В своей автобиографии вождь индусских националистов М. К. Ганди (род. в 1869 г.) сообщает о том большом влиянии, которое имел на него Л. Н. Толстой в дни его молодости. По словам Ганди, чтение первого попавшегося ему сочинения Толстого его «потрясло» настолько, что все прочие книги показались ему «ничтожными в сравнении с независимостью мысли, глубокой нравственностью и искренностью» Толстого. В другом месте он еще раз отмечает: «Три современника оказали на меня сильное влияние: Райчандбай своим непосредственным общением со мной, Толстой своей книгой «Царство божие внутри вас» и Рёскин своей книгой «У последней черты» (Ганди, Моя жизнь, Соцэкгиз, 1934, стр. 90).
Ганди не был последователем Толстого, о чем сам неоднократно заявлял. Расхождение с идеями Толстого особенно обнаружилось после смерти писателя, во вторую половину деятельности Ганди, когда, в целях успеха национального движения, он допускал целый ряд компромиссов и сделок с английскими властями. Однако, влияние Толстого, несомненно, сказалось в выработке тех методов «гражданского неповиновения» и «пассивного сопротивления», которые Ганди применял как в период своей борьбы за эмансипацию индусов в Южной Африке, так и впоследствии в Индии.
Толстой, всегда интересовавшийся Индией — ее социальными отношениями, борьбой с британским владычеством, индусской философией и религией, — в последние годы своей жизни вел переписку с несколькими индусами, главным образом, деятелями революционного движения. За два года до переписки с Ганди Толстым была написана большая специальная статья «Письмо к индусу», впоследствии получившая широкое распространение в Индии. Из всех индусских корреспондентов Толстого Ганди оказался ему наиболее близким.
После смерти Толстого Ганди поддерживал отношения с несколькими английскими его последователями, в том числе с известной шотландской писательницей Изабеллой Мейо. Он проявлял интерес, в частности, к спорам о литературном наследстве Толстого, происходившим в течение ряда лет в связи с отказом Софьи Андреевны передать официальной наследнице Толстого помещенные в Исторический музей рукописи писателя. В то время циркулировало открытое обращение к Софье Андреевне за подписью многих представителей литературы, искусства и общественных деятелей. Изабелла Мейо переслала это обращение Ганди, предложив и ему подписаться под ним, но Ганди не согласился. По этому поводу Мейо писала 2 апреля 1913 г. заведующему английским издательством Черткова, А. Д. Зирнису: «Ганди отказался подписаться под обращением, ...считая, что это лучше сделать в форме частного личного письма к графине... Ганди так и сделал. Графиня собственноручно ему ответила... Она жалуется, что никто ее не понимает... На Ганди ее письмо не произвело благоприятного впечатления» (архив В. Г. Черткова).
В своих многочисленных работах, писанных после смерти Толстого, Ганди не раз ссылался на «русского титана», как на «высочайший моральный авторитет».
Первое письмо Ганди к Толстому относится к концу 1909 г., к периоду наивысшего напряжения борьбы Ганди за права своих единоплеменников в Южной Африке. Последнее письмо Толстого написано ровно за два месяца до смерти. Письма Ганди хранятся в архиве В. Г. Черткова.
I take the liberty of inviting your attention to what has been going on in the Transvaal, South Africa, now for nearly three years.
There is in that Colony a British Indian population of nearly 13,000. These Indians have for several years laboured under various legal disabilities. The prejudice against colour and in some respect against Asiatics, is intense in that country. It is largely due, so far as Asiatics are concerned, to trade jealousy. The climax was reached three years ago, when a law passed specially apllicable to Asiatics1, which I and many others considered to be degrading and calculated to unman those to whom it was applicable. I felt that submission to a law of this nature, was inconsistent with the spirit of true religion. I and some of my friends were, and still are firm believers in the doctrine of nonresistance to evil. I had the privilege of studying your writings also, which left a deep impression on my mind. British Indians, before whom the position was fully explained, accepted the advice that we should not submit to the legislation, but that we should suffer imprisonment, or whatever other penalties the law may impose for its breach. The result has been that nearly one half of the Indian population, that was unable to stand the heat of the struggle to suffer the hardships of imprisonment, have withdrawn from the Transvaal rather than submit to a law which they have considered degrading. Of the other half, nearly 2,500 have for conscience’sake allowed themselves to be imprisoned — some as many as five time. The imprisonments have varied from four days to six months; in the majority of cases with hard labour. Many have been financially ruined. At present there are over 100 passive resisters in the Transvaal gaols. Some of these have been very poor men, earning their livelihood from day to day. The result has been that their wives and children have had to be supported out of public contributions, also largely raised from passive resisters. This has puff a severe strain upon British Indians, but in my opinion they have risen to the occasion. The struggle still continues and one does not know when the end will come. This, however, some of us at least have seen most clearly, viz — that passive resistance will and can succeed where brute force must fail. We also notice that in so far as the struggle har been prolonged, it has been due largely to our weakness, and hence to a belief having been engendered in the mind of the Government that we would not be able to stand continued suffering.
