когда отставка Секта, формально подчиненного Гесслеру, стала фактом, Осецкий посвятил ей статью в «Вельтбюне» в номере от 12 октября 1926 г. В статье назван главный итог деятельности Секта — «создание армии», которая существует в условиях исключительности, рядом с государством, отделенная от него нейтральной зоной...» ¹. Осецкий подчеркивал, что с отстранением Секта ничего в общем не меняется, созданная им армия продолжает существовать и после падения этого «консервативного милитариста». Подробно анализируя причины отставки Секта, Осецкий требует не успокаиваться на его уходе; призывает к коренной перестройке взаимоотношений между рейхсвером и военным министерством, к созданию обстановки гласности в вопросах, связанных с республиканской армией.

В октябре 1928 г. появилась книга Секта. Своим сочинением Сект наилучшим образом подтвердил все то, что о нем писали в «Вельтбюне» и других прогрессивных немецких изданиях. Ганс фон Сект, излагая в

—————

¹ „Weltbühne", 12.X.1926, N 41, S. 560.

своей биографии и карьеры, выступил с нападками на республику, с пропагандой идей реванша и войны. Осецкий иронически замечал, что сущность политического «кредо» Секта можно свести к двум, с позволения сказать, тезисам: первый — «пацифистов на фонарь», второй — «война —- это вечный и священный институт» ¹.

В марте 1927 г, в еженедельнике «Вельтбюне» появилась статья Бертольда Якоба «В защиту Шульца». Непосредственным поводом для написания статьи был процесс против ряда исполнителей смертных приговоров тайных судов «черного» рейхсвера — Шульца, Бухруккера, Тиме, Хельда. Шульц был приговорен к смертной казни (впоследствии, впрочем, его помиловали). Судебные процессы над убийцами из «черного» рейхсвера привлекли к себе внимание немецкой общественности и широко комментировались печатью. Если левые газеты и журналы использовали материалы процессов для разоблачения опасной политики милитаристов, то правая печать развернула в связи с этими процессами безудержную шовинистическую агитацию. Такие газеты, как гугенберговская «Дейче цейтунг», «Фёлькишер курир», орган нацистов «Фёлькишер беобахтер», открыто взяли под защиту убийц из «черного» рейхсвера, прославляли их как «патриотов», борцов против вражеской агентуры, требовали их оправдания.

Разумеется, «Вельтбюне» настаивала на снисхождении к Шульцу не по причинам человеколюбия. Шульц был опасным преступником и заслуживал наказания. Однако в статье «В защиту Шульца» еженедельник «Вельтбюне» показал, что было бы несправедливым возлагать всю ответственность за организацию злодейских убийств в «черном» рейхсвере на Шульца и нескольких других офицеров, бывших исполнителями приказов сверху. Разумеется, «Вельтбюне» не впадал в иную крайность и не поддерживал фальшивого тезиса о том, что приказ начальника снимает ответственность с подчиненного (тезис так называемой необходимости повиновения приказу — «Befehlsnotstand»). Осецкий, Якоб и другие требовали воздать по заслугам как подчиненным, так и их началь-

—————

¹ „Weltbühne", 2.X.1928, N 40, S. 507.

никам — генералам рейхсвера, в первую очередь Гансу фон Секту.

В статье Якоба говорилось: «Судья должен не забывать о том, что Шульц выполнял приказание свыше и что рядом с ним следовало бы посадить на скамью подсудимых по крайней мере капитана Кайнера, полковника фон Бока, по-видимому, также полковника фон Шлейхера и генерала фон Секта. Ход процесса за истекшую неделю достаточно показал, что это совершенно обоснованное требование» ¹.

В статье Якоба, таким образом, было весьма убедительно показано, что Шульц и компания — это лишь исполнители, главных виновников надо искать в военном министерстве и в командовании рейхсвером. Якоб, а вместе с ним и «Вельтбюне» требовали наказания главных виновников — лиц, нужных немецким милитаристам и крупному капиталу. Они требовали устранения причин, породивших подпольные судилища. Подобная дерзость вызвала гнев власть имущих. Упоминание в статье фамилий Кайнера, Бока, Шлейхера и Секта было использовано ими для возбуждения судебного процесса против Бертольда Якоба и Карла Осецкого.

Процесс состоялся 16 декабря 1927 г. в Берлин-Шарлоттенбурге. Председатель суда Кроне терроризовал защиту, не разрешал ей представлять суду доказательства. Осецкого и Якоба то и дело лишали слова. Но все попытки заставить их замолчать провалились.

На процесс из заключения был доставлен в качестве свидетеля майор Бухруккер. Вопреки своему желанию он повторил то, что было сказано в статье Бертольда Якоба.

Между защитником Осецкого и майором Бухруккером состоялся следующий любопытный диалог.

«Защитник: Как вы добивались того, чтобы какие-либо сведения (о «черном» рейхсвере. — В. К.) никогда не просачивались за пределы рабочих команд?

Бухруккер: Только я, Шульц и еще немногие люди знали об этом. Кроме того, мы при приеме в команду заботились о том, чтобы к нам попадали исключительно надежные люди.

Защитник: Что вы делали с теми людьми, которые все

—————

¹ „Weltbühne", 22.III.1927, N 12, S. 448.

же выдавали те или иные тайны? Принимали ли вы в отношении них какие-либо меры?

Бухруккер: Я старался не делать этого. То, что людей убивали, я считаю серьезной ошибкой. Кроме того, люди в общем знали немного, и то, что они разглашали, можно было считать безобидным.

В этот момент Карл Осецкий передал письмо своему защитнику. Это было письмо Бухруккера Шульцу. Адвокат прочел из письма следующий отрывок: «Если имели место убийства служащих «черного» рейхсвера, то за это должно нести ответственность командование рейхсвера, которому подчинены те или иные подразделения. Командование либо отдало приказ, либо в недостаточной мере осуществляло надзор за этими подразделениями».

Защитник продолжает: Итак, какого рода обвинение вы хотели предъявить рейхсверу?

Бухруккер (уклончиво): Я имел в виду, что Шульца слишком долго оставляли без помощи, не выступали в его защиту.

Защитник (настойчиво): Таким образом, ваше письмо имеет тот смысл, что если в случае существования тайной судебной организации и следует кого-либо обвинять, то обвиняемым должен быть рейхсвер, а не Шульц?

Бухруккер (громко): Да, конечно»¹.

Итак, организаторы процесса позорно провалились. Майор Бухруккер подтвердил главный тезис статьи «Вельтбюне»: ответственность за убийства в «черном» рейхсвере ложилась на высших офицеров и генералов веймарской «республиканской» армии. Прокурор признал свое поражение: он потребовал для Якоба и Осецкого штрафа в размере соответственно 1500 и 1000 марок. Председатель суда Кроне решил иначе. Якоб был приговорен к двум месяцам, а Осецкий — к месяцу тюрьмы. Позорный приговор был по достоинству оценен публикой, собравшейся в зале суда. Послышались громкие возгласы неодобрения. «Кто кричал?» — завопил Кроне. Со своего места поднялся человек. Это был инвалид, потерявший зрение на войне. Рассвирепевший судья приказал немедленно вывести «нарушителя».

Конечно, можно заставить замолчать одного или нескольких человек, но нельзя скрыть правду от всех.

—————

¹ К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 177—178.

Расправа над «Вельтбюне» широко комментировалась в Германии, причем даже правые газеты не нашли слов одобрения для неуклюжих действий блюстителя «законности» Кроне.

В «Вельтбюне» Карл Осецкий дал должную оценку процессу. Он показал, что суд с самого начала носил ярко выраженный политический характер. Было совершенно ясно, что суд намерен придать процессу характер заурядного разбирательства по делу об оскорблении «чести и достоинства». Посредством такого нехитрого трюка реакционная веймарская юстиция намеревалась исключить всякую возможность критики в адрес офицеров и генералов рейхсвера, главных носителей планов ремилитаризации Германии. Такая, установка объясняет, почему Кроне не пожелал ограничиться денежным штрафом, который предложил прокурор. «Денежный штраф не дает гарантии того, что Якоб и Осецкий будут воздерживаться от покушений на честь других лиц», — говорилось в судебном решении ¹. Кроне хотел, чтобы вынесенный им приговор послужил «уроком» на будущее, в какой-то степени застраховал верхушку рейхсвера от критики со стороны демократических журналистов.

Осецкий выразил свое беспредельное возмущение этими явными угрозами. «Пусть нас судят сегодня, завтра и послезавтра, мы не смиримся с этим. Мы будем гордиться тем, что не «исправились», а стали еще энергичнее, острее, целеустремленнее и упорнее» ². Осецкий открыто заявлял, что никто и ничто не заставит его и его журнал отказаться от борьбы за идеи, от роли «невидимого народного трибунала».

Карл Осецкий отмел все попытки обвинить его и Якоба в клевете, распространении порочащих сведений. «Разве это подлые нападки, — спрашивал он, — открыто заявить... что Шульц был не главным виновником, а лишь частицей механизма, совершающего убийства?» ³

Осецкий напомнил, что во время процесса председатель суда Кроне и прокурор старательно обходили щекотливый вопрос о «черном» рейхсвере, предпочитая подчеркивать патриотизм офицеров рейхсвера. А ведь этот

—————

¹ „Weltbühne", 27.XII.1927, N 52. S. 952.

² Там же, стр. 953.

³ Там же, стр. 953.

вопрос был главным. «Черный» рейхсвер мог в любую минуту принять самое активное участие в ликвидации Веймарской республики и устранении остатков буржуазной демократии. Кроме того, «черный» рейхсвер был составной, хотя и нелегальной частью республиканской армии. Его существование доказывало, что германский империализм с момента подписания Версальского мирного договора поставил перед собой задачу ремилитаризации, подготовки к созданию мощной агрессивной армии.

Процесс имел большое политическое значение, поскольку он стал трибуной, с которой Осецкий и Якоб разоблачали тайные вооружения Германии.

Подчеркивая, что «Вельтбюне» критикует отдельных представителей генералитета по принципиальным соображениям, Осецкий подтверждал свое намерение продолжать бороться против милитаристов, требовал расследования деятельности Гесслера и наказания главных организаторов убийств в «черном» рейхсвере.

Якоб и Осецкий подали апелляцию. 16—17 апреля 1928 г. в Берлине состоялось повторное рассмотрение дела. Председателем суда на сей раз был более осмотрительный судья, который, по всей видимости, опасался громкого политического скандала. К тому же такой скандал был бы крайне невыгодным и для Бендлерштрассе. Характерной чертой повторного процесса была крайняя молчаливость свидетелей. Из них приходилось вытаскивать каждое слово. Очевидно, эти свидетели — офицеры подверглись специальной обработке перед процессом. Было заметно стремление председателя суда как можно скорое покончить с неприятным делом.

Апелляционный суд не пошел на полную отмену приговора, вынесенного Кроне. Ни один судья не желал ссориться с всесильными генералами с Бендлерштрассе. Однако мера наказания была пересмотрена. Тюремное заключение Осецкому и Якобу было заменено штрафами в сумме 1000 и 600 марок. В своем решении апелляционный суд вынужден был отметить серьезность намерений Якоба и Осецкого. Это было их большой моральной победой.

В том же 1928 г. месяцем раньше состоялся еще один судебный процесс, в котором вновь фигурировал Бертольд Якоб. Его привлекли к уголовной ответственности за «государственную измену» в связи со статьей, напечатан-

ной в пацифистской газете «Дас андере Дейчланд» в 1925 г. Характерно, что вместе с Якобом перед имперским судом предстал Фриц Кюстер, тогдашний редактор газеты, а к 1928 г. постоянный сотрудник «Вельтбюне». Инкриминируемая Якобу крамольная статья была посвящена катастрофе на понтонном мосту через реку Везер около Вельтхейма, во время которой погибло несколько так называемых временных добровольцев. По условиям Версальского мирного договора комплектование рейхсвера производилось по добровольному найму, причем срок службы для рядовых составлял 12 лет. Руководство рейхсвера стремилось обойти эти ограничения и нелегально набирало в рейхсвер «временных добровольцев» (Zeitfreiwillige) на различные небольшие сроки. Это позволяло увеличить контингент лиц, прошедших военную подготовку. В числе утонувших в Везере солдат как раз оказалось несколько «временных добровольцев».

В связи с тем что Кюстер и Якоб «разгласили» факты, свидетельствовавшие о подготовке «черных кадров» в рейхсвере, им было предъявлено обвинение в «государственной измене».

В 1927 г. Кюстер в выступлении в «Германской лиге защиты прав человека» осмелился заявить, что не считает свои действия «государственной изменой». «Понтонный процесс состоялся 13 и 14 марта в пятом сенате по уголовным делам Имперского суда в Лейпциге.

Осецкий охарактеризовал процесс Якоба и Кюстера как прямую судебную расправу. «Этот приговор, — писал он 20 марта 1928 г., — политически тенденциозный акт, которому нет оправдания, это салют милитаризма, это оправдание организаторов тайной милитаристской игры, которая была злым духом первых семи лет рес-

публики»¹. Позорный приговор Лейпцигского суда был глумлением над правом, это была месть «милитаристских иезуитов из военного министерства». Осецкий еще раз (эту мысль он отстаивал во многих статьях того времени) опроверг обвинения в «государственной измене», предъявляемые прогрессивным журналистам. Статьи о «черном» рейхсвере и его связях с вооруженными союзами были не доносом, а дезинфекцией, писал редактор «Вельтбюне». — Они дали благотворные результаты... ибо служили консолидации и упрочению республики» ².

В статье «Понтонный процесс» Осецкий вновь говорил о вопиющих нарушениях свободы слова в веймарской Германии, о покушении на свободу журналистской деятельности. Он предвидел, что приговор Лейпцигского суда, равно как и предыдущий процесс в Берлине, — это лишь начало серии судебных расправ над публицистами, неугодными реакции, и прежде всего милитаристам. Как показали дальнейшие события, предостережения Осецкого были вполне своевременными.

В январе 1928 г. военный министр Германии Отто-Гесслер ушел в отставку. Как и уход Секта, отставка была результатом громкого политического скандала. Возглавляемое Гесслером министерство в течение восьми лет представляло на утверждение рейхстага фальшивую смету. В действительности министерство тратило на цели ремилитаризации суммы, которые значительно превышали бюджетные ассигнования. Откуда же брались дополнительные средства? Министерство, по указанию Гитлера, занималось частнопредпринимательской деятельностью. Так, сотрудники министерства вложили капиталы в немецкую кинофирму «Феб». К глубокому огорчению Гесслера, фирма обанкротилась, и неприглядная история стала достоянием газет. Вся Германия узнала, что в министерстве рейхсвера существовал специальный совет по тайным вооружениям, который выделял крупные суммы на цели создания авиации, формально, как известно, запрещенной Версальским договором.

Гесслер был давнишней мишенью критики Карла Осецкого и других авторов статей в журнале «Вельтбю-

—————

¹ „Weltbühne", 20.III.1928, N 12. S. 427.

² Там же, стр. 428.

не». Характерно, что социал-демократы, в общем воздерживавшиеся от критических высказываний по адресу военного министра, воспользовались аргументами Осецкого и его единомышленников при внесении вотума недоверия Гесслеру в декабре 1926 г. Подобный шаг со стороны социал-демократов объяснялся их стремлением нажить политический капитал. В 1926 г. был опубликован доклад межсоюзнической контрольной комиссии, которая должна была прекратить свою деятельность с 31 января 1927 г. В докладе комиссии содержались весьма красноречивые данные о тайных вооружениях Германии. Демократическая общественность заволновалась. В этой ситуации социал-демократы решили не оставаться в стороне и на сей раз продемонстрировать свое «отрицательное» отношение к перевооружению.

Вотум в рейхстаг вносил бывший премьер Филипп Шейдеман, ранее отнюдь не проявлявший особого рвения в борьбе против милитаристов. Осецкий в личной беседе с Шейдеманом заметил, что вотум недоверия нужно было вносить тремя годами раньше. «Вы говорили правильно, — продолжал Осецкий, — но выбрали неподходящий момент. Вообще для Германии, для ее демократического развития было бы лучше, если бы Эберт никогда не заключал союза с генералами» ¹. Осецкий сказал этим словами очень многое. Здесь выразилось его резко отрицательное отношение к тактике правого социал-демократического руководства в ноябрьские дни 1918 г., к союзу Эберта с Гренером, имевшему роковые последствия для Веймарской республики. Отдельные выступления против Гесслера или какого-либо другого милитариста, продиктованные к тому же соображениями политической выгоды, в данный момент не могли, по мнению Осецкого, заменить последовательную и открытую борьбу против милитаризма.

Еще в 1926 г. Осецкий охарактеризовал Отто Гесслера как «фанатика тишины». Министр рейхсвера окружил военное ведомство атмосферой строгой секретности и даже тайны. Этот «чрезмерно умеренный» военный министр «видел врага в каждом, кто обнаруживал беспорядки в сфере его деятельности»². Особенно резкую критику со

—————

¹ К. Grossmann. Ossietzky — ein deutscher Patriot, S. 190.

² „Weltbühne", 8.VI.1926, N 23, S. 873.

стороны Осецкого вызывала атмосфера таинственности, насаждаемая Отто Гесслером в его министерстве. Любой ценой милитаристы старались не допустить, чтобы «посторонние», а особенно ненавистные военщине левые публицисты, «совали свой нос» в дела рейхсвера. «Все, что происходит в военном министерстве, — отмечал Осецкий, — совершается в отрыве от внешнего мира и напоминает мистерию» ¹.

В целом ряде выступлений, например в статье «Туари и Гесслер» ², Осецкий развивал мысль о непосредственном участии Гесслера, так же как и Секта, в создании «черного» рейхсвера, указывал на пакт рейхсвера с милитаристскими союзами. В то же время Осецкий показал, как ловко уходил Гесслер от ответственности. На запросы парламентариев о деятельности его министерства он отвечал маловразумительными фразами, а в ответ на обвинения в печати возбудил дело против «Вельтбюне». Нетерпимость Гесслера к любой критике в адрес военного министерства всегда вызывала саркастическую насмешку у Осецкого. «Гесслер говорит, — писал издатель «Вельтбюне» в 1927 г., — что противники рейхсвера — это враги республики» ³.

В противоположность веймарским политикам, которые всячески ограждали Гесслера от критики и «нападок» левых, Осецкий неустанно требовал отставки министра-милитариста. «Не будет никакой новой системы, пока Гесслер остается на своем месте», — резюмировал Осецкий предложения социал-демократов о некоторых мелких преобразованиях в рейхсвере в 1926 г.⁴ «Вельтбюне» показывал порочность политики социал-демократов, которые довольствовались лживыми заверениями Гесслера, его обещаниями «исправиться» и не требовали его ухода. «Оппозицию» социал-демократов, которую последние разыгрывали в 1927 г., Осецкий назвал «цирковым трюком для успокоения недовольных в стране» ⁵.