Together with a friend, I have come here to see the Imperial authorities, and to place before them the position, with a view to seeking redress. Passive resisters have recognised that they should have nothing to do with pleading with the Government, but the deputation has come at the instance of the weaker members of the community, and it therefore represents their weakness rather than their strength. But in the course of my observation here, I have felt that if a general competition for an essay on the Ethics and Efficacy of Passive Resistance were invited, it would popularise the movement and make people think. A friend has raised a question of morality in connection with the proposed competition. He thinks that such an invitation would be inconsistent with the true spirit of passive resistance, and that it would amount to buying opinion. May I ask you to favour me with your opinion on the subject of morality? And if you consider that there is nothing wrong in inviting contributions, I would ask you also to give me the names of those whom I should specially approach to write upon the subject?
There is one thing more, with reference to which I would trespass upon your time. A copy of your letter addressed to a Hindoo2 on the present unrest in India, has been placed in my hands by a friend. On the face of it, it appears to represent your views. It is the intention of my friend at his own expense, to have 20,000 copies printed and distributed and to have it translated also. We have, however not been able to secure the original, and we do not feel justified in printing it, unless we are sure of the accuracy of the copy and of the fact that it is your letter. I venture to enclose herewith a copy of the copy, and should esteem it a favour if you would kindly let me know whether it is your letter, whether it is an accurate copy and whether you approve of its publication in the above manner. If you will add anything further to the letter, please do so. I would also venture to make a suggestion. In the concluding paragraph you seem to dissuade the reader from a belief in reincarnation. I do not know whether (if it is not impertinent on my part to mention this) you have specially studied the question. Re-incarnation or transmigration is a cherished belief with millions in India, indeed in China also. With many one might almost say it is a matter of experience and no longer a matter of academic acceptance. It explains reasonably the many mysteries of life. With some of the passive resisters who have gone through the gaols of the Transvaal, it has been their solace. My object in writing this is not to convince you of the truth of the doctrine, but to ask you if you will please remove the word «reincarnation» from the other things you have dissuaded your reader from in the letter in question. You have quoted largely from Krishna and given reference to passages3. I should thank you to give me the title of the book from which the quotations have been made.
I have wearied you with this letter. I am aware that those who honour you and endeavour to follow you have no right to trespass upon your time, but that it is rather their duty to refrain from giving you trouble, so far as possible. I have, however, who am an utter stranger to you, taken the liberty of addressing this communication in the interests of truth, and in order to have vour advice on problems, the solution of which you have made your life work.
Перевод:
Беру на себя смелость обратить ваше внимание на то, что делается в Трансваале (Южная Африка) вот уже почти три года.
В этой колонии имеется население британских индусов, почти 13 000 человек. Эти индусы уже многие годы страдали от различных правовых ограничений. Предубеждение против цветных людей, а в некоторых отношениях и против азиатов вообще, очень сильно в этой стране. Поскольку это касается азиатов, оно объясняется соперничеством в торговле. Это предубеждение достигло своей высшей степени три года назад, когда был проведен закон, специально предназначенный для азиатов1, рассчитанный, как думаю я и многие другие, на то, чтобы унизить и лишить человеческого достоинства тех, против которых он применялся. Я сознавал, что подчинение закону такого рода несовместимо с духом истинной религии. Как я, так и некоторые мои друзья еще раньше твердо верили в учение непротивления злу, и таковыми мы остались и теперь. Кроме того, мне выпало счастье изучать ваши писания, произведшие глубокое впечатление на мое мировоззрение. Британские индусы, которым мы объяснили положение вещей, согласились не подчиняться этому закону и предпочесть заключение в тюрьму или другие наказания, которые могут быть по закону наложены за его нарушение. Следствием этого получилось то, что почти половина всего индусского населения, не бывшая в силах выдержать напряжение борьбы и перенести страдания при заключении в тюрьму, предпочла выселиться из Трансвааля, нежели подчиниться унизительному, по ее мнению, закону. Из другой половины почти 2 500 человек, ради следования своей совести, предпочли тюремное заключение — некоторые из них до пяти раз. Тюремное заключение колебалось между четырьмя днями и шестью месяцами, в большинстве случаев с каторжными работами. Многие из индусов были материально совершенно разорены. В настоящее время в трансваальских тюрьмах находится около 100 таких пассивных противленцев. Некоторые из них были и раньше совершенно бедными людьми, зарабатывавшими на свое существование изо дня в день. Поэтому пришлось содержать их жен и детей на общественные пожертвования, собранные преимущественно среди таких же пассивных противленцев. Все это потребовало тяжелого напряжения со стороны британских индусов, но, по моему мнению, они оказались на высоте положения. Борьба еще продолжается, и неизвестно, когда закончится, но она показала, по крайней мере некоторым из нас, что пассивное сопротивление может и должно победить там, где грубое насилие бессильно. Мы также поняли, что борьба затягивалась в зависимости от нашей слабости, порождавшей в умах правительства убеждение, что мы не окажемся в силах выдержать длительные страдания.
Я приехал сюда вместе с одним другом, чтобы повидать некоторых лиц из имперского правительства и изложить им положение дела, с тем, чтобы просить отмены несправедливости. Сами пассивные противленцы заявили, что они не имеют ничего общего с обращением к правительству, но депутация послана по просьбе слабейших членов индусской общины, и потому она представляет, скорее, ее слабость, нежели силу. Но за время моего пребывания здесь мне стало казаться, что если бы устроить всеобщий конкурс на статью по вопросу о нравственности и действенности пассивного сопротивления, то это сделало бы наше движение более известным и заставило бы людей задуматься. Один мой друг поднял вопрос о нравственной допустимости устройства такого конкурса. Он думает, что такое обращение к людскому мнению не согласно с истинным духом пассивного противления и что оно даст нам только купленное мнение. Могу ли я обратиться к вам с просьбой высказаться по этому вопросу с точки зрения нравственности. И если вы сочтете, что нет ничего дурного в желании получить мнения разных лиц, то не назовете ли вы мне имена тех, к которым мне следовало бы обратиться специально с просьбой написать по данному предмету.
Есть еще одно обстоятельство, заставляющее меня отнимать ваше время. Благодаря одному другу, у меня оказалась в руках копия вашего «Письма к индусу»2 о теперешних волнениях в Индии. Повидимому, оно выражает ваши взгляды. Мой друг хочет на свой счет напечатать и распространить 20 000 акземпляров этого письма, а также перевести его. Но мы не смогли достать его оригинала, а потому не считаем себя вправе напечатать его, пока мы не уверены в точности копии письма и что оно действительно ваше. Я осмеливаюсь приложить при сем копию с этой копии и сочту за большое одолжение, если вы сообщите мне, действительно ли это ваше письмо, верна ли копия и одобряете ли вы его распространение таким способом. Если бы вы захотели что-нибудь прибавить к письму, то, пожалуйста, сделайте это. Я решаюсь высказать одно предложение. В заключительном параграфе вы, повидимому, хотите разубедить читателя в учении о перевоплощении. Я не знаю (если это не дерзко с моей стороны), изучали ли вы этот вопрос специально. Вера в перевоплощение, или переселение душ, очень дорога миллионам людей в Индии, а также и в Китае. Можно сказать, что для многих это уже вопрос личного переживания, а не только теоретической допустимости. Она разумно объясняет многие тайны жизни. Она служила утешением многим пассивным противленцам при их тюремных заключениях в Трансваале. Цель моего обращения к вам не в том, чтобы убедить вас в истинности этого учения, но чтобы просить вас, если можно, исключить слово «перевоплощение» из числа тех понятий, в которых вы хотите разубедить читателя вашего письма. Вы широко ссылались на Кришну и приводили выдержки3. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы указали мне название книги, из которой вы брали эти выдержки.
Я утомил вас этим письмом. Я знаю, что те, кто чтит вас и пытается следовать вам, не имеют права отнимать ваше время и, поскольку могут, должны воздерживаться чем-либо затруднять вас. И все же я, абсолютно неизвестный вам человек, осмеливаюсь обратиться к вам с этим письмом, ради истины и с целью услышать ваш совет относительно тех вопросов, решение которых вы сделали задачей вашей жизни.
По поводу этого письма Ганди Толстой записал в своем дневнике под 24 сентября 1909 г.: «Получил приятное письмо от индуса из Трансвааля». В. Г. Черткову в письме от 28 сентября он сообщал «Письмо от трансваальского индуса тронуло меня».
1 Так называемый «черный закон» от 22 августа 1906 г., ограничивавший право проживания и передвижения индусов в Южной Африке и фактически ставивший их в положение рабов.
2 Статья Л. Н. Толстого «Письмо к индусу» (1908), написанная в ответ на обращение к нему индуса Taracuata Dass, редактора журнала «Free Hindustan».
3 В «Письме к индусу» перед каждой главой Толстым были поставлены изречения Кришны в своем переводе, без указания источника. Взяты они были из книги. Baba Premanand Bharati, Shree Krishna. The Sord of Love, New York, 1904.
Сейчас получил ваше в высшей степени интересное и доставившее мне большую радость письмо. Помогай бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Та же борьба мягкого против жесткого, смиренья и любви против гордости и насилия с каждым днем все более и более проявляется и у нас, в особенности в одном из самых резких столкновений закона религиозного с законом мирским — в отказах от военной службы. Отказы становятся все чаще и чаще.