—————

¹ „Weltbühne", 12.X.1926, N 41, S. 560.

² В местечке Туари (Франция) в 1926 г. состоялось свидание министра иностранных дел Германии Штреземана с министром иностранных дел Франции А. Брианом. Во время свидания обсуждался вопрос о возвращении Германии Саарской области, Эйпена и Мальмеди.

³ „Weltbühne", 23.VIII.1927, N 34, S. 279

⁴ „Weltbühne", 9.XI.1926, N 45, S. 718.

⁵ „Weltbühne", 5.IV.1927, N 14, S. 523.

Выше уже говорилось о том, как Осецкий и Гесслер столкнулись на процессе 1927 г. Это было не прямое столкновение, однако всем было совершенно ясно, ктό главный инициатор суда и ктό стоит за спиной господина Кроне. Процесс был крупным моральным поражением Гесслера.

Нет никаких сомнений в том, что выступления Осецкого и других авторов «Вельтбюне» сыграли значительную роль в падении известного министра веймарской Германии.

Гесслера на его посту сменил генерал Гренер, этот, по меткому выражению Осецкого, «швабский плебей», хитрый и ловкий политик.

Фигуры на Бендлерштрассе сменились, однако дух оставался прежним. Это был дух прусской военной казармы, дух преклонения перед алтарем бога войны Ареса. Гренер в полной мере продолжал политику Секта и Гесслера, политику тайного вооружения Германии, диктовавшуюся крупными монополиями и юнкерством. Особое внимание новый министр уделял вопросам технического оснащения рейхсвера. Министр не любил дискуссий, редко бывал на заседаниях кабинета. Но он был человеком дела и умел с завидной настойчивостью добиваться своих целей. Рейхсвер был его любимым детищем, ведь Гренер являлся фанатическим приверженцем идеи вооружения Германии.

Осецкий выступал против Гренера столь же последовательно, как и против Гесслера и Секта. В статье «Утраченные иллюзии» Осецкий характеризует Гренера как человека, «способного эволюционировать в весьма нежелательном направлении», человека, «охотно пользующегося случаем» ¹. Осецкий предсказывал, что Гренер при поддержке социал-демократов очень легко может стать вторым Гесслером. Действительно, будущее скоро подтвердило опасения Осецкого. Гренер проводил ту же самую политику превращения рейхсвера в «государство в государстве», которую начали Сект и Гесслер, он продолжал курс на ускоренное вооружение Германии в интересах монополистов и юнкерства.

Военный бюджет республики продолжал расти и в 1928 г. достиг 829 млн. рейхсмарок против 490 млн. в

—————

¹ „Weltbühne", 21.VIII.1928, N 34, S. 269.

1924 г. В последующие годы он несколько уменьшился, но постоянно колебался между 750 и 800 млн. марок. Гренер активно продолжал политику финансирования рейхсвера с помощью министерств внутренних дел, путей сообщения и др. С момента прекращения деятельности союзнической контрольной комиссии германская промышленность стала быстро перестраиваться с учетом курса на подготовку к грядущим схваткам за «место Германии под солнцем». Недостатка в заказах не было.

Заняв пост министра по делам рейхсвера, Гренер в целях успокоения общественного мнения, взбудораженного финансовыми махинациями Гесслера и его окружения, категорически запретил производить какие-либо «расходы на особые цели» без его одобрения. Гренер заверил правительство, что при нем не будет иметь места превышение бюджета военного министерства. Все это не мешало тому, что Гренер начал активно искать «легальных» путей ускорения германских вооружений.

В начале 1928 г. милитаристы-генералы поставили вопрос о строительстве броненосца А. Как известно, Версальский договор запрещал Германии иметь военно-морские суда водоизмещением свыше 10 тыс. т. По указанию военного министерства инженеры создали проект броненосца А., тоннаж которого не превышал запретной границы, но который обладал высокой ударной силой.

В марте 1928 г. рейхстаг начал обсуждать вопрос об ассигнованиях на строительство броненосца А. Коммунистическая партия Германии решительно выступила против, КПГ вынуждены были поддержать социал-демократы. И все же Гренеру удалось протащить решение о сооружении броненосца. Депутаты от правых буржуазных партий проголосовали за ассигнование крупных сумм в этих целях. После парламентских выборов 1928 г., на время которых вопрос о строительстве броненосца был временно снят с повестки дня, правительство Мюллера вернулось к этой проблеме. В правительство Мюллера вошли и социал-демократы, которые на выборах 1928 г. изображали себя противниками вооружения Германии. Став членами коалиционного кабинета, социал-демократы фактически не оказали никакого противодействия планам постройки броненосца А. Кабинет Мюллера принял решение о и его сооружении.

Карл Осецкий и журнал «Вельтбюне» с самого заняли позицию, враждебную планам сооружения броненосца. Тактика социал-демократов была оценена Осецким как «скандальная». «Эти господа, — писал он, — не ведают, что творят»¹. В «Вельтбюне» появилась статья Лотара Перзиуса, написанная по просьбе Осецкого. Журнал и на этот раз резко выступил против очередной затеи милитаристов. Постройка броненосца расценивалась журналом как прелюдия к гонке вооружений, как неоправданное расточительство народных денег.

Социал-демократы пытались маневрировать, а руководство СДПГ даже дало своей фракции в рейхстаге указание голосовать против предоставления кредитов на строительство броненосца. В то же время представители СДПГ в правительстве Мюллера вновь поддержали планы милитаристов. В ноябре 1928 г. вопрос был решен окончательно, а социал-демократы остались в правительстве, которое должно было осуществить постройку броненосца. В этих условиях только Коммунистическая партия вела решительную борьбу против плана германских милитаристов и реакционеров. КПГ выступила с предложением провести референдум по вопросу о строительстве броненосца. В статье «Народный опрос» Осецкий с энтузиазмом поддержал инициативу компартии. «Смысл предложения Пика и коммунистов ясен, и его следует поддержать» ², — писал Осецкий в «Вельтбюне». Он критиковал позицию как пацифистов за их нейтралитет в данном вопросе, так и социал-демократов, не нашедших ничего лучшего, как сослаться на... Советскую Россию, которая принимает меры для укрепления своей обороны. Осецкий убедительно показал всю нелепость таких ссылок. СССР вынужден думать о своей защите, ибо он окружен враждебными капиталистическими странами. Германии же никто не угрожает, а поэтому ссылка на оборону — пустая отговорка. «Немецкий бог войны в изгнании, — восклицает Осецкий, — но его алтари еще стоят, его культ торжественно отправляется!»³. Милитаризм, жажда реванша — вот главные вдохновители затеи с броненосцем.

—————

¹ „Weltbühne", 21.VIII.1928, N 34, S. 268.

² „Weltbühne", 11.IX.1928, N 37, S. 387.

³ Там же, стр. 389.

В статье «Народный опрос» Осецкий писал, что референдум дает Германии блестящую возможность доказать свою волю к миру. Осецкий подчеркивал: опасность «глупого железного ящика» в том, что за ним последует целая серия других броненосцев, крейсеров и прочих военных судов, что будет пройден весь алфавит от А до Z.

К сожалению, предложение компартии о проведении референдума принято не было. КПГ не удалось собрать требуемое количество подписей для объявления о референдуме. Это объяснялось капитулянтской позицией социал-демократов, а отчасти шумной кампанией буржуазной прессы, на все лады доказывающей «жизненную необходимость» морских вооружений для Германии. Лишь 1200 тыс. избирателей зарегистрировалось в официальных списках.

Комментируя окончательную «победу» милитаристов, протащивших решение о кредитах на строительство броненосца А, Осецкий в статье от 20 ноября 1928 г. писал о «почти легальном военном путче Гренера». Осецкий с горечью «поздравлял» Гренера и всех прочих милитаристов и генералов с «этой славной победой над демократической конституцией» ¹.

Осецкий вновь клеймит социал-демократов, пошедших на поводу у Гренера. Фактически и социал-демократы и кабинет Мюллера капитулировали перед военщиной. Гренер заручился поддержкой президента Гинденбурга, который в своих выступлениях поддержал идею сооружения броненосца.

Осецкий возмущается не столько самим решением о постройке броненосца А, сколько тактикой Бендлерштрассе, и особенно Гренера. Их очевидное пренебрежение к конституции весьма настораживало Осецкого. Осецкий отмечает с полным основанием, что позорная история с броненосцем А символизирует уже близкую «смерть парламентской демократии» ².

Последним отзвуком скандального дела о броненосце был так называемый секретный меморандум Гренера адресованный главе правительства Мюллеру. Этот документ попал в руки английской разведки и был опубли-

—————

¹ „Weltbühne", 20.XI.1928, N 47, S. 761.

² Там же, стр. 764.

кован в английском журнале «Ревью оф ревьюз» в январе 1929 г. Меморандум содержал программу строительства военно-морского флота в масштабах, обеспечивающих «защиту интересов Германии по ту сторону границы». Он прозвучал на весь мир как неопровержимое доказательство агрессивных стремлений германских империалистов. «Снова речь идет о превосходстве и господстве» ¹ — писал по этому поводу Осецкий. Правая пресса в связи с публикацией «памятной записки» Гренера подняла крик об «измене». Говорили, что какой-то «предатель», конечно пацифист или «красный», доставил в Англию этот документ. Осецкий высмеял абсурдные утверждения реакционных листков. Он справедливо ответил злопыхателям, что антимилитаристы открыто и мужественно воюют против Гренера и иже с ним в своей собственной, немецкой печати. Противникам гонки вооружений ни к чему везти какие-то материалы в Англию. Это замечание Осецкого чрезвычайно важно. На протяжении ряда лет правая печать и реакционеры всех направлений создавали вокруг антимилитаристов миф об «измене», о «предательстве государственных интересов». Время от времени против антимилитаристов затевали громкие процессы. Объектом травли были в первую очередь издания Коммунистической партии Германии, а также такие журналы, как «Вельтбюне». О двух политических процессах такого рода уже говорилось. Третий, и самый крупный и знаменитый процесс «Вельтбюне», начинается в 1931 г.

Поводом для этого процесса послужила опубликованная в марте 1929 г. в журнале «Вельтбюне» статья Вальтера Крейзера «Кое-что о немецкой авиации». Статья представляла собой анализ имперского бюджета на 1929/30 г., точнее, той его части, которая касалась министерства транспорта. Крейзер довольно прозрачно намекал на то, что значительная часть средств, выделяемых министерству, расходуется на военные цели. Какая нужда иметь несколько крупных авиационных заводов, если Германии запрещено производить военные самолеты, спрашивал автор.

В общем и целом статья не содержала каких-либо сенсационных разоблачений. Правда, Крейзер упоминал

—————

¹ „Weltbühne", 22.I.1929, N 4, S. 121.

в статье о существовании в министерстве транспортного отдела «М», занимающегося вопросами военной авиации. Но ведь стремление Бендлерштрассе получать в свое распоряжение средства по каналам других ведомств было известно давным-давно. Никакой особой тайны не представляли собой и попытки руководства рейхсвера подготовить почву для создания в Германии военной авиации, которая была запрещена Версальским договором. Под давлением общественного мнения вопросами ассигнования на развитие транспорта, в том числе и воздушного, занялась бюджетная комиссия рейхстага. Ассигнования были сокращены наполовину, и это было довольно серьезной, хотя и временной, помехой милитаристам.

В военном министерстве на Бендлерштрассе, где внимательно изучали каждым номер «Вельтбюне», статью прочли и подшили в специальное досье. Номер, с заключением экспертов-юристов министерства отослали в Верховный суд в Лейпциг. Колеса веймарской судебной машины завертелись. Ведь юстиция давно ждала случая расправиться с беспокойным журналом и его издателем. Возникло дело по стереотипному обвинению в разглашении военных тайн и в государственной измене. Уже в августе 1929 г. Осецкого впервые допросили. Однако этим дело пока что ограничилось. В Лейпциге решили немного подождать. Может быть, строптивый журналист поймет, что ему угрожает, и смирится? Процесс, назначенный было на 8 мая 1931 г., отсрочили на неопределенное время.

Такого рода ожидания были неоправданными. С течением времени выступления Осецкого становились все острее и непримиримее. Журнал «Вельтбюне» продолжил играть роль форума прогрессивной немецкой интеллигенции и всех демократических сил, решительно выступающих против милитаризма и реакции.

Борьба на многих фронтах

В период руководства журналом «Вельтбюне» карл Осецкий часто размышляет о политическом развитии веймарской Германии. Осецкий пытается определить причины постоянного накопления симптомов политической гнилости, симптомов, которые стали особенно острыми в конце 20-х и начале 30-х годов. Противники Осецкого не раз упрекали его в том, что он «сознательно» способствовал крушению республиканского строя. И сейчас Западе довольно часто пишут об отсутствии «конструктивных» идей в критических статьях Осецкого. Кое-кто не жалеет усилий, чтобы изобразить еженедельник «Вельтбюне» и в первую очередь Карла Осецкого носителями «разрушительных тенденций», чуть ли не косвенными виновниками краха веймарского режима.

Правый буржуазный политик, некий Эркеленц, например, высказывался следующим образом: «Какие бы люди и в какое бы время ни находились у власти в Германии, всех их без различия партийной принадлежности в скором времени «Вельтбюне» смешает с грязью, и ни одна собака не возьмет от них куска хлеба»¹.

Эти злонамеренные утверждения порождены ненавистью к Осецкому и его единомышленникам, страстно обличавшим пороки республиканского строя.

Противники Осецкого преднамеренно игнорируют то обстоятельство, что его острые критические высказывания по адресу веймарского парламентаризма, буржуазных республиканских партий, а также социал-демократии отражали его положительную программу, его про-

—————

¹ „Spiegel", 29.I.1964, N 5, S. 87.

грессивные идеалы. Рудольф Аугштейн, редактор буржуазного западногерманского еженедельника «Шпигель», высоко оценивающий Осецкого как публициста и общественного деятеля, вместе с тем утверждает что Осецкий был «великолепен в диагностике заболеваний, но не видел политических средств для их лечения»¹. С этим трудно согласиться. У Осецкого была своя программа. Она состояла в требованиях устранить многочисленные уродства веймарской системы. Разве ликвидация милитаризма, демократизация юстиции, соблюдение законов и конституции, уважение к правам человека не открывали путей к преобразованию веймарской Германии в подлинно демократическую республику? Осецкий мечтал о такой республике, и он боролся за нее, не щадя своих сил.

На страницах «Вельтбюне» Осецкий выступал от имени прогрессивной интеллигенции, озабоченной судьбами Германии и немецкой культуры. Он требовал преградить путь милитаризму и войне — смертельным врагам социального прогресса.

Программа Осецкого не предусматривала ниспровержения существующего в Германии политического строя. Будучи буржуазным публицистом, Осецкий полагал, что и в условиях буржуазной Веймарской республики возможно обеспечить развитие общества по пути мира и демократии. Однако для этого, по мысли Осецкого и его политических единомышленников, было необходимо неукоснительное соблюдение Веймарской конституции, ликвидация германского милитаризма, обеспечение народным массам элементарных прав и демократических свобод.

Карл Осецкий вел непримиримую борьбу против стремления реакции ограничить и извратить принципы Веймарской конституции, которая, кстати сказать, была одной из наиболее прогрессивных буржуазных конституций своего времени. Осецкий неоднократно писал о необходимости пресекать попытки обхода конституции, предпринимаемые реакцией, которая стремилась находить те или иные лазейки для превращения основного закона страны в пустую формальность. Осецкий неизменно подчеркивал, что даже классово ограниченный буржуазный

—————

¹ „Spiegel", 29.I.1964, N 5, S. 87.

парламентаризм является обузой для веймарских правителей, что дух и буква конституции 1919 г. ими систематически нарушаются и попираются.

В 1927 г. Осецкий говорил: «...Веймарская конституция не стала великой хартией свободы, охранной грамотой нового...»¹ По сути дела, реакция стремилась лишить конституцию какого-либо реального содержания. Смысл многих статей конституции оказался искаженным.

Политическая обстановка в середине и конце 20-х годов характеризуется, по мнению Осецкого, широким наступлением реакции. Последняя проникает в республиканские институты и подчиняет их своему влиянию. Осецкий неоднократно обращал внимание на то, что в веймарской Германии парламент играет второстепенную роль. Его волновал и настораживал кризис парламентаризма, превращение рейхстага в «клуб», в «парламентский бал-маскарад» ². В 1929 г. в связи с десятилетием республики Осецкий с тревогой отмечал, что в Германии отсутствует «уважение к букве конституции». «Сейчас республиканская система стала сомнительной из-за своей внутренней слабости, из-за отсутствия плановости. За эти 10 лет... республика и наполовину не поняла, по каким законам она должна жить... Без каких-либо видимых причин государство переносит одну болезнь за другой, и каждая из них врачуется средствами, которые не имеют ничего общего с духом республики...»³

В статьях Карла Осецкого не раз отмечалось, что «дальновидные» веймарские законодатели постарались оставить лазейку для обхода конституции и окончательного превращения ее в пустую формальность. Такой лазейкой была пресловутая 48-я статья Веймарской конституции. Она, иронизирует Осецкий, «дает возможность настолько хорошо приспособиться к чрезвычайным обстоятельствам, что нормальные никогда уже не вернутся» ⁴. В применении статьи 48-й Осецкий справедливо видел угрозу существованию республики. В 1926 г., когда министерство внутренних дел было занято подготовкой положений о применении 48-й статьи, «Вельтбюне» писал: «История применения 48-й статьи — это история

—————

¹ „Weltbühne", 5.VII.1927, N 27, S. 4.

² „Weltbühne", 10.1.1928, N 2, S. 42.

³ „Weltbühne", 6.VIII.1929, N 32, S. 190.

⁴ „Weltbühne", 27.VII.1926, N 30, S. 122.

100

республики» ¹. «При каждом внутриполитическом осложнении нам грозит 48-я статья, эта ампула с ядом во внутреннем кармане конституции» ², — говорил Осецкий. Роспуск рейхстага давал реакционным политикам возможность протащить в обход парламента разного рода антинародные постановления и акты.

Осецкий неоднократно подчеркивал, что после создания Веймарской республики остался в неприкосновенности старый государственный аппарат, кайзеровский милитаризм, старая юстиция. Республика взяла на свое вооружение «весь монархический государственный механизм, кроме случайно отломленной кайзеровской верхушки» ³.

У Карла Осецкого и его единомышленников можно найти смелые попытки характеристики классовых отношений в Веймарской республике. Рабочие, как писал Осецкий, не видели от республики ничего, кроме «дорогого хлеба» ⁴. Веймарская Германия, как и любое буржуазное государство, была республикой для богатых. В 1927 г. Осецкий говорил, что «промышленность», т. е. германские монополии, «господствует в государстве» и стремится к экспансии в другие страны мира⁵. В 1927 г., в период относительной стабилизации капитализма, преходящий характер которой был абсолютно ясен Осецкому, он подчеркивает остроту противоречий между трудом и капиталом. В 1928 г., полемизируя с лидерами буржуазных партий, Осецкий говорит: «Ни один политический деятель любой партии не упускает случая поговорить о бедности и нищете, но не о нищете, вызванной нашими собственными капиталистами, а о пауперизации как следствии Версаля и плана Дауэса... Почему-то никто не говорит об инфляции, этом колоссальном ограблении маленького человека крупной промышленностью» ⁶. Глубокую характеристику социальной действительности веймарской Германии дает Осецкий в статье «Экспорт рабов», написанной в 1929 г. «Широкие массы, — пишет Осецкий, — жили раньше и будут жить и впредь в рабстве у

—————

¹ „Weltbühne", 26.X.1926, N 43, S. 640.

² „Weltbühne", 4.I.1927, N 1, S. 1.

³ „Weltbühne", 10.VIII.1926, N 32, S. 199.

⁴ „Weltbühne", 27.VII.1926, N 30, S. 122.

⁵ „Weltbühne", 7.XI.1926, N 36, S. 359.

⁶ „Weltbühne", 6.XI.1928, N 45, S. 690.

101

заработной платы... Добавьте сюда армию безработных, которая не желает ничего другого, как поскорее попасть в отряды оплачиваемых рабов. Добавьте пролетариев пенсионеров, этих раздавленных нуждой, забитых людей, которые всегда одним глазом косятся на газовый кран, добавьте разоряющуюся мелкую буржуазию... Капиталистическая система сегодня не нуждается в подражании князьям XVIII в., ей ни к чему тысячами продавать подданных в Америку. Современное крепостное право... никого не отвергает... оно не отталкивает даже безработных, которые одним своим существованием выполняют важную функцию: они находятся на втором плане в резервной армии и оказывают давление на заработную плату.

Мещанское слабоумие — думать, что сейчас нет рабства только потому, что, имея паспорт в кармане, можно без позволения властей ездить из Берлина в Бранденбург и жениться без согласия работодателя» ¹.

В период своей работы на посту руководителя журнала «Вельтбюне» Осецкий чрезвычайно много внимания уделяет вопросам юстиции и права. Столь пристальное внимание журнала, не являющегося специально юридическим, к суду и его деятельности объясняется в первую очередь нежеланием Осецкого и его единомышленников примириться с реакционным характером юстиции в веймарской Германии. Едва ли необходимо говорить о том, что в Германии, как, впрочем, и в любой буржуазной стране, суд был судом неправым, судом богатых над бедными, сильных над слабыми. Но кроме этого, в веймарской Германии, как, пожалуй, ни в одной другой стране, юстиция стала оплотом и форпостом политической реакции, а Имперский суд в Лейпциге — самой надежной ее цитаделью. Главную опасность для государства судьи видели в деятельности коммунистов, сторонников мира, всех прогрессивно настроенных людей. Судьи непоколебимо стояли на страже капиталистических порядков и фарисейской буржуазной «морали». Для них, как остроумно заметил Осецкий, погибшая добродетель была важнее, чем целое море крови. Но в первую очередь, как и в старые «добрые» времена кайзера Вильгельма, судьи старательно пресекали любую политическую «крамолу».

—————

¹ „Weltbühne", 22.X.1929, N 43, S. 610.

102

Даже весьма ограниченные принципы буржуазного правосудия часто попирались судьями Веймарской республики. Правда, суды не могли полностью отменить действие Веймарской конституции. Они не могли добиться полного запрещения Коммунистической партии Германии, эта задача оказалась «по плечу» лишь нацистам да судебным властям боннского государства. Тем не менее деятельность юстиции была направлена против духа и даже буквы конституции. Последнюю все время «поправляли». Гарантии, закрепленные основным законом, очень часто сводились на нет. Многочисленные судебные процессы над рабочими, крестьянами, прогрессивной интеллигенцией и в первую очередь над коммунистами стали широко распространенным явлением в веймарской Германии. Столь же обычным делом, с другой стороны, стали сравнительно мягкие или оправдательные приговоры реакционерам, заговорщикам против республики, путчистам, поскольку их вообще предавали суду. За 15 лет своего существования веймарская юстиция снискала славу одного из наиболее реакционных институтов в Германии. Судьи, большинство из которых начало свою деятельность еще при кайзере, были преисполнены ненависти ко всему передовому и враждебно относились к республике. Естественно, что в этом они находили понимание и поддержку милитаристов, для которых республика также была бельмом на глазу. Вполне правомерна параллель, которую Осецкий проводил между военной камарильей и «красными мантиями». В статье «Похвала аутсайдерам» (1927 г.) он констатирует: «Вермахт и юстиция фрондируют» ¹.

Действительно, и военная камарилья, и судьи подрывали устои республики. Их объединяла ненависть к республиканскому строю, на который они смотрели как на временное, переходное состояние. Не удивительно, в 1933 г. юстиция с развернутыми знаменами перешла на службу к Гитлеру. В одном из фашистских «народных» судов начал подвизаться Кроне, тот самый Кроне, который судил Якоба и Осецкого. Правда, в период Республики Кроне и другие еще были вынуждены соблюдать определенные внешние «приличия». Но у Осецкого не было заблуждений относительно тенденции веймар-

—————

¹ „Weltbühne", 4.1.1927, N 1, S. 2.

103

ской юстиции. По поводу процесса офицеров-заговощиков в 1930 г. он пророчески писал: «Имперский суд предчувствует, кто будет хозяином положения завтра» ¹. Издатель «Вельтбюне» открыто бросил в лицо судьям из Лейпцига обвинение в «скандальной терпимости к Гитлеру» ².

Осецкий неоднократно разоблачал фальшивую «беспартийность» веймарского суда, его претензию быть «выше» политики, классов и партий. Осецкий показал, что «независимость» судей на деле означает не что иное, как «свободу замахиваться на республику, творить произвол, покушаться на здравый смысл» ³.

Авторы еженедельника «Вельтбюне» и в первую очередь Карл Осецкий, не раз говорили о глубоком кризисе юстиции в Германии. В декабре 1926 г. на заседании «Германской лиги защиты прав человека», на котором присутствовал Осецкий, рассматривался вопрос о веймарском правосудии. Лига привлекла к участию в заседании известных юристов. Выступавшие говорили о кризисе юстиции в стране. Материалы заседания были изданы отдельной брошюрой. «Памятная записка», содержавшая протоколы заседания и его решение, получила широкий отклик в Германии. Карл Осецкий, как участник декабрьского заседания и один из его инициаторов, поместил в «Вельтбюне» рецензию, отмечавшую огромную важность поставленной в «Памятной записке» проблемы.

Из номера в номер авторы «Вельтбюне» и в первую очередь Осецкий атаковали твердыню веймарского правосудия. Начиная со скандальных процессов над убийцами из «черного» рейхсвера, «Вельтбюне» не оставлял без внимания ни одного крупного политического или уголовного процесса в Германии. Материалы этих процессов Осецкий, Тухольский и другие публицисты умело использовали, чтобы подчеркнуть реакционный характер веймарского «правосудия». «Вельтбюне» непрестанно выдвигает требование о реформе юстиции, об изгнании судей-реакционеров. «...Нам нужен такой министр юстиции, который произвел бы чистку, навел бы порядок и изгнал красные мантии с их привилегированных позиций» ⁴, —

—————

¹ „Weltbühne", 1.Х. 1930, N 40, S. 501.

² Там же.

³ „Weltbühne", 21.IX.1926, N 38, S. 440.

⁴ Там же, стр. 411.

104

говорил Осецкий в 1926 г. в связи со съездом немецких юристов в Кёльне.

В 1927 г. в статье «Два милых семейства» (эта статья — блестящая характеристика альянса милитаристов и реакционных судей) Осецкий требует осуществления демократической реформы правосудия в Германии «Юстиция — это жизненное дело всех граждан, — говорит автор. — Недоверие народных масс к юстиции означает банкротство в государственном масштабе» ¹. В статье содержится серьезное предостережение буржуазным партиям, которые видят в юстиции и судебном аппарате удобный инструмент своих политических интриг. «Если дело пойдет так, как это было до сих пор, то юстиция совершит что-либо непоправимое» ².

В 1926 г. в Германии много говорили о «деле Шредера». Обстоятельства этого дела дали Осецкому возможность проиллюстрировать все то, что он писал о веймарской юстиции и ее тенденциях.

В Магдебурге было совершено убийство с целью грабежа. Арестованный невдалеке от места преступления некто Шредер, на которого пало подозрение, показал, что его подстрекал к убийству житель Магдебурга торговец Хаас. Ведущий следствие комиссар добился немедленного ареста Хааса. Последнего взяли под стражу и продержали в тюрьме несколько недель до предъявления какого-либо обвинения.

Обычное, малоинтересное дело об убийстве в провинциальном городе вскоре приобретает политическую окраску. Судебные и полицейские власти, совершившие явную ошибку, арестовав невинного человека, стараются запутать дело и во что бы то ни стало засадить Хааса в тюрьму. Судья Келлинг ведет жестокий бой за честь мундира. Магдебургская реакция потирает руки: ведь Хаас еврей, а следовательно, дутое «дело» можно использовать и для антисемитской пропаганды.

В деле Шредера реакция потерпела скандальное поражение. Хааса вынуждены были полностью оправдать и реабилитировать, а Шредера — отправить на длительный срок в тюрьму. Шредер, которого репортеры правых националистических газет типа «Дейче цейтунг»

—————

¹ „Weltbühne", 22.II.1927, N 8, S. 283.

² Там же.

105

изображали «жертвой клеветы», оказался убийцей и грабителем. «Юридическое убийство» Хааса не состоялось. Келлинг и его помощник получили взыскания. Благополучный конец дела Шредера в большой степени объясняется вмешательством демократической общественности и печати. «Вельтбюне» и другие прогрессивные издания, а также газеты, близкие к демократической партии, неоднократно обращались к событиям в Магдебурге. Карл Осецкий в ряде статей беспощадно разоблачил интриги реакции и бесчинства магдебургских служителей «правосудия». Он показал, что мракобесы в Германии попытались раздуть из дела Шредера истерическую антисемитскую кампанию. При этом попирались элементарные нормы правосудия. «Демократическая пресса, — писал он в полной горьких размышлений статье «Спустя 12 лет», — подняла шум и кричит: если дела пойдут и дальше подобным образом, то ни один человек впредь не будет доверять немецким судам. Простите, но кто им сейчас доверяет? Кризис юстиции существует не с того момента, когда не в меру ретивый господин Келлинг развил бурную деятельность, а в течение многих лет... Если до сей поры не было взрыва, то причину надо искать не в мудрой сдержанности судей, а в трусости республики» ¹.

Осецкий подчеркивал, что беззаконие, совершенное в Магдебурге, стало возможным только благодаря попустительству высших судебных органов. В деле Шредера — Хааса они не пожелали разобраться по двум причинам: во-первых, высшие судебные власти решили покрыть произвол из ложно понимаемой кастовой солидарности. Во-вторых, и это самое главное, Хаас был по национальности евреем, а в этот период антисемитизм в Германии становится политическим оружием реакции. В данном случае верховные судебные власти явно не хотели «портить отношения» с нацистами и их приспешниками.

Анализируя обстоятельства дела Шредера, Карл Осецкий указывал, что магдебургский скандал весьма ярко показал фиктивный характер «независимости» судей в веймарской Германии. Юстиция — это служанка реакции — таков был урок, преподанный Макдебургом. «Вла-

—————

¹ „Weltbühne", 3.VIII.1926, N 31, S. 161.

106

дычество красных мантий, — пишет Осецкий, — это хуже, чем наследственная монархия» ¹.

В конце 20-х годов веймарские суды инсценировали целый ряд политических процессов. Многочисленные суды над неугодными правящим кругам политическими деятелями, журналистами, а также представителями «низших классов» — рабочими и крестьянами — должны были терроризировать народные массы и демократическую общественность. Веймарская юстиция стремилась надеть намордник на противников буржуазного строя, в частности, на беспокойных критиков и разоблачителей реакции. Передовым людям, честным публицистам предъявлялось обвинение: обвинение в государственной измене. Еще в связи с процессом Кюстера и Якоба в марте 1927 г., о котором рассказывалось в предыдущей главе, Осецкий подчеркивал, что подобные процессы — акт мести публицистам, доставившим неприятности рейхсверу². Особенностью «Понтонного» процесса, как и многих других политических процессов конца 20-х годов, было обращение с подсудимыми — честными и патриотически настроенными людьми — как с платными агентами и шпионами. В этом Осецкий усматривал «чудовищную опасность для всей политической и духовной жизни» ³.

В «Памятной записке» «Германской лиги защиты прав человека» приведены данные о деятельности веймарской юстиции. Если с 1882 по 1913 г. в Германии было осуждено за государственную измену и шпионаж 159 человек, то в 1919-1925 гг. эта цифра выросла до 1600. В одном только 1927 г. по обвинению в государственной измене было осуждено 44 человека. Такое обвинение предъявлялось в первую очередь журналистам, писавшим правду о тайных германских вооружениях, в частности вскрывшим тайны «черного» рейхсвера.

Типичным примером тенденциозного политического судилища может служить дело пацифиста Фрица Реттхера, издателя еженедельника «Меншхейт». За публикацию материалов о наглых требованиях милитаристов, призывавших к открытому саботажу Версальского мирного договора. Реттхер был арестован и предан суду.

—————

¹ „Weltbühne", 10.VIII.1926, N 32, S. 200.

² „Weltbühne", 15.III.1927, N 11, S. 400.

³ Там же, стр. 401.

107

В августе 1927 г. Осецкий с тревогой писал об «эпидемии политических процессов по обвинению в государственных преступлениях» ¹. А через несколько месяцев, в декабре того же года, состоялся процесс над Осецким и Якобом в связи с публикацией последним статьи «В защиту Шульца». В марте 1928 г. вновь судили Якоба, на сей раз вместе с Фрицем Кюстером. Во второй половине 1927 г. обвинение в государственной измене было предъявлено генеральному секретарю пацифистского «Немецкого общества мира» Герхарту Зегеру. Процесс следовал за процессом.

В 1927 г. внимание немецкой общественности было привлечено к делу Якубовского. Юзеф Якубовский, поляк по национальности, в 1925 г. был приговорен к смерти за убийство своего «незаконнорожденного» сына и в том же году казнен в городе Нейштрелице. До последнего момента Якубовский оспаривал свою причастность к убийству.

Прогрессивная общественность занялась делом Якубовского отнюдь не из-за желания поднять шум, погреть руки на сенсации. У Гроссмана, Осецкого, Ольдена и других деятелей, примыкавших к «Вельтбюне», возникли серьезные и обоснованные сомнения в виновности Якубовского. Мотивировка смертного приговора представлялась им недостаточно убедительной. Не исключена была возможность роковой судебной ошибки. Как известно, сомнениям этим суждено было оправдаться.

Борьба за пересмотр дела Якубовского шла несколько лет. Пересмотр дела имел и политическое значение, так как доказательство невиновности Якубовского нанесло бы тяжелый удар по реакционной юстиции и подтвердило бы обоснованность требований о ее перестройке в демократическом духе. Карл Осецкий проявлял к делу неослабевающий интерес. Вместе с Гроссманом он принимал участие в поисках адвоката, услуги которого были необходимы для того, чтобы добиться повторного рассмотрения дела трехлетней давности. В июле 1928 г. Осецкий в статье «Друг Хейн» говорил, что рост в Германии настроений в пользу отмены смертной казни — это «симптом все более усиливающегося недоверия к юсти-

—————

¹ „Weltbühne", 9.VIII.1927, N 32, S. 197.

108

ции»¹. Веймарской юстиции, по мнению Осецкого, не должно быть позволено по своему усмотрению решать вопрос о жизни или смерти людей. Резко критикуя буржуазное правосудие, Осецкий требует подлинной гуманности, уважения к жизни любого человека, обличает лицемерие буржуазного государства, которое в мирное время карает за убийство смертью, а во время войны за десятки и сотни убийств награждает орденами.

«Германской лиге защиты прав человека» удалось с огромным трудом добиться пересмотра скандального дела. Б июне 1929 г., четыре года спустя после казни Юзефа Якубовского, состоялся новый процесс. Были выявлены и наказаны подлинные убийцы. Самого Якубовского суд не оправдал, однако выразил определенные сомнения в его причастности к убийству. Несмотря на половинчатость нового судебного решения, было ясно одно: в Нейштрелице в 1925 г. был казнен человек, вина которого была далеко не доказанной. Такие влиятельные немецкие деятели, как великий физик Альберт Эйнштейн, писатель Генрих Манн, дипломат Гарри Кесслер, известный пацифист Гельмут фон Герлах, Карл Осецкий, выступили с заявлением, в котором выражали свою уверенность в невиновности Юзефа Якубовского.

Пересмотр дела Якубовского был серьезным поражением реакции. Якубовский был поляком, т. е. представителем народа, против которого националистическая германская реакция с давних времен вела озлобленную пропаганду. Принадлежность Якубовского к «низшей» славянской расе сыграла немалую роль в его осуждении. Несмотря на то что Якубовский плохо знал немецкий язык, у него на процессе не было переводчика. Где уж тут было говорить о каком-то серьезном изучении обстоятельств дела! Не случайно реакция вела ожесточенную борьбу против повторного рассмотрения. И все же в этом случае справедливость одержала пусть не полную но все же победу.

Осецкий не ограничивался разоблачением реакционного характера одной лишь веймарской юстиции. С гневом и возмущением он клеймил американских мракобесов от правосудия, учинивших гнусную расправу над Рабочими-итальянцами Сакко и Ванцетти. Как и все про-

—————

¹ „Weltbühne", 24.VII.1928, N 30, S. 115.