Письмо к индусу писано мною, перевод очень хорош. Заглавие книги о Кришне вам будет выслано из Москвы.
Слово reincarnation мне бы хотелось не выпустить, потому что, по моему мнению, вера в reincarnation никогда не может быть так тверда, как вера в неумираемость души и в справедливость и любовь бога. Впрочем, делайте как хотите.
Переводу на индусский язык моего письма и распространению его могу только радоваться.
Думаю, что competition, т. е. денежное поощрение, в деле религиозном неуместно. Если я могу служить чем вашему изданию, то буду очень рад.
Братски приветствую вас и радуюсь общению с вами.
Письмо это было написано Толстым по-русски. Английский перевод для отсылки Ганди был сделан его дочерью Татьяной Львовной Сухотиной и им подписан. Приводим английский текст:
I have just received your most interesting letter which has given me great pleasure. God helps our dear brothers and coworkers in the Transvaal. That some strugle of the tender against the harsh, of meekness and love against pride and violence, is every year making itself more and more felt here among us also, especially, in one of the very sharpest of the conflicts of the religious law with the wordly laws — in refusals of military service. Such refusals are becoming ever more and more frequent.
The letter of a Hindoo was written by me, and the translation is a very good one. The title of the book about Krishna shall be sent you from Moscow.
As to the word reincarnation, I should not myself like to omit it, for, in my opinion, belief in reincarnation can never be as firm as belief in the soul’s immortality and in God’s justice and love. You may, however, do as you like about omitting it. If I can assist your publication, I shall be very glad.
The translation into, and circulation of my letter in the Hindoo language, can only be a pleasure for me.
A competition i. e. an offer of a monetary inducement, in connection with a religious matter, would, I think, be out of place.
I greet you fraternally, and am glad to have intercourse whith you.
You will recollect my having carried on correspondence with you whilst I was temporarily in London. As a humble follower of yours, I send you herewith a booklet which I have written1. It is my own translation of a Gujarati writing. Curiously enough the original writing has been confiscated by me government of India. I, therefore, hastened the publication. I am most anxious not to worry you, but, if your health permits it and it you can find the time to go through the booklet, needless to say I shall value very highly your criticism of the writing. I am sending also a few copies of your letter to a Hindoo, which you authorised me to publish. It has been translated in one of the Indian languages also.
Перевод:
Вы, вероятно, припомните мою переписку с вами, когда я временно был в Лондоне. Как ваш скромный последователь, посылаю вам при сем книжку, написанную мною1. Это мой собственный перевод с языка гуджарати. Любопытно, что правительство Индии конфисковало книгу на этом языке. Поэтому я поспешил с опубликованием перевода. Мне не хотелось бы беспокоить вас, но, если позволит ваше здоровье и если вы найдете время просмотреть книжечку, излишне говорить, что ваша критика этого сочинения будет для меня в высшей степени ценной. Посылаю вам также несколько копий с вашего письма к индусу, которое вы разрешили мне опубликовать. Оно тоже было переведено на одно из индусских наречий.
Это письмо Ганди произвело на Толстого еще большее впечатление, чем первое, присланное в октябре 1909 г.
В дневнике своем Толстой писал:
19 апреля 1910 г.: «Нынче утром приехали два японца. Дикие люди в умилении восторга перед европейской цивилизацией. Зато от индуса и книга и письмо, выражающие понимание всех недостатков европейской цивилизации, даже всей негодности ее».
20 апреля: «Вечером читал Ганди о цивилизации. Очень хорошо».
21 апреля: «Читал книгу о Ганди2. Очень важная. Надо написать ему».
В. Г. Черткову Толстой сообщал в письме от 22 апреля:
«Сейчас и вчера вечером читал присланную мне с письмом книгу (одну раньше, другую после) одного индусского мыслителя и борца против английского владычества Gandhi, борющегося посредством Passive Resistance. Очень он близкий нам, мне человек. Он читал мои писания, перевел на индусский язык мое письмо индусу, его же книга Indian Home Rule по-индусски была запрещена британским правительством. Он просит моего мнения об его книге. Мне хочется подробно написать ему. Переведете вы мое такое письмо?».
В «Записках» Д. П. Маковицкого находим рассказ о впечатлении, произведенном на Толстого книгами и письмом Ганди: «Ганди, — сказал Толстой, — автор книжки «Indian Home Rule». Он начальник партии, борющейся против Англии. Он сидел в тюрьме. Прежде я получил книгу о нем. Эта книга в высшей степени интересна. Это глубокое осуждение с точки зрения религиозного индуса всей европейской цивилизации. Как он приезжал в Лондон, как он начал есть мясо3, как он учился танцовать и подчинялся цивилизации. Началась война в Южной Африке. Его презрение к отношению белых к цветным людям. Кроме того, он проповедует, что самое действительное противодействие — это пассивное».
1 Gandhi, The Indian Home Rule, Johannesburg, 1901.
2 Dokes Joseph J., M. K. Gandhi. An Indian Patriot in South Africa, London, 1909.
3 Религия джайнов, под влиянием которой выросло учение Ганди, запрещала употребление мяса.
I just received your letter and your book «The Indian Home Rule».
I read your book with great interest because I think the question you treat in it: the passive resistance — is a question of the greatest importance, not only for India but for the whole humanity.
I could not find your former letters, but came across your biography by J. Doss1, which too interested me much and gave me the possibility to know and understand your letter.
I am not quite well at present and therefore abstain from writing to you all what I have to say about your book and all your work, which I appreciate very much, but I will do it as soon, as I will feel better.
April 25 (May 8) 1910. Yasnaia Poliana.
Перевод:
Только-что получил ваше письмо и книгу «Самоуправление Индии».
Я прочел вашу книгу с величайшим интересом, так как я думаю, что вопрос, который вы в ней обсуждаете — пассивное сопротивление, — вопрос величайшей важности не только для Индии, но и для всего человечества.
Я не мог найти ваших предыдущих писем, но мне подвернулась ваша биография, написанная Дж. Досс1, которая меня заинтересовала и сделала ваше письмо доступным и понятным для меня.
В настоящее время я не совсем здоров и потому воздерживаюсь писать вам все, что я хотел бы сказать по поводу вашей книги и всей вашей работы, которую очень ценю, но непременно напишу, когда буду чувствовать себя лучше.
25 апреля (8 мая) 1910 г. Ясная Поляна
1 Толстой ошибся в написании фамилии автора — не Doss, а Dokes.
I am much obliged to you for your encouraging and cordial letter of the 8-th May last. I very much value your general approval of my booklet «Indian Home Rule». And, if you have the time, I shall look forward to your detailed criticism of the work which you have been so good as to promise in your letter.
Mr. Kallenbach has written to you about Tolstoy Farm. Mr. Kallenbach and I have been friends for many years. I may state that he has gone through most of the experiences that you have so graphically described in your work «My Confession». No writings have so deeply touched Mr. Kallenbach as yours, and, as a spur to further effort in living up to the ideals held before the world by you, he has taken the liberty, after consultation with me, of naming his farm after you.
Of his generous action in giving the use of the farm for passive resisters, the numbers of «Indian Opinion» I am sending herewith will give you full information.
I should not have burdened you with these details but for the fact of your tocing a personal interest in the passive resistance struggle that is going on in the Transvaal.
Перевод:
Очень благодарен вам за ваше ободряющее и сердечное письмо от 8 мая с. г. Я весьма ценю ваш общий отзыв о моей брошюре «Indian Home Rule» и буду ожидать, что, когда у вас найдется время, вы выскажетесь о моей работе более подробно, как вы были столь добры обещать мне это сделать в своем письме.
Калленбах пишет вам о «Толстовской ферме». С Калленбахом мы друзья уже многие годы. Могу сказать о нем, что он также прошел через большинство тех испытаний, которые вы так образно описываете в вашей книге «Исповедь». Никакие писания не производили на Калленбаха такого сильного впечатления, как ваши, и, в виде стимула для дальнейшего усилия к достижению тех идеалов, которые вы возвещаете миру, он позволил себе, посоветовавшись со мною, назвать свою ферму в честь вас.
Из прилагаемых номеров «Indian Opinion» вы более подробно узнаете о его благородном поступке передачи фермы непротивленцам.
Я не стал бы вас утруждать всеми этими деталями, если бы вы не проявили личного интереса к движению пассивного сопротивления в Трансваале.
Одновременно с этим письмом Толстой получил письмо от Германа Калленбаха, друга и последователя Ганди, богатого архитектора, основавшего «Толстовскую колонию» в Трансваале, убежище для гонимых английскими властями южноафриканских индусов. Приводим письмо Калленбаха:
Without asking your permission, I have named my Farm «Tolstoy Farm». I have read many of your works, and your teaching have impressed me deeply.
Mr. M. K. Gandhi, the leader of the Indian community in South Africa, I am privileged to call my friend, is living with me. The Farm — in size about 1100 Acres — I have placed at his disposal for the use of Passive Resisters and their families.
Having made use of your name, I thought I owe you this explanation, and may I add, in justification of having used this name, that, it will be my endeavour to live up to the ideas which you have so fearlessly given to the world.
Перевод:
Не испросив вашего разрешения, я назвал свою ферму «Толстовская ферма». Я читал многие ваши сочинения, и ваше учение произвело на меня глубокое впечатление.
М. К. Ганди, глава индусской колонии в Южной Африке, которого я имею честь считать своим другом, живет со мною. Свою ферму, в которой около 1 100 акров, я предоставил ему для нужд непротивленцев с их семьями.