109

грессивное человечество, Осецкий был потрясен приговором этим ни в чем не повинным людям. Дело Сакко и Ванцетти, по словам Осецкого, в течение нескольких дней уничтожило моральный авторитет Соединенных Штатов. Осецкий писал: «Статуя Свободы одела маску палача, а ее высоко поднятый факел становится костром, на котором горит ее славное прошлое»¹. Его возмущало, что у судей Сакко и Ванцетти «классовое чувство вытеснило все другие чувства и соображения»². Осецкий призывал всех юристов земного шара заявить решительный протест Вашингтону. Он предсказывал, что судебная расправа над двумя рабочими «разверзнет пропасть между Соединенными Штатами и всем остальным миром»³.

Вопиющее «дело» Сакко и Ванцетти вновь подтверждало правильность резких суждений Осецкого о буржуазном правосудии. Процесс Сакко и Ванцетти стал глумлением над законом и гуманностью. «Независимость судей, некогда либеральный палладиум, превратилась в бессмыслицу» ⁴, — писал Карл Осецкий, подчеркивая насквозь лицемерный и лживый характер буржуазной юстиции.

Статьи издателя «Вельтбюне» разоблачали беззаконие и произвол в хортистской Венгрии, боярской Румынии, санационной панской Польше — везде, где творился неправый суд.

Большой интерес представляют высказывания Осецкого о причинах преступности в буржуазном обществе. Осецкий убедительно показывал, что основная причина преступлений — это социальная несправедливость, эксплуатация человека человеком, нужда и нищета трудящихся, страх остаться без работы, страх перед завтрашним днем. В статье «Эрна Антони» Осецкий останавливается на обычном уголовном деле. Простая служащая конторы Эрна Антони убила шантажистку, грозившую разоблачить интимные секреты Эрны. Такое разоблачение привело бы к потере работы. И вот страх оказаться на улице, потерять место в обществе, страх перед ги-

—————

¹ „Weltbühne", 9.VIII.1927, N 32, S. 197.

² Там же, стр. 200.

³ „Weltbühne", 23.VIII.1927, N 34. S. 277.

⁴ Там же, стр. 278.

110

белью «репутации» толкает Эрну Антони на тяжкое преступление. Кто же виноват? На этот вопрос Осецкий дает ясный и прямой ответ: виновата «современная система», т. е. звериный капиталистический уклад жизни с его волчьими законами ¹. Голод, социальная нужда — вечные спутники «высокоразвитого» капиталистического общества; они же и главные причины преступлений.

Не было таких скандальных процессов, не было таких беззаконий, мимо которых прошел бы «Вельтбюне».

В 1930 г. еженедельник Карла Осецкого большое внимание уделял делу Буллериана, которое в Германии сравнивали со знаменитым делом Дрейфуса. В 28-м номере журнала за этот год появилась статья Курта Гроссмана «Дрейфус и Буллериан», проливавшая свет на это примечательное дело. Суть его заключалась в следующем. Вальтер Буллериан был служащим небольшой фабрики в Берлине «Берлин-Карлсруэр индустриверке». В январе 1925 г. на фабрику внезапно явились представители союзнической контрольной комиссии, осуществлявшей надзор за соблюдением побежденной Германией условий Версальского договора. Комиссии удалось довольно быстро найти на фабрике хорошо замаскированный склад оружия.

У дирекции фабрики сложилось впечатление, что комиссия заранее получила сведения о тайном складе. Буллериана, обладавшего трудным, неуживчивым характером, не любили на фабрике. К тому же у него были давние нелады с директором, господином Гонтаром. Кто-то вспомнил: Буллериана видели однажды около квартиры французского лейтенанта, члена комиссии. Кто-то рассказал, что Вальтер Буллериан был очень взволнован, когда комиссия прибыла для поисков оружия. Администрация решила, что именно Буллериан выдал склад союзнической комиссии.

В 1927 г. Имперский суд в Лейпциге судил Булериана по обвинению в государственной измене. Однако одних домыслов и предположений было, конечно, недостаточно для осуждения. Тогда был вытащен на свет божий некий свидетель, фамилия которого сохранялась в тайне. Объявили лишь, что свидетель заслуживает абсолютного доверия».

—————

¹ „Weltbühne", 9.X.1928, N 41, S. 552.

111

Буллериан отправился на каторгу. Его приговорили к 12 годам...

Прошло пять лет. В Германии уже забыли о Вальтере Буллериане и его деле. И вот Курту Гроссману попались на глаза материалы этого дела. Изучив их, Гроссман пришел к выводу, что в 1927 г. осудили невиновного. Такое же мнение сложилось у Осецкого и других его соратников по «Вельтбюне». Осецкий и его друзья решили начать кампанию за пересмотр дела Буллериана. Помимо того что Осецкий стремился помочь невинно пострадавшему человеку, он считал необходимым показать, какова цена громогласных процессов против «изменников», насколько порочны методы веймарской юстиции.

Журнал потребовал «немедленного освобождения Буллериана» ¹. К 1930 г. после длительного расследования, предпринятого Куртом Гроссманом и его друзьями, удалось выяснить, что таинственным свидетелем был директор фабрики, где работал Буллериан, Пауль Гонтар. Под давлением фактов он признался, что дал свои показания на процессе Буллериана ... с чужих слов. «...Лично я не производил никаких расследований», — заявил Гонтар. Выяснилось, что заслуживающий «абсолютного доверия» свидетель — далеко не безупречная личность. Еще в 1907 г. он совершил подлог, чтобы добиться выгодного военного заказа.

Статья Гроссмана «Дрейфус и Буллериан» была написана по указанию Осецкого. Общественность всколыхнулась. Драматург Феликс Циге создал пьесу о деле Буллериана, поставленную в Немецком художественном театре со знаменитым актером Маттиасом Виманом в главной роли. Делом заинтересовались видные профессора-юристы. Судебные власти были вынуждены назначить повторное разбирательство. В ноябре 1932 г. в Имперском суде в Лейпциге начался второй процесс Буллериана. Он происходил при открытых дверях и при большом стечении публики. Буллериана защищали известные гористы Курт Розенфельд и Гуго Зинцхаймер. Несмотря на сопротивление влиятельных веймарских судей, стремившихся спасти престиж Имперского суда и добиться повторного осуждения Буллериана, процесс кончился оправданием Буллериана «за недостаточностью доказа-

—————

¹ „Weltbühne", 8.VII.1930, N 28, S. 44.

112

тельств». Веймарская юстиция, семь лет державшая в тюрьме невинного человека, получила еще одну пощечину.

«Вельтбюне», в декабре 1932 г., подводя итог, писал, что несправедливое осуждение Буллериана «оскорбило чувство справедливости у народа». Исход процесса позволил сделать один главный вывод: «общественность, один из важнейших гарантов прав обвиняемого, не должна исключаться из процесса, если на то нет особо важных причин»¹. Если бы и первый процесс Булериана происходил при открытых дверях, то его осуждение едва ли стало возможным.

«Вельтбюне» пытался добиться и наказания лжесвидетеля Гонтара. В журнале было опубликовано открытое письмо Курта Гроссмана Гонтару, обвинявшее бывшего директора в нечестности. В марте 1933 г. должен был состояться процесс, на котором Гроссману предстояло доказать свои обвинения. Но 28 февраля запылал рейхстаг, и Гроссман, как и многие сотни и тысячи немцев, был вынужден покинуть Германию.

Борьба против реакционной веймарской юстиции была очень важным, но далеко не единственным фронтом, на котором Осецкому и его друзьям приходилось выступать с открытым забралом. Упорную борьбу Осецкий и его журнал ведут против политики правых буржуазных партий веймарской Германии: ультрареакционных немецкой народной, немецкой национальной и других, против «умеренной» демократической партии, отражавшей интересы либеральной буржуазии.

Особо пристальное внимание на всем протяжении руководства еженедельником «Вельтбюне» Осецкий уделяет социал-демократам. Он постоянно следит за деятельностью социал-демократической партии и ее руководителей. Осуждение капитулянтской, соглашательской тактики правых социал-демократов становится одной из ведущих тем в политической публицистике Осецкого.

«Вельтбюне» прежде всего обращает внимание на поразительную пассивность правых социал-демократов, на их стремление «уживаться» с буржуазными порядками, «не портить отношений» с веймарскими правительствами.

«Социал-демократия ... полна железной решимости, —

—————

¹ „Weltbühne", 13.XII.1932, N 50, S. 863.

113

писал Осецкий в 1927 г., — делать то, что она делает уже в течение семи лет, а именно спать»¹. «Иногда, замечал Осецкий еще раньше, в 1926 г., — в социал-демократов вселяется дух радикализма, и тогда, кажется они готовы штурмовать небо. Но не волнуйтесь: это лишь короткая вспышка» ².

Остро критиковал Осецкий руководящих деятелей правой социал-демократии Зеверинга, Цергибеля, Гильфердинга и др. Социал-демократические публицисты любили ссылаться на Зеверинга, министра внутренних дел Пруссии, как на образец стойкости, непоколебимости и твердости в борьбе против буржуазной реакции. Карл Осецкий увидел в Зеверинге совсем иное. Осецкий знал, что Зеверинг был автором многих антирабочих распоряжений и приказов. Это он в период мартовских боев 1921 г. приказал беспощадно расправляться с рабочими. Осецкий иронизировал над стремлением Зеверинга «вставать в позу» и изображать себя чуть ли не спасителем республики. «Он восстал против Куно и Гесслера, — пишет Осецкий, — но честный летописец напрасно будет искать конца этих храбро начатых походов, которых никто не выиграл» ³.

Будущее подтвердило справедливость критики Осецкого. В 1931 г., когда фашизм уже готовился к захвату власти, Зеверинг категорически отказался удовлетворить справедливые требования КПГ: снять запрет с «Союза красных фронтовиков», обеспечить подлинную свободу печати и т. д. На сей раз Зеверинг вновь оказался в лагере реакции.

Столь же критически Осецкий оценивал деятельность крупнейшего теоретика социал-демократов Рудольфа Гильфердинга — автора теории «организованного капитализма». Он неоднократно подчеркивал ошибочный и роковой характер теорий и деятельности Гильфердинга в руководстве СДПГ.

В период 1926—1932 гг. Осецкий много пишет о союзе социал-демократов с буржуазией как источнике многих бед Веймарской республики. «Социал-демократия вынуждена была сделать больше уступок, чем какая-либо дру-

—————

¹ „Weltbühne", 1.II.1927, N 5, S. 164.

² „Weltbühne", 29.V1.1926, N 26, S. 994.

³ „Weltbühne", 24.VIII.1926, N34, S. 281.

114

гая партия... Социалисты роздали из наследия Бебеля чуть ли не все до последней рубашки... Союз с правыми с момента принятия июльской резолюции. Он воплотился в союзе Эберта и был подтвержден в веймарскую эпоху... Многие немцы спрашивают: почему социал-демократы не требуют, чтобы демократы убрали Гесслера? Почему вопрос о рейхсвере не становится самым главным предметом дискуссии? Почему председатель рейхстага Лебе не поднимается на трибуну, чтобы изгнать ко всем чертям человека, подорвавшего конституцию?..» ²

Осецкий неоднократно предостерегает социал-демократов от беспринципного участия в коалиционных правительствах. Вхождение в реакционные буржуазные кабинеты, как полагал Осецкий, в огромной степени ослабляло социал-демократов, парализовало их волю к борьбе. Социал-демократия потеряет значение рабочей партии, если она последует соблазнительным приглашениям и войдет в коалицию с буржуазными силами» ³, — предостерегал он в 1926 г.

Прогнозы Осецкого, как известно, полностью подтвердись: участие социал-демократов в «больших коалициях», кабинетах Штреземана в 1923 г. и Мюллера в 1928 г. означало лишь капитуляцию социал-демократии перед буржуазной реакцией по всему фронту.

В 1928—1929 гг. Осецкий все чаще с озабоченностью обращает внимание читателей на колоссальную пропасть, которая разделяет рядовых социал-демократов и руководство СДПГ. В статье «Утраченные иллюзии» разрыв между «вождями» и массой Осецкий называл «чудовищным». «Нигде мы не найдем столь ничтожной дозы природного демократизма, как у этих социалистических «превосходительств»»⁴. Капитулянтство неизбежно вело к отрыву от масс, а отрыв от масс в свою очередь толкал социал-демократическую верхушку на дальнейшие уступки бур-

—————

¹ «Мирная» резолюция рейхстага, принятая 19 июля 1917 г. при согласии социал-демократов, поддержала кайзеровское правительство Михаэлиса, фактически перекладывая ответственность за войну на страны Антанты.

² „Weltbühne", 27.VII.1928, N 30, S. 120—121.

³ „Weltbühne", 7.IX.1926, N 36, S. 360.

⁴ „Weltbühne", 21.VI 11.1928, N 34, S. 268.

115

жуазной реакции, на полный отказ от революционной борьбы, на идеализацию буржуазных порядков. Социал-демократы, как указывал Осецкий, пропагандируют гнилую идейку: «Конечная цель достигнута, у нас самая свободная конституция, у нас лучшая из всех республик» ¹.

Это была проповедь отказа не только от революционной борьбы, но и от самой идеи революции, проповедь классового мира. Соглашательская позиция социал-демократов, их в корне ошибочная тактика пактирования и беспринципного «сотрудничества» с буржуазными партиями подвергались резкой критике со стороны Коммунистической партии Германии. Весьма знаменательно, что в данном очень важном вопросе Осецкий занимал весьма близкие к коммунистам позиции.

Отказ от борьбы за права трудящихся, сговор с буржуазией все более превращали социал-демократическую партию в чуждую народу политическую группировку. Опасения Осецкого на этот счет нашли трагическое подтверждение в майских событиях 1929 г.

Задолго до майских праздников 1929 г. полицейские власти Берлина запретили всякие шествия и демонстрации в столице. По мере приближения дня 1 мая трудящиеся Берлина неоднократно требовали от полицей-президента социал-демократа Цергибеля снятия запрета и предоставления рабочим возможности отметить свой традиционный праздник. Цергибель ответил на эти требования приказом об усилении полицейских нарядов. 21 апреля орган КПГ «Роте фане» писала, что «социал-демократическое руководство намерено превратить 1 мая в день расправы над пролетариатом Берлина», что Цергибель «порохом и саблями» готовится разогнать рабочую демонстрацию². 23 апреля «Роте фане» обратилась непосредственно к Цергибелю. «Бывший бочарник Цергибель, сохранились ли у тебя еще остатки стыда?» ³ — спрашивала газета. К сожалению, Цергибель остался глухим к призывам и обращениям трудящихся.

Созданный берлинским пролетариатом комитет по проведению первомайского праздника 26 апреля подтвер-

—————

¹ „Weltbühne", 29.I.1929, N 5, S. 163.

² „Die Rote Fahne", 21.IV.1929.

³ „Die Rote Fahne", 23.IV.1929.

216

дил твердое намерение рабочих игнорировать нелепый запрет Цергибеля и выйти 1 мая на улицы Берлина. «Берлинские рабочие, — говорилось в коммюнике комитета, — останутся и в этом году верными традиции организовывать боевые шествия в день 1 мая» ¹.

Цергибель и его полицейские судорожно готовились к провокации. Уже 27 апреля полиция была приведена в боевую готовность. В специальном обращении к населению Берлина Цергибель грозил расправой всем, кто не подчинится его запретам. Социал-демократ Цергибель, который, как писала «Роте фане», с 1926 по 1929 г. ничего не предпринимал для пресечения террористической деятельности нацистов, заранее готовился к «сражению» с мирными демонстрантами. Факты опровергают утверждения буржуазных историков о «случайном» характере кровопролития в Берлине, о «роковом стечении обстоятельств». Еще более нелепыми кажутся в свете исторических фактов попытки свалить вину на рабочих, на коммунистов, которые якобы нарушили «порядок» и вышли на улицу вопреки «благоразумию».

1, 2 и 3 мая 1929 г. полиция устроила в германской столице чудовищное кровопролитие. Мирных рабочих разгоняли, избивали, давили полицейскими машинами, расстреливали. В рабочих районах Веддинге и Нейкельне демонстранты в целях самообороны вынуждены были построить баррикады и вступить в бой с полицией. Около 30 человек погибло, более 100 было тяжело ранено. Среди полиции не было никаких потерь. Пущенная в ход Цергибелем сказка об «убийстве полицейского» как первопричине беспорядков была быстро разоблачена.

После майских дней в Берлине было объявлено осадное положение. На несколько дней была запрещена газета «Роте фане». Отменили всякие собрания и митинги. В Пруссии полиция объявила о запрете «Союза красных фронтовиков».

Майские события на улицах Берлина были беспрецедентным примером разгона мирной демонстрации. Действия берлинской полиции не нашли одобрения даже у буржуазной прессы. События в Берлине широко освещались европейской и американской печатью. Одним из первых возмущение произволом полиции выразил Карл Осецкий.

—————

¹ „Die Rote Fahne", 27.IV.1929.

117

Его позиция была ясной и бескомпромиссной. «Вельтбюне» клеймил позором полицию и ее «шефа» Цергибеля. 14 мая 1929 г. Осецкий потребовал немедленной отставки полицей-президента. Действия полиции, превратившей рабочие кварталы в «арену пляски смерти», оценивались Осецким как проявление произвола, истерии и безумия. Осецкий подчеркивал, что Цергибель нанес тяжелый удар не только своей партии, но и всей республике. В этом, по мнению Осецкого, был главный политический итог майских событий.

Статья от 11 мая 1929 г. «Исключительный закон против коммунистов?» содержит развернутую характеристику капитулянтства и предательства социал-демократов. Осецкий заостряет внимание на том факте, что социал-демократическая партия не сделала никаких выводов из чудовищных действий Цергибеля, спровоцировавшего кровавые события в берлинских рабочих кварталах. Социал-демократы, по мнению Осецкого, стали «игрушкой аппарата», марионеткой в руках буржуазных заправил веймарской Германии.

Отказ от борьбы за социалистические идеи и цели, жизнь на проценты от старого капитала и былой славы, игра в либерализм — таковы главные признаки германских социал-демократов 1929 г. в оценке «Вельтбюне».

По инициативе КПГ в Берлине была создана комиссия для расследования кровавых событий 1 мая 1929 г. Наряду с коммунистами в работе комиссии приняли участие многие прогрессивно настроенные публицисты, писатели, юристы, общественные деятели. Среди них были, в частности, издатель «Тагебуха» Стефан Гроссман, член демократической партии известный адвокат доктор Апфель. В состав комиссии вошел и Карл Осецкий. Комиссия организовала в июне 1929 г. два публичных заседания. Одно из них состоялось в Большом театре Берлина. На нем присутствовало 4 тыс. человек. Многие не попали в здание театра. Другое заседание происходило в рабочем районе — «красном» Веддинге. Наплыв участников был настолько велик, что пришлось проводить два параллельных митинга в один день.