Воспользовавшись вашим именем, считал обязанным вам об этом сообщить и могу прибавить в свое оправдание, что буду прилагать все свои усилия к тому, чтобы жить согласно тем идеям, которые вы столь бесстрашно вносите в мир.
Эти письма Ганди и Калленбаха, а также присланные ими индусские журналы еще более увеличили интерес Толстого к Ганди. В своем дневнике Толстой записал 6 сентября 1910 г.: «Приятное известие из Трансвааля о колонии непротивленцев». Толстой находился в то время в тяжелом душевном состоянии из-за обострившихся отношений с женою и плохо чувствовал себя физически; тем не менее, он ответил Ганди немедленно, в день получения его письма. Д. П. Маковицкий записал 6 сентября: «С 5 до 6 вечера Лев Николаевич диктовал мне письмо к Ганди, руководителю пассивно сопротивляющихся индусов в Иоганнесбурге, в Трансваале».
На следующий день, 7 сентября, Толстой, дополнив и исправив свое письмо, отправил его для перевода В. Г. Черткову. 14 сентября 1910 г. Чертков писал Толстому:
«Прилагаю при сем:
1) Перевод вашего большого письма к Gandhi в Трансваале. Подпишите его и верните мне, так как мне необходимо еще отдать его переписать. А потом я уже сам отправлю его по назначению.
2) Письма мои, написанные за вас к этому самому Gandhi и его другу Kallenbach’у, предоставившему им свою ферму. Эти письма я получил от вас через Душана1 с вашей отметкой на каждом из них: «оч. интересно», но без указания, что с ними делать. Я заключил, что вы желаете, чтобы я ответил. Если одобрите мои ответы, то также верните их мне.
Из письма моего к Gandhi вы увидите, что я хочу напечатать ваше письмо к нему в Англии (в «Open Road» Даниеля2, если вы ничего не имеете против) и что свожу Gandhi с Mrs Mayo, нашей единомышленницей и другом в Англии, которая жаждет принимать участие в нашем общем деле».
17 сентября Толстой отвечал Черткову:
«1) Перевод письма Gandhy прочел. Нехорош не перевод, но слог письма. Но что же делать, если лучше не умел. Перевод сколько я могу судить, передает ясно мысль...
2) То, что вы написали Gandhy и Kallenbach’у такие хорошие письма, очень хорошо, а также и то, что вы отдаете письмо Даниелю и сводите Gandhy с Mrs Mayo».
Письма В. Г. Черткова к Ганди и Калленбаху были следующие:
M. K. Gandhi.
My friend Leo Tolstoy has requested me to acknowledge the receipt of your letter to him of Aug. 15 and to translate into English his letter to you of Sept. 7 (new style 20 Sept) written originaly in Russian.
All you communicate about Mr. Kallenbach has greatly interested Tolstoy, who has also asked me to answer for him Mr. Kallenbach’s letter.
Tolstoy sends you and your coworkers his hearties greetings and warmest wishes for the success of your work, his appreciation of which you will gather from the enclosed translation of his letter to you. I must apologise for my mistakes in English in the translation, but living in the country in Russia I am unable to profit by the assistance of any Englishman for correcting my mistakes.
With Tolstoy’s permission his letter to you will be published in a small periodical printed by some friends of ours in London. A copy of the magazine with the letter shall be forwarded to you, as also some English publications of Tolstoy’s writings issued by «The Free Age Press»3.
As it seems to me most desirable that more should be known in England about your movement I am writing to a great friend of mine and of Tolstoy — Mrs Fyvie Mayo of Glasgow proposing that she should enter into communication with you. She possesses considerable literary talent and is well-known in England as an author. It should be worth your while furnishing her with all your publications which might serve her as material for an article upon your movement which, if published in England, would attract attention to your work and position. Mrs. Mayo will probably write to you herself.
With sincerest good wishes from myself
Kindly transmit to Mr. Kallenbach the enclosed letter.
Перевод:
11 сентября 1910 г.
Мой друг Лев Толстой просил меня подтвердить получение вашего письма от 15 августа и перевести на английский язык его письмо к вам от 7 сентября (20 сентября н. ст.).
Толстого чрезвычайно заинтересовало все, что вы сообщаете о Калленбахе, которому он также поручил мне ответить.
Толстой шлет вам и вашим сотоварищам сердечный привет и горячее пожелание успеха в вашем деле, оценку которого вы найдете в прилагаемом при сем переводе его письма к вам. Прошу вас извинить меня за ошибки в моем переводе, но, живя в России в деревне, я не имею возможности воспользоваться помощью англичанина в исправлении их.
С разрешения Толстого, его письмо к вам будет опубликовано в журнальчике, издаваемом нашими друзьями в Лондоне. Номер этого журнала с напечатанным в нем письмом к вам будет вам послан, а также будут посланы вам и некоторые писания Толстого, изданные фирмой «The Free Age Press»3.