Комиссия приняла специальный манифест к населению Германии. «Запрещение майских демонстраций, — говорилось в этом документе, — не имело места в одном немецком городе за исключением Берлина... Лишь

118

в Берлине празднование майских дней привело к кровопролитию. Жертвы бессмысленных полицейских нападений — все без исключения невинные люди... Большинство из них погибло не 1, а 2, 3 и даже 4 мая. Все они убиты в результате применения полицией оружия и боеприпасов огромной разрушительной силы» ¹.

Комиссия в своем манифесте (он был опубликован в коммунистической печати) потребовала немедленного смещения Цергибеля с поста полицей-президента Берлина, запрещения применять огнестрельное оружие против мирных демонстрантов, немедленного освобождения всех лиц, арестованных в связи с майскими событиями, выплаты семьям погибших и людям, ставшим инвалидами, соответствующего возмещения.

Принятие манифеста было большой политической победой коммунистов, которым удалось привлечь к его разработке передовых представителей немецкой интеллигенции. Манифест рассказал правду о виновниках кровопролития, которую нельзя было игнорировать или опорочить ссылкой на то, что это-де «агитация» коммунистов. Социал-демократический «Форвертс» выступил с нападками на комиссию и ее участников. Орган СДПГ называл членов комиссии некоммунистов «интеллигентскими марионетками компартии», обвинял их в спекуляции на человеческой крови.

Разъясняя свои позиции, Осецкий заявлял: «Мы (члены комиссии) действовали, исходя из убеждения в том, что наши действия необходимы... Мы считаем абсурдом, что люди, повинные в убийстве трех десятков людей, могут по-прежнему работать в учреждении, которому доверена безопасность Берлина» ².

Как подчеркивал Осецкий, в комиссии некоммунисты в товарищеской и деловой обстановке сотрудничали с коммунистами. Последние не делали попыток оказать какое-либо давление на членов комиссии некоммунистов. Коммунисты, которые «в глазах запуганных мещан воплощают московские ужасы, оказались спокойными, уравновешенными людьми с высоким чувством ответственности» ³.

—————

¹ „Tribüne", 8.V.1929.

² „Weltbühne", 11.VI.1929, N 24, S. 881.

³ Там же, стр. 882.

119

На заседаниях комиссии выступило около 300 свидетелей, представителей различных классов и слоев общества. Было неоспоримо доказано, что «компартия не предпринимала никаких шагов, которые могли бы вызвать беспорядки, и не призывала к ним» ¹.

Осецкий отмел вздорные утверждения «Форвертс» и реакционной правой прессы о том, что заседания комиссии были «коммунистическим ревю». «Это был свободный суд, народный ареопаг, преследующий цель послужить правде и восстановить факты» ².

Майская провокация в Берлине не произвела никакого впечатления на руководство социал-демократической партии. На Магдебургском съезде СДПГ в конце мая 1929 г. никто не потребовал от Цергибеля отчета за его преступные действия. Майские события в Берлине не стали предметом серьезного обсуждения. Комментируя действия Магдебургского съезда, Осецкий указывал на необходимость замены в СДПГ старого руководства новым, «свободным от республиканского мещанства, обладающим конструктивными идеями» ³.

К сожалению, социал-демократическая партия продолжает идти по своему ошибочному и пагубному пути, проводит все тот же старый, дискредитировавший себя курс. Цергибель по-прежнему занимает пост полицей-президента Берлина. Осецкий называет это «чудовищным, наиболее непонятным явлением в нашем якобы народном государстве» ⁴. Более того, Цергибель подает в суд жалобу на центральный орган компартии «Роте фане», надеясь на то, что веймарская юстиция расправится с неугодной газетой. В январе 1930 г. Цергибель, которого Осецкий теперь иронически именует «товарищем Ц», добивается конфискации номера «Роте фане» за публикацию не угодной ему статьи. «То, что сегодня случилось с «Роте фане», — пишет Осецкий, — завтра ... может случиться и с «Вельтбюне», газетами демократической партии и даже с «Форвертсом»» ⁵.

—————

¹ „Weltbühne", 11.VI.1929, N 24, S. 882.

² Там же.

³ „Weltbühne", 4.VI.1929, N 23, S. 843.

⁴ „Weltbühne", 24.XII.1929, N 52, S. 929.

⁵ „Weltbühne", 21.I.1930, N 4. S. 149.

120

Маленьким красно-кирпичным тетрадкам «Вельтбюне» приходилось вести повседневную и подчас жестокую борьбу. Это была борьба с неравными силами, борьба против таких мощных противников, как рейхсвер и юстиция. И все же «Вельтбюне», руководимый Осецким, не сдавался. Он готовился к главному сражению, сражению с гитлеровским нацизмом и его прислужниками.

У дверей ночи

Наступила осень 1929 г. «Блестящий фасад» последних лет, лет стабилизации, казалось, не предвещал ухудшения экономического и политического положения Германии. Но за внешним благополучием уже накапливались опасные симптомы надвигающегося кризиса. Падение курса акций на нью-йоркской бирже было увертюрой ко всеобщему краху в капиталистическом мире. С небывалой силой обрушился экономический кризис и на Германию. К 1932 г. индекс промышленного производства в Германии упал до 59 (1913 г. = 100). Кривая безработицы неудержимо поползла вверх. В разгар кризиса в стране насчитывалось 7 млн. полностью безработных. Аграрный кризис привел к массовому разорению крестьянства. Резко ухудшилось положение мелкой буржуазии.

Экономический кризис в Германии с огромной быстротой перерос в политический кризис невиданного масштаба. С конца 1920 г. политическая реакция в стране резко усиливается. Монополистическая буржуазия всерьез начинает подумывать об установлении в стране открытой фашистской диктатуры, об ускоренном развязывании агрессивной войны.

Реакция открыто требует уничтожения в Германии последних остатков демократических свобод. Еще в 1929 г. под запретом оказывается крупнейшая пролетарская организация — «Союз красных фронтовиков». Усиленной травле подвергают Коммунистическую партию и ее руководителей. Орган немецкой народной партии «Дейче альгемайне цейтунг» требует «провести реформы не только против социал-демократии ... но и вообще против партий

122

и против парламента» ¹. Монополии и выполняющие их волю правительства ведут настоящее наступление на социальные завоевания трудящихся, стремятся всячески сократить и без того мизерные ассигнования на социальные нужды.

В 1930 г. канцлером Германии становится Генрих Брюнинг, член партии центра, которого Осецкий называл «самым скверным канцлером в истории Веймарской республики». Период канцлерства Брюнинга — это постепенный отказ от парламентских методов, подготовка перехода к открытой диктатуре наиболее реакционных и наиболее империалистических элементов монополистического капитала. Брюнинг с большим почтением относился к Гинденбургу, под началом которого он служил в кайзеровской армии. В то же время он игнорировал рейхстаг и управлял с помощью чрезвычайных законов. Этот рейхсканцлер часто пользовался 48-й статьей Веймарской конституции, которая давала президенту Германии диктаторские полномочия. Осецкий в одной из своих статей заметил, что Брюнинг с момента вступления на пост рейхсканцлера ориентировался, главным образом, на 48-ю статью, позволявшую ему обходить рейхстаг.

Осецкий так изложил политическую программу Брюнинга: «Больше власти имперскому президенту! Изменение конституции! Разрушение социальной политики! «Энергичная» внешняя политика! Вооружения! Колонии! Возвращение Польского коридора!» ².

Новый рейхсканцлер резко сократил ассигнования на помощь безработным, зато не скупился на «восточную помощь» — денежные подачки прусским помещикам-юнкерам, на кредиты монополистическим концернам.

Карл Осецкий уже 1 апреля 1930 г. писал, что приход к власти кабинета Брюнинга приведет к усилению реакции, так как «господин Брюнинг и его гвардия косится направо». После выборов в рейхстаг 14 сентября 1930 г. Осецкий пишет о том, что «трагический час республики начался». Анализируя итоги выборов, на которых нацистам удалось собрать значительное количество голосов, Осецкий призывает всех сторонников республики

—————

¹ Цит. по: А. С. Ерусалимский. Германский империализм: история и современность. М., 1964, стр. 339.

² „Weltbühne", 3.II.1931, N 31, S. 159.

123

усилить борьбу против реакции и фашизма. Осецкий неоднократно пишет об антидемократизме Брюнинга, о его пренебрежении к нормам и институтам даже буржуазной демократии, о терпимости к Гитлеру. 11 ноября 1930 г. журнал «Вельтбюне» бросает Брюнингу обвинение в том, что он заключил союз «со всеми националистическими и реакционными силами» и занят поисками «общей платформы» с нацистами. Осецкий разоблачает диктаторский характер чрезвычайного закона от 28 марта 1931 г., принятого якобы в целях борьбы против нацистов. На самом деле, как отмечал Осецкий, 17 параграфов этого закона означают отмену свободы слова, печати, наступление на гражданские права. Осецкий говорил, что для обуздания нацистских банд вполне достаточно применения уже существующего законодательства. Чрезвычайные же законы направлены, как писал журнал «Вельтбюне», против левых сил, против демократии вообще.

В статье 1930 г. «Старый большой нуль» рисуется картина полного засилья реакции в веймарской Германии. Реакция захватила позиции в юстиции, школе, значительной части административного аппарата, в армии. Она «неоднократно оказывала решающее влияние на финансовую и экономическую политику и подала громкий сигнал к штурму социальной политики. Она с невиданным упорством тащила республику вправо» ¹.

Большую опасность, по мнению Осецкого, представляли не только отдельные подрывные действия реакции против республиканского строя, но и тайная обструкция, имевшая место в правительственном аппарате, в органах юстиции, в рейхсвере. «Повсюду сидит эта трусливая, анонимная оппозиция, — пишет Осецкий в статье «Диктатура Зеверинга» в конце 1929 г., — в юстиции, армии, дипломатии, органах управления. Там свила себе гнездо фальшивая лояльность людей, которые поклялись в верности республике лишь на время, которые извращают ее дух, саботируют ее работу и в меру своих сил стараются сделать смешным и жалким самое ее имя» ².

В условиях постепенного перехода к диктатуре монополистической реакции социал-демократические лидеры продолжали свою оппортунистическую и раскольническую

—————

¹ „Weltbühne", 29.VII.1930, N 31, S. 151.

¹ „Weltbühne", 29.X.1929, N 44, S. 647.

124

политику. Подтверждением этого было «терпимое», по словам Карла Осецкого, отношение социал-демократических руководителей к Брюнингу и Гренеру, действия социал-демократа Зеверинга в Пруссии, который отказался снять запрет с «Союза красных фронтовиков» и обеспечить нормальное появление коммунистических изданий.

Оценивая итоги съезда социал-демократов в Лейпциге в 1931 г., Осецкий вновь пишет о недальновидности лидеров СДПГ, которые в условиях растущей угрозы фашизма продолжают жить иллюзиями, оставаться на позициях «правового государства». Осецкий упрекает социал-демократов в увлечении фразой и парадностью, в нежелании замечать всей серьезности существующего положения. «Вельтбюне» вновь пишет об отрыве социал-демократического руководства от рабочего класса, о тяжелом внутреннем кризисе СДПГ. Несмотря на настоятельную необходимость объединения всех антифашистских сил, социал-демократические вожди не предпринимают никаких шагов для сближения с коммунистами, подвергают компартию необоснованным, тенденциозным нападкам.

Осецкий очень рано распознал опасность нацизма. Высмеивая бездарность, дешевую демагогию фашистских лидеров, Осецкий вместе с тем подчеркивает, что сила национал-социалистов не в их лозунгах и «программе», а в поддержке, которую они получают от крупного капитала, с одной стороны, и разоряющихся масс мелкой буржуазии — с другой.

С активизацией нацистов в годы экономического кризиса тема надвигающейся фашистской угрозы становится одной из ведущих в журнале «Вельтбюне». Не только Осецкий, но и другие авторы много внимания уделяй причинам роста влияния нацистской партии, социально-экономическим корням фашизма. Еще до экономического краха 1929 г. Осецкий пишет: «Фашизм хватает за горло демократические государства сильнее, чем капитализм» ¹. Фашизм оценивается Осецким как крайняя форма империалистической диктатуры, как прямое и логическое порождение капитализма. Ведь «капитализм ... поступает только в соответствии с холодным расчетом. Он не знает ни традиций, ни сентиментальности» ².

—————

¹ „Weltbühne", 13.VIII.1929, N 33, S. 228.

² „Weltbühne", 1.X.1929, N 40, S. 500.

125

Для публицистов «Вельтбюне» не было тайной, кто финансирует Гитлера и его клику. «Хозяйство (т. е. крупный капитал. — В. К.) подкармливает Гитлера и Зельдте (главарь реакционной милитаристской организации «Стальной шлем». — В. К.), вооружает и снабжает их военизированные отряды» ¹, — пишет Карл Осецкий в декабре 1929 г.

Со страниц «Вельтбюне» звучат знаменательные слова о союзе фашизма с крупным капиталом во имя крестового похода против коммунизма как решающей предпосылке успеха фашистов. «Германский фашизм сможет утвердиться лишь в том случае, если он будет признан мировым капиталом в качестве надежного заслона против большевизма» ², — пишет Осецкий в 1930 г.

Уже в начале 1930 г. Осецкий говорит об ускоренном процессе оформления фашистского блока. При этом он выражает свое возмущение потворством нацистам со стороны правительства Брюнинга, полиции и юстиции. «Нацистов рассматривают как партию, непоколебимо стоящую на почве законности» ³, — иронически замечает Осецкий.

В июле 1930 г. Осецкий отмечает, что нацисты представляют серьезнейшую угрозу для республики, они — «бич нашей страны». Однако еще более опасна позиция тех государственных органов, которые смотрят сквозь пальцы на деятельность клики Гитлера, позиция судей, которые «столь снисходительны к носителям свастики» ⁴. Осецкого возмущает тот факт, что в условиях крайне возросшей активности нацистов Брюнинг и подчиненный ему полицейский аппарат принимают драконовские меры в отношении Коммунистической партии. Осецкий разоблачает демагогическую позицию правительства, которое готово чуть ли не поставить нацистов и коммунистов на одну доску как «врагов порядка».

Еженедельник «Вельтбюне» много пишет о так называемом эксперименте Фрика в Тюрингии. В 1930 г. нацист Фрик стал министром культуры в земле Тюрингия. Этот ставленник Гитлера незамедлительно начал осу-

—————

¹ „Weltbühne", 17.XII.1929, N 51, S. 896.

² „Weltbühne", 14.Х.1930, N 42, S. 570.

³ „Weltbühne", 18.II.1930, N 8, S. 265.

⁴ „Weltbühne", 15.VII.1930, N 29, S. 78.

126

ществлять фашистскую программу в области культуры. Изгонялись «левые» из школ, библиотек, музеев, насаждалась нацистская идеология. Буржуазная и социал-демократическая пресса не придавала нацистскому «эксперименту» в Тюрингии серьезного значения, рассматривая действия Фрика как своего рода любопытный курьез. «Вельтбюне» был одним из немногих органов печати, по достоинству оценивших «просветительскую» миссию Фрика. Это была генеральная репетиция «культурных» мероприятий нацизма. Не случайно Гитлер ежедневно получал информацию о деятельности своей креатуры «на ниве просвещения».

В декабре 1930 г. гитлеровцы устраивают в Берлине беспорядки в связи с демонстрацией антивоенного фильма по роману Ремарка «На западном фронте без перемен». По указанию Геббельса члены берлинской организации НСДАП взрывают в зале кинотеатра бомбы со зловонными газами, выпускают во время сеанса мышей и крыс, избивают зрителей. Республиканские власти, вместо того чтобы дать по рукам зарвавшимся нацистским подонкам, принимают решение о запрете фильма. Осецкий пишет по этому поводу: «Сегодня он (фашизм. — В. К.) расправился с фильмом, а завтра это будет что-нибудь другое» ¹. «Вельтбюне» вновь и вновь требует обуздания гитлеровских молодчиков. «В отношении национал-социалистов следует придерживаться одной логики, а именно логики толстой палки» ².

Еженедельник «Вельтбюне» неустанно разоблачает социальную демагогию нацистов, их лживый «социализм». Осецкий неоднократно указывает, что в «программе» нацистов нет ни грана социализма. Суть их политики — это «полная поддержка предпринимателей против рабочих» ³. Осецкий смеется над той частью населения, которая верит лживым россказням фюрера, его пустопорожним обещаниям.

Констатируя усилие фашистских тенденций, Осецкий в начале 1931 г. с беспокойством пишет: «Мы уже сейчас живем в условиях милитаристско-фашистского режима» ⁴.

—————

¹ „Weltbühne", 16.XII.1930, N 51, S. 890.

² Там же, стр. 891.

³ „Weltbühne", 23.XII.1930, N 52, S. 932.

⁴ „Weltbühne", 6.I.1931, N 1, S. 4.

127

Республика становится пустой оболочкой, повсюду торжествует реакция. Полиция терроризирует коммунистов и поддерживает нацистов. Полицейским даже непонятно, где они живут: «в Веймарской республике или уже в «третьем рейхе»» ¹. «Фашизация неудержимо идет вперед» ², — пишет Осецкий, комментируя обстановку в июле 1931 г. Он выражает решительный протест против преследования коммунистической и левой печати, обращая внимание на то, что из 22 изданий компартии две трети запрещены цензурой.

Номера «Вельтбюне» часто помещают материалы о связях Гитлера с хозяевами крупнейших концернов Германии Тиссеном, Кирдорфом и др. На сторону нацистов перешел и председатель Рейхсбанка Яльмар Шахт, бывший объектом крайне резкой критики во многих статьях Карла Осецкого. Именно Шахт, который формально не был членом НСДАП, сделал очень много для установления контактов между Гитлером и крупной промышленностью. 11 октября 1931 г. в небольшом курортном городке Гарцбурге состоялась встреча Гитлера и Гугенберга, на которой были и представители крупнейших немецких монополий, среди них многие известные монополисты. Правда, Тиссен и Крупп были в это время в отъезде. Зато здесь находились Эрнст Пенсген, главный директор «Ферейнигте штальверке», представители таких влиятельных концернов, как Калийный трест, «Германская нефтяная компания», гамбургская судостроительная компания «Блом унд Фосс». В Гарцбург явились представители военной камарильи, в частности генерал Сект, богатейшие землевладельцы. Главной темой собрания было будущее государственное устройство Германии. Гитлер заверил почтенных гостей в том, что в своей внутренней и внешней политике он будет руководствоваться в первую очередь интересами монополий.