Так как мне кажется, что чрезвычайно желательно, чтобы о вашем движении стало возможно более известно в Англии, то я пишу одному моему большому другу, а также другу Толстого — Mrs Mayo в Глазго, предлагая ей вступить с вами в переписку. Она обладает большими литературными способностями и известна в Англии, как писательница. Вам следовало бы снабдить ее всеми вашими изданиями, которые послужили бы материалом для ее статьи о вашем движении, напечатание которой в Англии привлекло бы внимание к вашей работе и делу. Госпожа Мейо, вероятно, напишет вам сама.
С искренним пожеланием вам всего наилучшего от меня лично уважающий вас
Будьте добры передать господину Калленбаху прилагаемое письмо.
H. Kallenbach.
Leo Tolstoy has requested me to answer your letter to him of Aug. 14. He is most interested in the movement represented by Mr. Gandhi you have associated yourself with in so generous a way. Tolstoy was touched by your kind words relating to him, and wishes to reciprocate most cordially the sympathy you express. He sends you his warmest good wishes for the further success of your efforts.
Перевод:
Лев Толстой просил меня ответить на ваше письмо к нему от 14 августа. Его очень интересует возглавляемое Ганди движение, к которому вы присоединились в столь благородной форме. Толстой был тронут вашими добрыми словами к нему и в свою очередь выражает вам чувство симпатии. Он шлет вам горячее пожелание успеха в ваших начинаниях.
1 Д-р Д. П. Маковицкий.
2 Даниель, английский последователь Толстого, литератор, издатель и редактор ряда толстовских журналов.
3 Английская фирма В. Г. Черткова, выпускавшая в дешевых изданиях сочинения Толстого.
Получил ваш журнал Indian Opinion и был рад узнать все то, что там пишется о непротивляющихся. И захотелось сказать вам те мысли, которые вызвало во мне это чтение.
Чем дольше я живу, и в особенности теперь, когда живо чувствую близость смерти, мне хочется сказать другим то, что я так особенно живо чувствую и что, по моему мнению, имеет огромную важность, а именно о том, что называется непротивлением, но что в сущности есть не что иное, как учение любви, не извращенное ложными толкованиями.
То, что любовь, т. е. стремление к единению душ человеческих и вытекающая из этого стремления деятельность, есть высший и единственный закон жизни человеческой, это в глубине души чувствует и знает каждый человек (как это мы яснее всего видим на детях), знает, пока он не запутан ложными учениями мира. Закон этот был провозглашаем всеми, как индийскими, так и китайскими и еврейскими, греческими, римскими мудрецами мира. Думаю, что он яснее всего был высказан Христом, который даже прямо сказал, что в этом одном весь закон и пророки. Но мало этого, предвидя то извращение, которому подвергается и может подвергнуться этот закон, он прямо указал на ту опасность извращения его, которая свойственна людям, живущим мирскими интересами, а именно ту, чтобы разрешать себе защиту этих интересов силою, т. е., как он сказал, ударами отвечать на удары, силою отнимать назад присвоенные предметы и т. п. и т. п. Он знал, как не может не знать этого каждый разумный человек, что употребление насилия несовместимо с любовью, как основным законом жизни, что как скоро допускается насилие, в каких бы то ни было случаях, признается недостаточность закона любви, и потому отрицается самый закон. Вся христианская, столь блестящая по внешности, цивилизация выросла на этом явном и странном, иногда сознательном, большей частью бессознательном недоразумении и противоречии.
В сущности, как скоро было допущено противление при любви, так уже не было и не могло быть любви, как закона жизни, а не было закона любви, то не было никакого закона, кроме насилия, т. е. власти сильнейшего. Так 19 веков жило христианское человечество. Правда, во все времена люди руководствовались одним насилием в устройстве своей жизни. Разница жизни христианских народов от всех других только в том, что в христианском мире закон любви был выражен так ясно и определенно, как он не был выражен ни в каком другом религиозном учении, и что люди христианского мира торжественно приняли этот закон и вместе с тем разрешили себе насилие и на насилии построили свою жизнь. И потому вся жизнь христианских народов есть сплошное противоречие между тем, что они исповедуют, и тем, на чем строят свою жизнь: противоречие между любовью, признанной законом жизни, и насилием, признаваемым даже необходимостью в разных видах, как власть правителей, суды и войска, признаваемым и восхваляемым. Противоречие это все росло вместе с развитием людей христианского мира и в последнее время дошло до последней степени. Вопрос теперь стоит, очевидно, так: одно из двух: или признать то, что мы не признаем никакого религиозно-нравственного учения и руководимся в устройстве нашей жизни одной властью сильного, или то, что все наши, насилием собираемые, подати, судебные и полицейские учреждения и, главное, войска должны быть уничтожены.