«Козыри справа!» — так озаглавлена статья Карла Осецкого, комментирующая сборище в Гарцбурге. Монополии окончательно поняли, что Гитлер оправдает их ожидания, его заверения и обещания произвели впечатление на финансово-промышленных воротил. Гитлер, по словам Осецкого, показал себя «изощренным агентом

—————

¹ „Weltbühne", 24.III.1931, N 12, S. 410.

² „Weltbühne", 28.VII.1931, N 30, S. 124.

128

индустрии, который прекрасно знает, чего, ждут его покровители» ¹.

К 1932 г. гитлеровская партия достигает высшей точки своего успеха. Гитлер уже посылает своих эмиссаров за границу, завтракает с генералами рейхсвера. Военный министр Гренер дает официальное разрешение на прием нацистов в рейхсвер. Вслед за союзом с крупными монополиями Гитлер заключает союз с командованием рейхсвера. «Все конституционные устои расшатаны, рейхстаг превратился в свою собственную тень...» ² — пишет «Вельтбюне».

В условиях нарастающей угрозы нацизма судебные власти «вспомнили» об отложенном процессе над Карлом Осецким. Надежды на то, что Осецкий и возглавляемый им журнал «Вельтбюне» «образумятся», перейдут в разряд «умеренных», не оправдались. Еще 12 мая 1931 г. в «Вельтбюне» появилась статья, которая не оставила у судей и их вдохновителей из рейхсвера никакого сомнения в том, что Осецкий и его соратники не намерены «исправиться». В статье подтверждался курс еженедельника. Борьба против милитаризма, юстиции и фашизма провозглашалась главной задачей передовой немецкой интеллигенции. Не могло быть и речи о каком-либо компромиссе. Говоря о процессе против «Вельтбюне», который рано или поздно должен был состояться, Осецкий вскрыл подлинные причины этого нового судебного преследования. Юстиция и военщина заключили союз «для подавления оппозиционной печати и для сохранения исключительного статуса господ военных» ³, — говорил Осецкий. Обвинение в «государственной измене», а также в шпионаже, чудовищное и одновременно нелепое, было продиктовано исключительно соображениями мести, желанием покарать за критику в адрес милитаристов и реакционных судей. Что касается существа обвинения, то как показал Осецкий, оно было построено на ложной аргументации. Верховный веймарский суд объявлял военной тайной вещи, которые ни для кого не были секретом.

Статья в «Вельтбюне» не осталась незамеченной. Потеряв надежду на «исправление» Осецкого, «красные ман-

—————

¹ „Weltbühne", 13.X.1931, N 41, S. 542.

² „Weltbühne", 16.11.1932, N 7, S. 232.

³ „Weltbühne", 12.V.1931, N 19, S. 674.

129

тии» решили перейти в наступление. В начале ноября 1931 г. Осецкий получил повестку, обязывающую его явиться в четвертый сенат Имперского суда в Лейпциге. Председателем суда был назначен известный мракобес Баумгартен, потворствующий нацистам.

Осецкий отправился в Лейпциг в боевом, бодром настроении. Он сознавал, что ему предстоит серьезное сражение во имя истины и справедливости. Осецкий считал, что процесс поможет журналу «Вельтбюне» обратить внимание широких кругов общественности на подозрительную деятельность рейхсвера, заставить веймарскую юстицию показать свое лицо. Защитники Осецкого Альсберг и Апфель не сомневались в своей победе и благоприятном для него исходе процесса. Главный обвиняемый Карл Осецкий, ранее уже не раз сталкивавшийся с правосудием Веймарской республики, был настроен в отношении исхода процесса более скептически. Иногда он несколько охлаждал пыл адвокатов своими ироническими, горькими замечаниями.

Процесс в Лейпциге с самого начала был задуман как демонстративное судилище над политической программой «Вельтбюне», как расправа над непокорным Карлом Осецким, настойчиво боровшимся против реакции и милитаризма. Процесс был закрытым, и это также не было случайностью. Имперский суд решил устранить представителей общественности, чтобы облегчить расправу. Аргументация защиты, доводы здравого смысла были отброшены как ненужный балласт. Суд не думал о том, чтобы разобраться в обстоятельствах этого дела, сфабрикованных в кабинетах Бендлерштрассе.

Карл Осецкий понимал, зачем его вызывают в Лейпциг. У него не было ни малейших иллюзий относительно «показательного» характера этого закрытого процесса. Осецкий проявил незаурядное мужество и смелость. Он не думал о том, что будет «потом», после суда, он обличал. Фактически он стал главным обвинителем. Другой обвиняемый, автор статьи Крейзер, скоро отступил на задний план. Осецкий взял под защиту все написанное Крейзером. Его не пугало то обстоятельство, что он вступил в бой с самыми могущественными силами в Германии. В своем последнем слове Осецкий воздал должное всем своим политическим противникам. Он заявил, что и впредь намерен разоблачать тайное вооружение и

130

бороться против него всеми силами до последнего вздоха.

Осецкий и Крейзер, как и следовало ожидать, были признаны виновными в «разглашении государственных тайн» на основании кайзеровского закона от 3 июня 1914 г. и приговорены к полутора годам тюремного заключения и к возмещению судебных издержек. 11-й номер «Вельтбюне» за 1929 г. подлежал конфискации и уничтожению.

1 декабря 1931 г. еженедельник Карла Осецкого дал соответствующую оценку возмутительному приговору Имперского суда. «Любой журнал, занимающийся критикой рейхсвера, — писал Осецкий, — должен считаться с возможностью процесса по обвинению в государственной измене» ¹. В статье вновь показывалась вся беспочвенность и бездоказательность нагроможденных судом обвинений.

Приговор Имперского суда послужил для Осецкого поводом для весьма грустных размышлении о судьбах Германии. Ведь этот приговор был недвусмысленным свидетельством торжества реакции, уничтожения остатков гражданских свобод, удушения демократии. «Полтора года лишения свободы? — спрашивал Осецкий. — Что это не так уж плохо, ибо со свободой в Германии дела обстоят не блестяще. Постепенно разница между теми, кто сидит в тюрьме, и теми, кто находится на свободе, стирается. Любой публицист, который в наше неспокойное время слушается голоса своей совести, знает, что ему грозит опасность» ².

Осецкий выносит обвинительный вердикт веймарской юстиции. Она уже в 1931 г. служит хозяевам завтрашнего дня, она видит опасность только слева, она снискала ненависть всего народа. Таково подлинное лицо веймарских судей». Ничего не делая для защиты республики, судебные органы изо всех сил выслуживаются перед военным министерством. Председатель суда Баумгартен и прокурор Иорнс, стараясь снискать одобрение Бендлерштрассе, припомнили Осецкому и процесс 1927 г. в связи с выступлением «Вельтбюне» об убийствах в «черном» рейхсвере. Осецкому инкриминировали «неува-

—————

¹ „Weltbühne", 1.XII.1931, N 48, S. 803.

² Там же, стр. 805.

131

жение к офицерскому сословию». По этому поводу Осецкий сказал: «У нас пока еще маленькая армия, но большой милитаризм. Мы слишком привыкли склоняться перед генералами, которые стучат кулаком по столу» ¹.

Атмосфера процесса была, по словам Осецкого угнетающей. Казалось, что это судилище происходит не в начале 30-х годов XX в., а в эпоху князя Меттерниха. Хотелось верить, что кошмар вдруг рассеется и жизнь пойдет своим чередом... Но, увы, этого не случилось!

Цель суда над Осецким была очевидна: помешать ему и его друзьям говорить правду, разоблачать всевластие военщины, коррупцию, произвол, реакционную сущность юстиции. Процесс, как подчеркивал Осецкий, нанес колоссальный ущерб престижу республики.

«Если приговор по делу «Вельтбюне» повлечет за собой другие такого же рода, то с остатками свободы печати будет покончено очень скоро» ², — предостерегал Осецкий своих собратьев по перу, всю мыслящую Германию.

Подводя итоги процессу, Осецкий со свойственной ему прозорливостью охарактеризовал тенденции политического развития в Германии. «В скором времени к власти может прийти открытый фашизм. При этом совершенно безразлично, проложит ли он себе путь, так сказать, легальными средствами или такими, которые рождает лишь фантазия палача. Самое вероятное — сочетание этих обоих методов» ³. Как известно, история подтвердила это мрачное предсказание. Нацисты пришли к власти, сочетая «легальные средства» с кровавым террором, провокациями и разнузданной клеветнической пропагандой.

В статье о «большом процессе» «Вельтбюне» Осецкий вновь призвал все прогрессивные республиканские силы к единству, призвал к объединению усилий республиканцев, социалистов, коммунистов. «Время изолированных действий кончилось» ⁴, — констатировал Осецкий.

Вторично Осецкий остановился на уроках процесса в берлинской вечерней газете «Ахт-ур-абендбдат». В номере этой газеты от 25 ноября появилась статья

—————

¹ „Weltbühne", 1.XII.1931, N 48. S. 808.

² Там же, стр. 810.

³ Там же.

⁴ Там же.

132

«Я — государственный преступник». «Оба осужденных по делу «Вельтбюне» не намерены обрушить на читателя водопад жалоб... Профессия политического публициста никогда не страховала от покушений на жизнь и свободу»¹,— писал Осецкий. Однако отказ от жалоб и от апелляций к чувству сострадания не означал пассивности и покорности. Осецкий заявлял, что, пока существует хоть малейшая возможность борьбы, он не сложит оружия, будет и впредь сражаться за свободу печати, за республику и мир. Он верил в конечное торжество справедливости и демократических принципов.

Иностранная печать уделяла суду над Карлом Осецким огромное внимание. Левые газеты были едины в мнении, что процесс в Лейпциге был расправой над инакомыслящими, серьезным покушением на свободу слова в Германии. К этой точке зрения присоединились даже некоторые буржуазные органы печати. Лондонская газета «Таймс» оценивала процесс как атаку на свободу печати. «Нью-Йорк ивнинг пост» писала 24 ноября 1931 г.: «Это самый суровый приговор, который когда-либо выносился некоммунистическому журналу. Он типичен для крайне жесткого отношения немецких судов ко всем тем, кто не согласен с восстановлением довоенного милитаризма в Германии» ².

С возмущением и осуждением приговор Лейпцигского суда был встречен в Германии. В стране прошли многочисленные собрания протеста. Одно из них было созвано «Германской лигой защиты прав человека» в Берлине. Министр по делам рейхсвера могущественный генерал Гренер сделал все возможное, чтобы сорвать митинг, на котором должны были выступать Осецкий и Крейзер. По его настоянию полицей-президент Гжезинский потребовал от устроителей митинга вычеркнуть Осецкого и Крейзера из списка ораторов, угрожая в противном случае запретить мероприятие. Был найден выход из положения: Осецкий и Крейзер лично не выступали, но зато были зачитаны их послания. В посланиях давалась краткая оценка «большому процессу» «Вельтбюне» как расправе над демократией.

Митинг в Берлине прошел с огромным успехом.

—————

¹ B. Jacob. Weltbürger Ossietzky, S. 85.

² „Weltbühne", 1.XII.1931, N 48, S. 813.

133

Людей пришло так много, что стояли даже в проходах и у стен зала. Во время чтения послания Осецкого комиссар полиции, который наблюдал «за порядком» на митинге, попытался остановить читавшего. Еле-еле удалось удержать его от этого шага. Курт Гроссман схватил полицейского за рукав и несколько минут уговаривал. Полицейский, слава богу, оказался сговорчивым...

Учитывая всеобщее возмущение приговором Имперского суда, социал-демократическая фракция рейхстага внесла запрос по поводу судилища в Лейпциге, требуя объяснить, чем вызван столь строгий приговор. Имперское правительство ушло от ответа на этот запрос.

Встревоженное бурной реакцией общественного мнения в Германии и за ее пределами, военное министерство решило нанести ответный удар. 29 ноября 1931 г. в правой националистической «Дейче альгемейне цейтунг» появилась статья самого генерала Гренера под многозначительным заголовком «Клевета на государство». Наводил на размышления сам факт появления писаний министра в полуфашистской газетенке. Но еще более поразительным было содержание статьи. Гренер разбушевался: он в истерическом тоне требовал расправы над демократами, принятия исключительных законов против всех сторонников мира в Германии, не гнушаясь клеветой и инсинуациями.

8 декабря Осецкий на страницах «Вельтбюне» дал достойную отповедь распоясавшемуся генералу-милитаристу. Клевещут на республику не левые, не пацифисты, а правые партии. Шахт, Тиссен, Гугенберг и иже с ними, вот клеветники и провокаторы, подрывающие устои государства, пишет Осецкий. Почему же, спрашивает он, генерал Гренер не беспокоит этих господ? Ответ простой: Гренер делит Германию на две категории людей — на «хороших, которые согласны во всем с господином военным министром, и на плохих, которые почему-то говорят нет» ¹. Представители монополий делают общее с Гренером и его генералами дело. Они «хорошие». Те же, кто против монополий и ремилитаризации, — это «плохие», это враги рейхсвера, а следовательно, и Германии.

—————

¹ „Weltbühne", 8.XII.1931, N 49, S. 842.

134

После обнародования позорного приговора Имперского суда у Осецкого оставалось очень мало времени. Через несколько месяцев, в течение которых защита предпринимала титанические усилия, чтобы добиться пересмотра дела, Осецкому угрожало заключение. Но и в эти месяцы Карл меньше всего думает о своих личных делах. Все силы, все время он без остатка отдает еженедельнику «Вельтбюне», он борется до самого последнего дня в рядах своей малочисленной, но дружной и сплоченной армии. Конечно, Осецкий понимал: впереди серьезное испытание. Но ничто не могло сломить его волю, его непоколебимую веру в правоту своего дела.

Огромное политическое значение в условиях надвигающейся фашистской угрозы имели президентские выборы 1932 г. В этом году истекал срок полномочий Пауля фон Гинденбурга. Главными кандидатами на пост главы Веймарской республики были опять же Гинденбург, Гитлер и вождь германских коммунистов Эрнст Тельман. «Умеренные» буржуазные партии, в частности демократы, поддерживают Гинденбурга. В его переизбрании они усматривают «единственный выход» из создавшейся ситуации. Демократы и центр рекламируют Гинденбурга как мудрого государственного деятеля, как оплот конституции. Социал-демократы провозглашают лозунг: Гинденбург — меньшее зло по сравнению с Гитлером. Беспрецедентное политическое слабоумие — так оценивает «Вельтбюне» позицию социал-демократических лидеров. Осецкий высмеивает попытки социал-демократов противопоставить Гинденбурга Гитлеру. Социал-демократы, та же, впрочем, как демократическая партия и центр, сознательно закрывали глаза на то обстоятельство, что Гинденбург открыто прокладывал путь к фашистской диктатуре. Осецкий, отношение которого к Гинденбургу определилось еще во время выборов 1925 г., указывает единственно возможный и правильный выход. Журнал призывает всех честных демократов и республиканцев голосовать за Тельмана. Только такое решение могло спасти Германию от «коричневой чумы».

А положение тем временем становится угрожающим. Нацисты закусив удила рвутся к власти. Гитлер уже не отдаленная опасность, он стоит у порога.

Позиция социал-демократов, отказавшихся объединиться с коммунистами, облегчила победу Гинденбурга.

135

13 апреля 1932 г., три дня спустя после выборов, Гинденбург запретил военизированные отряды нацистской партии — отряды СС и штурмовиков. Это решение было принято, чтобы создать у общественности впечатление, будто президент намерен преградить путь нацистам. Осецкий сумел дать правильную оценку декрету президента. По его словам, запрет СС и СА лишь «на один шаг приблизил республику к правовому государству». Этот запрет, пишет Осецкий, не устраняет «более или менее стыдливого покровительства национал-социализму со стороны органов юстиции и администрации» ¹. Осецкий пишет, что запрет штурмовых отрядов не нанесет существенного ущерба Гитлеру и не остановит рокового развития событий. Против нацистов президент и правительство должны были принимать меры гораздо раньше. Ведь «Вельтбюне», напоминал Осецкий, еще в 1930 г. требовал высылки Гитлера из Германии, неоднократно ставил вопрос о запрете фашистской партии и ее отрядов.

Как известно, дальнейшие события подтвердили скептическую оценку Осецким президентского декрета от 13 апреля. Назначенный Гинденбургом на пост рейхсканцлера Папен, бывший креатурой нацистов, 20 июля 1932 г. разогнал правительство Пруссии, которое состояло из представителей основных веймарских партий. Его разгон означал практически установление профашистской диктатуры в крупнейшей земле Германии.

А тем временем фашизм готовился к решающим боям, в этих условиях единственным спасением республики и демократии мог быть только союз между левыми силами, в первую очередь между коммунистами и социал-демократами.

Идею такого союза Осецкий отстаивает в течение многих лет. Еще в 1926 г. в статье «Кризисы» он говорит о важности единства двух рабочих партий. Мысль о необходимости единства и пагубности раскола пронизывает все выступления Карла Осецкого. Осецкий отвергает объединение ценой растворения Коммунистической партии в социал-демократической. «Идея объединения теряет всякий смысл, если при этом не получится ничего другого, кроме еще более раздутой социал-демократии.

—————

¹ „Weltbühne", 19.IV.1932, N 16, S. 579.

136

Целью может быть только новая, большая рабочая партия...» ¹. Эту же мысль Осецкий повторяет в 1927 г. в статье «Кильский партейтаг». Он с грустью пишет о расколе в германском рабочем движении, вызванном позицией правых социал-демократических лидеров. Отсутствие единства означает бессилие республики, усиление монополии, неудачу борьбы за социальные права трудящихся. Позднее Осецкий не выдвигает уже лозунг объединения, заменяя его лозунгом единства действий КПГ и СДПГ при сохранении прежних организационных форм.

В условиях реальной угрозы фашистского переворота главной задачей становится создание единого фронта против фашизма. КПГ считает этот фронт «жизненным вопросом для всего германского пролетариата». Осецкий полностью поддерживает позицию Коммунистической партии. «Большинство немецких рабочих желает восстановления четкого классового фронта не посредством братоубийственной войны, но на пути взаимопонимания. Оба направления германского социализма, как бы далеко они ни разошлись, должны будут в какой-то форме вновь сблизиться, если они не хотят, чтобы их разгромили поодиночке» ², — пишет Карл Осецкий в начале 1930 г. Мысль о необходимости единства и ликвидации раскола и отчужденности Осецкий повторяет в дальнейшем неоднократно. Он вновь и вновь говорит о невозможности «восстановления единства на старой, соглашательской социал-демократической платформе. Социал-демократы «глубоко заблуждаются, если полагают, что старый матрац, на котором они спали все эти годы, будет принят рабочим классом как основа для нового единения» ³.

Правые лидеры социал-демократии не вняли голосу разума. Они продолжали свою антикоммунистическую политику, отказываясь от установления единства действий с КПГ. «Пропасть между обеими рабочими партиями... стала безнадежно широкой» ⁴, — сокрушается Осецкий в августе 1931 г. Он снова говорит о «противоестественности гражданской войны между немецкими социалиста-

—————

¹ „Weltbühne", 11.V.1926, N 19, S. 721.

² „Weltbühne", 7.I.1930, N 2, S. 42.

³ „Weltbühne", 23.IX.1930, N 39, S. 465.

⁴ „Weltbühne", I8.VIII.1931, N 33, S. 240.

137

ми», о необходимости общей программы защиты экономических прав рабочих, политических прав всех граждан, совместной борьбы против чрезвычайных законов и фашизма, против Брюнинга и Гренера, Гугенберга и Гитлера.

Незадолго до своего заключения в тюрьму в 1932 г. Осецкий поместил в «Вельтбюне» одну из своих наиболее ярких статей о рабочем единстве — «Круглый стол ждет». Анализируя итоги очередных выборов в ландтаг Пруссии, состоявшихся 24 апреля 1932 г., Осецкий говорит о необходимости создания в ландтаге «рабочего блока» коммунистов и социалистов для отпора нацистам. Осецкий подчеркивает, что «парламентское будущее Пруссии зависит от коммунистов». Осецкий также отмечает, что ныне речь идет не о слиянии, а об «оперативном союзе» во имя спасения рабочего класса и демократии. «Я спрашиваю вас, социал-демократы и коммунисты: будете ли вы завтра вообще иметь возможность высказать свое мнение? Я не отрицаю, что вас многое разделяет. Я знаю это лучше других. Но в эти дни решается судьба всех немецких социалистов и коммунистов. Круглый стол ждет!»¹.

Осецкий упорно ищет пути спасения республики, остатков демократических свобод. В эти тревожные дни Осецкий обращает свой взор к Коммунистической партии Германии, которая одна вела последовательную борьбу против фашизма. В статье «Первый тур» (март 1932 г.) Осецкий выступает в поддержку кандидатуры Эрнста Тельмана на предстоящих президентских выборах. Только коммунисты могли дать отпор гитлеризму, и Осецкий понял это. «Проводить левую политику, — писал он в статье «Первый тур», — значит помогать борьбе представителей левых сил. Тельман — единственный выход, все остальные — более или менее ярко выраженная реакция. Это облегчает выбор»². В своем политическом завещании — статье «Отчет», написанной накануне заключения в веймарскую тюрьму в мае 1932 г., Осецкий прямо говорит о том, что его сердце принадлежит пролетарским массам. В зените своей публицистической деятельности Осецкий, в свое время выступавший с критикой, подчас

—————

¹ „Weltbühne", 3.V.1932, N 18, S. 652.

² „Weltbühne", 1.III.1932, N 9, S. 315.

138

несправедливой, в адрес коммунистов, приходит к пониманию правильности их политических лозунгов, их антифашистской программы.

Перелом в отношении Карла Осецкого к коммунистам, к их революционной тактике начинается еще с 1929 г., когда Осецкий и его единомышленники принимают активное участие в работе комиссии по расследованию злодеяний берлинской полиции в майские дни. С этого времени Осецкий неоднократно поддерживает отдельные политические кампании коммунистов, а также некоторые лозунги, выдвигаемые ими. На страницах «Вельтбюне» печатаются материалы, содержащие объективный анализ деятельности КПГ. Осецкий несколько раз, например в январе 1930 г., протестует против запрета коммунистических газет, преследований и травли коммунистов. В своем журнале Осецкий ведет решительную борьбу против буржуазных клеветников из лагеря реакции, изображавших коммунистов врагами государства. Карл разоблачает нелепые выдумки о стремлении КПГ к государственному перевороту (статья «Хаусдорф» и т. д.).

Как и многие честные демократы и республиканцы, Осецкий не мог не видеть, что только активная антифашистская борьба, которую возглавляла Коммунистическая партия, открывает путь к спасению республики от «коричневой чумы». Последовательный демократизм Осецкого привел его к поддержке кандидатуры Эрнста Тельмана на президентских выборах 1932 г. Это было логическим завершением всей предыдущей политической и публицистической деятельности Осецкого. Путь Осецкого сродни пути многих прогрессивных буржуазных интеллигентов Запада, которые в тяжкую годину испытаний сумели понять, кто может спасти их родину от ужасов фашизма, кто несет идеи мира, свободы, демократии, прогресса.

Время шло, и день, когда Осецкому следовало явиться в тюрьму для «отбытия» наказания, был не за горами.

В письме к жене в марте 1932 г. Карл делился своими тревогами и надеждами: «Ты знаешь, что произошло со мной в Лейпциге. Я всегда отстаивал свои взгляды, и поэтому меня хотят обезвредить. По крайней мере заставить замолчать. По крайней мере запугать. Но это им не удастся! Ты согласишься со мной: я не могу отступить.

139

Сохранять стойкость пород лицом угроз земной власти — это одно из немногих наслаждений, которые дает нам жизнь. Не выдержишь — станешь дряблым и будешь жалеть об этом всю свою жизнь.

Тем не менее я понимаю, что приговор суров и что, если будет приведен в исполнение, он оставит глубокий след в моей жизни. Возможно, нам повезет и до этого не дойдет. Однако не следует надеяться на лучший исход, если не хочешь пережить слишком большое разочарование» ¹.

Наступил май 1932 г. Карлу Осецкому предстояло отправиться в тюрьму. Имперский президент отклонил поданную адвокатами Осецкого просьбу о помиловании. На самом деле этот отказ был подготовлен в министерстве юстиции. Было отказано и в просьбе заменить тюрьму заключением в крепости. С этой просьбой обращались организация писателей ПЕН-клуб и «Германская лига защиты прав человека». Перед уходом в тюрьму Осецкий поместил в 32-м номере «Вельтбюне» за 1931 г. свою последнюю крупную работу — статью «Отчет» в которой в концентрированной форме излагается его политическая платформа.

Осецкий представил своим читателям — и друзьям, и врагам — обстоятельный отчет о своей деятельности в еженедельнике с 1926 по 1932 г. Одновременно это его исповедь, страстная и искренняя, и завещание.

В течение долгих лет «Вельтбюне» упорно и последовательно боролся против всех темных и отрицательных сторон современной действительности. ««Вельтбюне» и дальше будет говорить то, что считает нужным, он останется столь же независимым, как и раньше» ² — заверял Осецкий.

Обращаясь к читателям, друзьям, соратникам Осецкий пишет: «Мой разум и сейчас на стороне демократии, мое сердце принадлежит пролетарским массам»

В «Отчете» говорится и о причинах отказа последовать советам друзей и уехать за границу, чтобы тем самым избавиться от тюрьмы. Карл считал, что своим заключением он доставит серьезные неприятности врагам

—————

¹ „Weltbühne", 5.II.1964, N 6, S. 186.

² „Weltbühne", 10.V.1932, N 19, S. 691.

³ Там же.

140

демократии и мира. Как и прежде, Осецкий стремился превратить свое заключение в политическую демонстрацию. Он не желал давать правой прессе, нацистским и гугенберговским газеткам повода завопить о «бегстве предателя» к врагам «великой Германии». Осецкий считал, что уехать в другую страну (конкретно речь могла идти о Франции, Англии, Швейцарии) значило бы придать своей деятельности неверный акцент. Колеблющиеся и неосведомленные люди могли бы поверить в нелепую и провокационную сказку о «предательстве и шпионаже». «Не моя задача создавать Имперскому суду легкую жизнь» ¹, — говорил Осецкий.

Правильность своего решения Карл подтверждал ссылкой на пример Вальтера Крейзера. После приговора Имперского суда он уехал с согласия Осецкого в Париж, где поместил серию статей о «большом процессе» «Вельтбюне» в органе французских монополий «Эко де Пари», газете шовинистской и ультрареакционной. Крейзер не сдержал слова, данного Осецкому. Ведь перед отъездом он обещал не выступать публично за границей. Своими статьями Крейзер оказал хорошую услугу «красным мантиям» из Лейпцига. Судьи могли торжествовать: один из осужденных совершил поступок, который можно было истолковать как измену.

Нет, «Эко де Пари» была не той трибуной, с которой следовало разоблачать германский милитаризм. Поступок Крейзера глубоко огорчил Осецкого. Крейзер противопоставил себя журналу «Вельтбюне», оторвал свою судьбу от общей, совершил грубую ошибку.

Расставаясь со свободой, Осецкий завещал своим единомышленникам и друзьям продолжать его дело и прежде всего не ослаблять борьбы против главных врагов —- милитаризма и фашизма. В «Отчете» Осецкий говорит об особо опасном характере германского милитаризма — о его беспощадности, кровожадности, склонности к авантюрам. «Нигде в войне не видят такого великолепного политического средства, как в Германии, нигде не существует столь ярко выраженной склонности игнорировать ее ужасы и последствия, нигде так некритически не превозносят военщину как образец всех

—————

¹ „Weltbühne", 10.V.1932, N 19, S. 692.

141

(???)

Митинг в день заключения Осецкого в тюрьму Тегель.

В центре — К. Осецкий и Л. Фейхтвангер.

добродетелей, только в Германии преданность миру считают проявлением личной трусости» ¹.

Осецкий пишет о растущей «духовной изоляции» Германии, о падении к ней доверия европейских народов — главном последствии активности милитаризма и реакции внутри страны.

Решительная борьба против офицеров, «занимающихся политикой», — вот задача дня, по мнению Осецкого. Если не делать этого, к власти придет фашизм, который уже сегодня заключил союз с военным министерством. Необходимо обезвредить Бендлерштрассе, призвать генералов к порядку.

Наступил последний день свободы. 10 мая 1932 г. друзья и единомышленники прощались с Карлом Осецким. С огромным трудом редакции «Вельтбюне» удалось добиться молчаливого согласия заместителя берлинского полицей-президента на проведение маленького полуторачасового митинга на зеленой лужайке около тюрьмы Тегель. Здесь Карлу предстояло провести долгие месяцы в обществе воров, взломщиков и других преступников.

—————

¹ „Weltbühne", 10.V.1932, N 19, S. 701.

142

Среди собравшихся были известные не только в Германии, но и за ее пределами писатели Эрнст Толлер, Леонгард Франк, Арнольд Цвейг, Эрих Мюзам, Эрнст Глезер, Лион Фейхтвангер, Герман Кестен. Пришли представители мира искусства, журналисты.

С теплыми словами напутствия к Осецкому обратился Э. Толлер. В своем выступлении Карл выразил свою беспредельную благодарность всем, кто принял участие в митинге. По его словам, он шел в тюрьму, чтобы привлечь внимание всей страны к 8 тыс. политических заключенных, в том числе коммунистам, брошенным за решетку веймарскими судами. Борьба за их освобождение — главная задача всех честных людей в Германии.

Жена и дочь простились с Карлом еще дома. Карл не хотел, чтобы Розалинда и Мод видели, как за ним захлопнется тюремная дверь. Теперь с Осецким прощаются его друзья, единомышленники. Последние рукопожатия... По словам Альфреда Польгара, описавшего прощальный митинг в статье «Осецкий идет в тюрьму», «случайные прохожие удивлялись тому, что все собравшиеся спешат пожать руку преступнику и выразить свое уважение заклейменному правосудием...» ¹.

Трудными были первые часы и дни в тюрьме. Осецкий писал жене: «Дорогая Мод, вот первый день и позади. Что тебе сказать? Здесь я одинок, мне нечего курить, у меня нет ни книг, ни бумаги. Бог знает, когда я получу все это... мысль, что здесь придется просидеть много месяцев, кажется мне невероятной.

Может быть, тебя утешит то, что ты узнала от доктора Апфеля и других. Пришло очень много людей, среди них несколько знаменитых писателей: Толлер, Фейхтвангер, Арнольд Цвейг, Рода-Рода, Леонгард Франк. Произносились речи, фоторепортеры сделали много снимков. Под крики «ура» я вошел в тюремные ворота. Этот день, который мог стать самым печальным в моей жизни, стал самым гордым днем» ².

Последние строки письма Осецкий посвящает жене и дочери. Он старается ободрить самых близких ему людей, призывает Мод не отчаиваться, не замыкаться

—————

¹ „Weltbühne", 10.V.1932, N 19, S. 744.

² „Weltbühne", 5.11.1964, N 6, S. 187.

143

(???)

Für Carl von Ossietzky!

в себе. «Выше голову, дорогая — завершает он свое письмо. — Все будет хорошо» ¹.

Сразу же после заключения Карла Осецкого друзья начали борьбу за его освобождение. Была выпущена листовка с требованием отменить несправедливый приговор лейпцигского суда. К июлю 1932 г. под петицией об освобождении Осецкого поставили свои подписи 33 тыс. человек. Это были представители разных мировоззрений, различных профессий и классов: горняки, металлисты, ремесленники, редакторы, фабриканты и даже полицейские. Всех их объединило возмущение против чудовищной несправедливости, совершенной в отношении Осецкого. Коммунистическая партия Германии также осудила это беззаконие, многие коммунисты подписали петицию, требовавшую предоставить свободу Карлу Осецкому. Лишь крайне правая и нацистская пресса злорадствовала и ликовала. «Бёрзенцейтунг», орган биржевых спекулянтов, выступила с «предложением» удвоить наказание издателю «Вельтбюне».

Сбор подписей под требованием об освобождении Осецкого продолжался. К концу кампании было собрано 43 600 подписей; причем в 7 тыс. случаев одну подпись ставила целая большая группа граждан — члены объединений читателей «Вельтбюне», местные отделения «Германской лиги защиты прав человека», «Немецкого общества мира», местные организации левых партий.

Когда Осецкий уже находился в тюрьме Тегель, реакция спровоцировала еще один судебный процесс над ним и Куртом Тухольским. Поводом явилась заметка Тухольского в номере «Вельтбюне» от 4 августа 1931 г. Заметка эта, называвшаяся «Охраняемый плацдарм», содержала ряд весьма нелестных замечаний в адрес германских милитаристов. Тухольский, в частности, называл солдат рейхсвера «будущими убийцами». Рейхсвер воспринял эту заметку как «оскорбление чести солдата». Правда, процесс, состоявшийся в июле 1932 г., закончился оправданием Осецкого. Однако главной целью военного министра Гренера было не повторное осуждение, а дискредитация издателя «Вельтбюне», срыв массовой кампании за его освобождение. На июльском процессе Осецкий подтвердил, что он ни на йоту не отошел от своих

—————

¹ „Weltbühne", 5.II.1964, N 6, S. 187.

145

убеждений. Текст его выступления в суде был записан и позже опубликован в «Вельтбюне». Осецкий развенчал войну, которая несет лишь «ужас и отчаяние человечеству». Он разоблачил действия суда и оценил процесс как травлю антимилитаристов, организованную военным министерством. Гимном гуманизму, миру, разуму прозвучали заключительные слова речи: «Мы не агрессивны, мы лишь защищаем право на жизнь! Какая польза людям от памятников неизвестному солдату? Человек должен жить, лишь тогда можно говорить о защите его чести» ¹.

Осецкий вернулся в тюрьму. Друзья добились для него некоторых незначительных льгот, в частности ему было разрешено получать питание со стороны. Однако Осецкий отказался от этой привилегии. Осецкому разрешили читать газеты, но запретили курить. Другим заключенным разрешалось курить, но за это их лишали газет. Выход из положения был найден: во время прогулки заключенные меняли сигареты на свежие номера газет и наоборот.

В декабре 1932 г. президент Гинденбург объявил «рождественскую амнистию». 22 декабря Осецкий покинул тюрьму в Тегеле. Небольшая группа людей приветствовала его у ворот. Среди них были Мод Осецкая, секретарь «Вельтбюне» госпожа Хюникке, публицист Вальтер Карш, госпожа Якобсон, Гельмут Герлах, замещавший Карла на посту редактора «Вельтбюне».

Сразу же после выхода на свободу Карл накупил большое количество гитар и сигарет, а также тортов и пирожных и послал все это своим товарищам по заключению, оставшимся в Тегеле.

Вечером он дал интервью Курту Гроссману, которое опубликовала газета «Ахт-ур-абендблатт». Вот его сокращенный текст.

«Гроссман: Надеялись ли Вы на освобождение?

Осецкий: Я был настроен скептически до самого последнего момента. И все же я подготовился к освобождению, упаковал свои чемоданы...

Гроссман: Как Вы себя чувствовали в тюрьме? Состояние вашего здоровья?

Осецкий: По этому поводу я не могу сказать ничего

—————

¹ „Weltbühne", 5.VII.1932, N 27, S. 9.

146

определенного. Нервы все еще напряжены, я похудел на 20 фунтов... Тяжелее всего я переносил микроскопические размеры своей камеры. Здесь, в этой комнате, так просторно! К этому нужно привыкнуть. Ужасно быть запертым в помещении, где можно делать всего четыре шага туда и четыре обратно... Теперь я понимаю, почему многие заключенные теряют рассудок.

Гроссман: Как обстояло дело с питанием? Разрешали ли вам курить?

Осецкий: Тюрьма в Тегеле построена в форме звезды, по образцу Синг-Синга (знаменитая американская уголовная тюрьма. — В. К.) Из одного центра можно наблюдать все лестницы и переходы. Камера была маленькой, с плохой вентиляцией. Я страстный курильщик и больше всего страдал от того, что пришлось отказаться от сигарет. Пищу мой желудок переносил с трудом...

Гроссман: Чем Вы занимались в тюрьме?

Осецкий: Я много читал и много писал. На прогулку было отведено всего полчаса в день — не слишком-то роскошно, учитывая мизерные размеры моей камеры. Время от времени меня навещали.

Гроссман: А сейчас, дорогой Карл Осецкий, что Вы собираетесь делать?

Осецкий (показывает на свой письменный стол, на котором грудой лежат поздравительные телеграммы): 1 января снова сяду на свое место. До этого я кое-что сделаю, хочу почувствовать почву под ногами. Затем вновь возьму на себя руководство «Вельтбюне». Может быть, не знаю еще точно, на несколько дней уеду из Берлина...»

Недолго, однако, пришлось Осецкому возглавлять редакцию еженедельника «Вельтбюне». Нацисты, получившие на выборах в рейхстаг 31 июля 1932 г. значительное количество голосов, неудержимо рвались к власти, поощряемые гугенбергами и стиннесами. Коммунистическая партия Германии, поддерживаемая всеми антифашистами, вела героический бой с фашизмом. Геринг, ставший председателем рейхстага, позволял себе кричать на депутатов, как будто наступила эпоха неограниченного господства фашистов. Политическое положение обострялось с каждым днем. В это тревожное время

—————

¹ F. Burger, К. Singer. Carl von Ossietzky, S. 54-56.