Нынче весной на экзамене закона божия одного из женских институтов Москвы законоучитель, а потом и присутствовавший архиерей спрашивали девиц о заповедях и особенно о шестой1. На правильный ответ о заповеди архиерей обыкновенно задавал еще вопрос: всегда ли во всех случаях запрещается законом божиим убийство, и несчастные, развращаемые своими наставниками девицы должны были отвечать и отвечали, что не всегда, что убийство разрешено на войне и при казнях преступников2. Однако, когда одной из несчастных девиц этих (то, что я рассказываю, не выдумка, а факт, переданный мне очевидцем) на ее ответ был задан тот же обычный вопрос: всегда ли греховно убийство? она, волнуясь и краснея, решительно ответила, что всегда, а на все обычные софизмы архиерея отвечала решительным убеждением, что убийство запрещено всегда и что убийство запрещено и в ветхом завете и запрещено Христом, не только убийство, но и всякое зло против брата. И, несмотря на все свое величие и искусство красноречия, архиерей замолчал, и девушка ушла победительницей.
Да, мы можем толковать в наших газетах об успехах авиации, о сложных дипломатических сношениях, о разных клубах, открытиях, союзах всякого рода, так называемых художественных произведениях и замалчивать то, что сказала эта девица; но замалчивать этого нельзя, потому что это чувствует более или менее смутно, но чувствует всякий человек христианского мира. Социализм, коммунизм, анархизм, Армия спасения3, увеличивающаяся преступность, безработность населения, увеличивающаяся безумная роскошь богатых и нищета бедных, страшно увеличивающееся число самоубийств, все это признаки того внутреннего противоречия, которое должно и не может не быть разрешено. И разумеется, разрешено в смысле признания закона любви и отрицания всякого насилия. И потому ваша деятельность в Трансваале, как нам кажется на конце света, есть дело самое центральное, самое важное из всех дел, какие делаются теперь в мире, и участие в котором неизбежно примут не только народы христианского, но всего мира.
Думаю, что вам приятно будет узнать, что у нас в России тоже деятельность эта быстро развивается в форме отказов от военной службы, которых становится с каждым годом все больше и больше. Как ни ничтожно количество и ваших людей, непротивляющихся, и у нас в России число отказывающихся, и те и другие могут смело сказать, что с ними бог. А бог могущественнее людей.
В признании христианства, хотя бы и в той извращенной форме, в которой оно исповедуется среди христианских народов, и в признании вместе с этим необходимости войск и вооружения для убийства в самых огромных размерах на войнах заключается такое явное, вопиющее противоречие, что оно неизбежно должно рано или поздно, вероятно, очень рано, обнаружиться и уничтожить или признание христианской религии, которая необходима для поддержания власти, или существование войска и всякого поддерживаемого им насилия, которое для власти не менее необходимо. Противоречие это чувствуется всеми правительствами, как вашим британским, так нашим русским, и из естественного чувства самосохранения преследуется этими правительствами более энергично, как это мы видим в России и как это видно из статей вашего журнала, чем всякая другая антиправительственная деятельность. Правительства знают, в чем их главная опасность, и зорко стерегут в этом вопросе уже не только свои интересы, но вопрос быть или не быть.
Сделав перевод этого письма на английский язык, В. Г. Чертков переслал его на утверждение Толстому. Затем Чертков препроводил письмо, вместе с русским подлинником, в Англию А. Д. Зирнису, для пересылки Ганди. А. Д. Зирнис, будучи в то время болен, сделал это лишь 1 ноября. Таким образом, Ганди получил письмо в Трансваале всего за несколько дней до смерти Толстого. Ответить ему он уже не успел. Повидимому, не вполне удовлетворившись переводом, Ганди поручил его сделать заново Полине Падлащук и напечатал в ближайшем номере своего журнала «Indian Opinion» — 26 ноября 1910 г. Через несколько лет, в 1914 г., Ганди вновь воспроизвел письмо Толстого в этом журнале, в так называемом «золотом номере», выпущенном в ознаменование победы южноафриканских индусов в борьбе за свои гражданские права. Там же был помещен портрет Толстого, под которым значится, что великий русский писатель являлся одним из главных вдохновителей этой борьбы, длившейся с 1906 по 1914 г.
1 Шестой пункт закона Моисея — «Не убий».
2 Так толковалась шестая заповедь Моисея в «Катехизисе православной церкви», проходившемся, как обязательный предмет, во всех учебных заведениях царской России.
3 «Армия спасения» — крупная английская религиозно-филантропическая организация, построенная по военному образцу — с «генералами», «полковниками» и пр. Для вербовки последователей практиковала уличные демонстрации, сопровождавшиеся барабанным боем и музыкой.
Изд: Л. Н. Толстой / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М.: Изд-во АН СССР, 1939. — Кн. II. — С. 339-352. — (Лит. наследство; Т. 37/38). — С. 276—287.
Источник текста — ФЭБ. Русская литература и фолклор