147

Карлу Осецкому несколько раз советовали покинуть родину. Но Осецкий отвергал мысль об эмиграции: он считал необходимым оставаться на своем посту до последней минуты.

В последний раз публично Карл Осецкий выступил 16 февраля 1933 г., когда рейхсканцлером Германии уже был Гитлер. Террор в стране усиливался изо дня в день. Осецкий принял участие в собрании либеральной немецкой организации литераторов — «Союза защиты прав писателей». По свидетельству Иоганнеса Бехера присутствовавшего на собрании, речь Карла Осецкого была самым замечательным эпизодом. Осецкий говорил о ночи, которая надвигается на Германию. Он заклеймил нацистов как злейших врагов прогресса и демократических свобод. «В конце своей речи, — пишет Бехер, — Осецкий твердым голосом, взвешивая каждое слово, сказал о том, что впредь его место будет среди решительных и бескомпромиссных борцов против возрождения варварства, против фашизма» ¹.

Наступил черный день 27 февраля 1933 г. Запылал рейхстаг. Нацисты решили осуществить заранее подготовленную террористическую акцию против прогрессивных деятелей, демократов, в первую очередь коммунистов. Гарри Кесслер получил точную информацию о предстоящих арестах и сообщил об этом Герлаху. Гельмут Герлах и Эдит Якобсон, решившие немедленно уехать, пытались уговорить Карла Осецкого вместе с ними отправиться за границу. К ним присоединилась и жена Карла. Но Осецкий колебался. Вот рассказ Мод Осецкой о трагическом дне 27 февраля:

«Карл пришел домой. Он принес газету и рассказал мне о случившемся. Моим первым вопросом было: «Что же мы теперь будем делать?»

«Прежде всего отправимся спать», — ответил, Карл своим обычным спокойным голосом. Я пыталась собраться с мыслями и сказала: «Карл, теперь ты должен бежать!»

Карл покачал головой. «Нет, я подожду еще три дня». Мы попытались заснуть. Напрасно. Я встала, приготовила кофе. Молча мы выпили по чашке и снова легли. Каждый ушел в свои мысли.

—————

¹ „Weltbühne", 1.Х.1958, N 40, S. 1266.

148

В половине четвертого утра внезапно позвонили. Звонок был длинным и энергичным. Карл приподнялся, сели сказал лишь одно слово: «Опоздали!»

Я набросили халат и вышла в переднюю. В дверях выросли фигуры двух агентов в штатском. «Нам необходимо поговорить с вашим мужем».

Они прошли вперед, оглядывая на ходу квартиру. Из спальни вышел Карл. «Вы арестованы!» — крикнул один из агентов ¹.

Карла увели. Па прощанье он сказал жене: «Выше голову! Я скоро вернусь!»

Осецкому не суждено было вернуться на свободу. Началось хождение по мукам, последний, самый трагический этап его жизни.

7 марта 1933 г. вышел из печати номер «Вельтбюне», в котором читателей информировали об аресте Осецкого. Через несколько дней журнал был запрещен нацистами.

—————

¹ „Weltbühne", 12.II.1964, N 7, S. 215.

Зонненбург и Эстервеген

Поджог рейхстага, организованный молодчиками Геринга, был сигналом к массовому террору в Германии, к расправе над Коммунистической партией и другими пролетарскими организациями.

Сразу же после провокации в Берлине нацисты приступили к давно задуманной ими «операции» по уничтожению КПГ и ее организаций: «Красной помощи», «Союза красных фронтовиков», «Революционной профсоюзной оппозиции». Гитлер, пообещавший в день поджога рейхстага «уничтожить коммунистов железным кулаком», благословил отряды штурмовиков и эсэсовцев на аресты, обыски, избиения, убийства. Ни полиция, ни органы юстиции не оказали никакого противодействия гитлеровцам, а зачастую помогали им в их преступлениях.

В ночь с 27 на 28 февраля в Германии было арестовано более 10 тыс. человек. Коммунистов хватали на работе, в домах, на улице — там, где их находили. Одновременно задерживали людей самых разных политических убеждений, всех, кто чем-либо не угодил нацистам или мог представлять для них опасность. Гитлер и его клика еще до захвата власти составили «черные» списки, в которых на первом месте стояли имена коммунистов.

В число арестованных в первые сутки после поджога рейхстага находились члены ЦК КПГ Вальтер Штеккер и Эрнст Шнеллер, известный писатель-антимилитарист Людвиг Ренн, либеральный адвокат Ганс Литтен и др. Из состава редакции «Вельтбюне» помимо Осецкого был арестован талантливый поэт Эрих Мюзам.

150

Фашисты бросали арестованных коммунистов и демократов в концлагеря, которые были созданы в первые недели фашистского господства. К лету 1935 г число арестованных и заключенных в концлагеря антифашистов превысило 300 тыс. В марте 1933 г. нацистам удалось схватить вождя немецких коммунистов Эрнста Тельмана. В Берлине гитлеровцы захватили помещение ЦК КПГ — Дом имени Карла Либкнехта. 28 февраля фашистский кабинет одобрил два террористических декрета: «Против измены и изменнических действий» и «О защите народа и государства». Статьи Веймарской конституции, гарантировавшие права граждан (свободу слова, печати, собраний и т. д.), были отменены на неопределенное время. Легальная деятельность КПГ была прекращена нацистами уже на следующий день после поджога рейхстага.

В течение мая — июня была запрещена социал-демократическая партия, распущены профсоюзы. Затем последовала «унификация», т. е. роспуск, буржуазных партий, разгон молодежных, женских, спортивных и иных организации. Были закрыты или «перестроены» в фашистском духе все органы печати.

Большое число политических и общественных деятелей, писателей, журналистов, артистов, художников в знак протеста против фашистского террора покинуло пределы Германии. Среди эмигрантов оказались писатели братья Генрих и Томас Манн, Вилли Бредель, Бертольд Брехт, Анна Зегерс, Иоганнес Бехер, Эрих Вайнерт, Оскар Мария Граф, многие ученые, в том числе Альберт Эйнштейн и Макс Борн, знаменитые режиссеры Макс Рейнгардт и Эрвин Пискатор, известные актрисы Марлен Дитрих и Элизабет Бергнер, выдающийся архитектор Гропиус и десятки других.

Придя к власти, нацисты повели решительное наступление на прогрессивную культуру, объявив ее «культурным большевизмом». На площадях Германии запылали костры из книг Маркса, Энгельса, Ленина, Гейне, Ремарка, Ренна, Тухольского, братьев Манн. Особенно «торжественно» сожжение книг было обставлено в Берлине в мае 1933 г. Вокруг колоссального костра из книг стояли десятки нацистских студентов и штурмовиков с факелами. Уничтожение книг сопровождалось зловещими заклинаниями.

151

Над Германией, над немецкой культурой опустилась глубокая ночь. Целых 12 лет немецкий народ был изолирован от достижений мировой цивилизации. Германия оказалась во власти варваров, губителей культуры, насильников над человеческим духом.

Сразу же после ареста Осецкого доставили в полицей-президиум на Александерплац в Берлине. Карла Осецкого, как и других арестованных, стремились полностью изолировать от внешнего мира. Запрещено было передавать газеты, бумагу, карандаши. Принималось лишь белье и немного еды. Свидания были отменены. Однако очень скоро за тюремные стены стали просачиваться тревожные вести. Штурмовики безжалостно издевались над заключенными. На улице Принца Альбрехта, в «Колумбиа-хаузе» и в других местах, где расположились нацистские полицейские органы, происходили страшные вещи. На арестованных антифашистов натравливали собак, стреляли в них так, что пули пролетали в двух-трех сантиметрах от головы. Зверские побои стали обычным делом в нацистских застенках. Из людей, доведенных пытками до отчаяния, буквально выколачивали «признания». Многих убивали «при попытке к бегству».

После нескольких дней пребывания в полицей-президиуме Осецкого переправили в «Колумбиа-хауз» на Фризенштрассе. Здесь нацистскими главарями незадолго до этого обдумывался план грандиозной провокации — поджога рейхстага.

Бульварный журнальчик «Иллюстрирте Берлинер цейтунг» вышел после поджога с фотографиями писателя Людвига Ренна и Карла Осецкого на первой странице. Факт публикации фотографий говорит о том, что нацисты намеревались в какой-то форме связать имена этих людей с инсценированным ими же самими поджогом рейхстага. Но проходили недели, а ни о каком процессе против Осецкого и Ренна не было слышно. Властители «третьего рейха», очевидно, опасались чересчур громкого скандала. Слишком еще свежи были в памяти неблагоприятные отзывы иностранной прессы о процессе «Вельтбюне» в 1931 г.

Из «Колумбиа-хауза» Осецкого спустя несколько дней переводят в следственную тюрьму в Шпандау, а затем в концентрационный лагерь Зонненбург. Начался второй,

152

(???)

Обложка об ужасах нацистского лагеря

Зонненбург, изданной в Нью-Йорке

наиболее ужасный этап хождений по мукам гитлеровского ада.

В нацистских лагерях была установлена варварская система террора и пыток, целью которой было моральное и физическое уничтожение людей. Непосильный труд, голодный паек, издевательства, побои, глумление, полная беззащитность жертв и столь же абсолютная безнаказанность их палачей — такими были лагеря для «перевоспитания» противников нацистской диктатуры. Деклассированные элементы, уголовные преступники получили практически неограниченную возможность глумиться над лучшими представителями немецкого народа.

Карл Осецкий одним из первых попал в концентрационный лагерь Зонненбург, куда были заключены многие прогрессивные писатели, журналисты, политические деятели. Среди них был, в частности, известный поэт-демократ Эрих Мюзам, коммунисты Эрнст Толлер, Вальтер Штеккер, известные адвокаты Винер, Ганс Литтен, профессор Эстрейх. В лагере Зонненбург побывала делегация английских и американских журналистов. Нацисты любили иногда организовывать «экскурсии» в свои лагеря. Накануне этих визитов штурмовики становились спокойнее, узников не так изнуряли работой, питание улучшалось, в рационе появлялось даже мясо. В момент прибытия делегации заключенных заставляли петь старые рабочие и революционные песни; нацистские «поэты» сочиняли к ним новые тексты, восхвалявшие фюрера и «третий рейх». В страхе перед последующей расправой многие узники не решались рассказывать правду о своем ужасном положении: ведь при беседах неизменно присутствовали комендант лагеря и охрана. Делегация англичан и американцев, в составе которой был популярный в 30-40-х годах американский журналист Никербоккер, беседовала и с Карлом Осецким.

Вот текст этой беседы.

«Вопрос: Как вы здесь живете?

Ответ: Хорошо.

Вопрос: Как с вами обращаются?

Ответ: Хорошо.

Вопрос: Как вас кормят?

Ответ: Хорошо.

Вопрос: У вас есть материал для чтения?

Ответ: Да.

154

Вопрос: Можно ли посылать вам книги?

Ответ: Да, конечно.

Вопрос: Есть ли у вас какие-нибудь пожелания этот счет?

Ответ: Мне ничего не надо, пришлите только, пожалуйста, книги об уголовных наказаниях эпохи средневековья» ¹.

Пытки средневековья! Пожалуй, трудно дать более верное и удачное определение порядков, существовавших в Зонненбурге. Осецкий не мог открыто сказать правду, но сделанный им намек был достаточно ясным.

Издевательства и унижения, пережитые Осецким в Зонненбурге, были ужасными. Нацистские подонки заставляли его, Эриха Мюзама и других заключенных рыть собственную могилу. Узников терроризировали предстоящей казнью, которая каждый раз отменялась. Бывший узник Зонненбурга Фриц Кро свидетельствует: «Высшей точкой адских пыток было рытье собственных могил во дворе северного крыла лагеря, производившееся под дулами автоматов штурмовиков...» ²

Вот сообщение другого товарища Осецкого по лагерю:

«Осецкого называли предателем; несмотря на его чисто арийское происхождение, ему кричали «еврей» и «еврейская свинья»... Карл Осецкий должен был подолгу бегать, падать, вставать, вновь падать и опять вставать. Пьяные штурмовики не отказывали себе в удовольствии преследовать его по пятам и «поправлять» его «ошибки» пинками ног и ударами кулаков. Часто Осецкий был не в силах подняться с земли. Он лежал, не издавая ни звука, не протестуя, не показывая палачам своих страданий. Эти моменты штурмфюрер Бар использовал для того, чтобы бить Осецкого ногами и кричать: «Ты, польская свинья, когда же ты наконец подохнешь?» Осецкий поднимался, его снова били... Такие сцены повторялись во дворе лагеря изо дня в день в течение многих недель» ³.

Еще одно яркое свидетельство участника «физкультурных упражнений» в Зонненбурге: «Во дворе тюрьмы нас заставили в течение 45 минут беспрерывно бегать...

—————

¹ F. Burger, К. Singer. Carl von Ossietzky, S. 75.

² „Weltbühne", 30.IV.1958, N 18, S. 558.

³ F. Burger, К. Singer. Carl von Ossietzky, S. 55.

155

Но это было лишь начало. На следующий день во время переклички раздалась команда: «Инвалидам выйти из строя». Мы предчувствовали недоброе. Начались «упражнения»: «К стенке марш, марш, ложись! Вставай! Марш, марш! Ложись!» Карл бежал рядом со мной. Я шепнул ему: «Теперь мы останемся лежать на земле». Сначала остался лежать я, потом Осецкий. Охранники бросили нас в подвал, где раньше хранился уголь. Это было помещение без окна. Карл спросил: «Что они теперь будут с нами делать?» Я был настроен оптимистически и ответил: «Просто выпустят нас». Через некоторое время дверь распахнулась, в подвал бросили еще нескольких заключенных. И часа не прошло, как все помещение было переполнено. Через полтора часа нас выпустили и тут же рассадили по разным камерам» ¹.

В бараке Осецкого также не оставляли в покое. Штурмовики то и дело врывались в помещение, избивали Осецкого и других узников по всяким ничтожным поводам, а часто без всякого повода. Особенно часто практиковался «номер» с посудой. Охранники находили, что чашка и ложка Осецкого недостаточно чисты, Осецкому давали пять минут на то, чтобы он сбегал к крану и вымыл свою посуду. Беда, если он не успевал вернуться вовремя... А если даже и возвращался в срок, то охранники вес равно были чем-нибудь «недовольны» и гнали его назад. Вся эта издевательская процедура сопровождалась побоями и руганью.

В качестве повода для «наказаний» использовалась любая мелочь. Осенью 1933 г. Осецкий получил открытку от своей дочери Розалинды из Англии. Только за то, что в открытке говорилось о сносных условиях жизни в Англии, Осецкого подвергли избиениям, лишили обеда и ужина.

Нельзя без боли читать рассказ оставшейся в Германии Мод Осецкой о свидании с мужем, которое она получила после долгих хлопот.

«В течение немногих драгоценных мгновений мне было позволено сидеть рядом с ним. Я держала его руки, худые, в мозолях от работы. Минуту мы молча смотрели друг на друга... Потом я задала вопрос, который в дру-

—————

¹ F. Burger, К. Singer. Carl von Ossietzky, S. 96.

156

(???)

Осецкий в лагере Зонненбург.

гих условиях был бы обычным, а здесь был произнесен со страхом: «Как твои дела?»

«Хорошо», — ответил он тихо, но с прежней твердостью в голосе.

Хорошо! Нигде, пожалуй, это короткое словечко не звучало с такой обманчивой многозначительностью, так скованно, как в нацистских концентрационных лагерях и тюрьмах. Я почувствовала, что не узнаю, как живется Карлу, он не скажет мне этого, ибо не может этого сделать. «Я надеюсь, что скоро они начнут против меня процесс», — сказал Карл. Мы еще не знали, что этим надеждам не было суждено осуществиться.

Время свидания истекло прежде, чем мы смогли осознать, как дорога нам каждая минута. Я не могла отвести глаз от его бледного, непроницаемого лица. Только его глаза говорили со мной старым, хорошо понятным мне языком...» ¹

Кошмары гитлеровской инквизиции нанесли непоправимый ущерб здоровью Осецкого, но они не смогли сломить его дух. Франц Якк, находившийся в Зонненбурге с июня по октябрь 1933 г., был соседом Осецкого

—————

¹ „Weltbühne", 19.II.1964, N 8, S. 248.

157

по камере. Он сообщает, что к Осецкому неоднократно обращались с предложениями об освобождении «на определенных условиях». Нетрудно догадаться, что нацисты требовали от знаменитого журналиста отказа от его прогрессивных убеждений. Этот отказ они намеревались использовать в пропагандистских целях.

В сентябре в Зонненбурге появился гитлеровский гаулейтер Кубе. Он разыгрывал добродушного человека, продемонстрировал «благожелательное» отношение к Осецкому. Высокий гость даже подарил одному из заключенных, кстати говоря, своему бывшему коллеге по ландтагу Вилли Касперу, ящик сигар. Кубе был облечен весьма широкими полномочиями: его послал в Зонненбург не кто иной, как всесильный маршал Геринг. Якку довелось присутствовать при беседе Осецкого и Кубе. Кубе говорил о том, что Геринг требует «всего лишь» отказа от «пацифизма» и заявления о переходе в национал-социалистскую «веру». Эмиссар Геринга обещал, что, если Осецкий выполнит эти условия, он будет немедленно освобожден. Кубе дает «честное» слово... Осецкий не произносит ни звука в ответ. Кубе неодобрительно качает головой. Ему «непонятны» упрямство и непреклонность этого измученного, на вид тяжелобольного человека...

Вторично предложения о «компромиссе» были сделаны Осецкому во время так называемой рождественской амнистии Геринга в декабре 1933 г. На сей раз к Осецкому послали видного представителя гестапо. Эта миссия, как и миссия Кубе, провалилась. Франца Якка в конце декабря освободили из лагеря. Перед уходом на вокзал он подошел к Осецкому попрощаться и подарил ему пачку сигарет — единственное, что у него было. Якк сказал, что многие узники подписали бумажонку о своем «обращении» в нацистскую веру, однако никто не придает этому акту никакого значения. Главное — выбраться из этого ада... Почему бы Осецкому не сделать то же самое? Осецкий отвечает коротко: «Я не могу»¹. Товарищи Осецкого по лагерю пытались по мере своих сил облегчить его участь. Удалось добиться врачебного освобождения от так называемых работ. Однако охрана лагеря в большинстве случаев игнорировала

—————

¹ „Spiegel", 4.III.1964, N 10, S. 9.